Московское восстание
В Москве с начала марта была очень неспокойная обстановка. Приближался день Светлого праздника – Пасхи, на который в город всегда приезжало много верующих из окрестных мест. Под их видом могли проникнуть и ополченцы.
Поляк Н. Мархоцкий, находившийся в это время в Москве, так описал события 17–19 марта 1611 г.
«Потом настало Вербное Воскресенье (17 марта), во время которого мы более всего опасались бунта, ибо в этот день патриарх выезжает святить воду на Москва-реке и на церемонию стекается множество народа… Так что ко вторнику мы приготовились: на башни и ворота Китай-города и Крым-города втащили пушки. А во вторник случилось то, чего не ожидали ни мы, ни москвитяне… На рынке всегда были извозчики, которые летом на возах, а в то время на санках, развозили за деньги любой товар, кому куда надо. Миколаю Коссовскому было поручено втащить пушки на ворота у Львицы (Львиные ворота Китай-города), и он заставил извозчиков помогать. Это и послужило началом бунта. Поднялся шум, на который из Крым-города выскочила немецкая гвардия под предводительством Борковского.
Тут же схватились за оружие и наши люди, вследствие чего только в Китай-городе в тот день погибло шесть или семь тысяч москвитян. В лавках, называемых клетями… тела убитых были навалены друг на друга. Люди бежали к воротам, показывая знаками, что они ни в чем не виноваты…
Страшный беспорядок начался вслед за тем в Белых стенах, где стояли некоторые наши хоругви. Москвитяне сражались с ними так яростно, что те, опешив, вынуждены были отступить в Китай-город и Крым-город. Волнение охватило все многолюдные места, всюду по тревоге звонили в колокола, а мы заперлись в двух крепостях: Крым-городе и Китай-городе. Надо было как можно скорее искать выход. И решили мы применить то, что ранее испробовали в Осипове: выкурить неприятеля огнем…
Удалось нам это не сразу; москвитяне нас не пускали, мы перестреливались, делали вылазки. Наконец, в нескольких местах был разложен огонь. Не иначе, как сам Господь послал ветер, который раздул пламя и понес в противоположную от нас сторону». (Мархоцкий Н. История Московской войны. Указ. изд. С. 88–90.)
Описание Мархоцкого свидетельствует о том, что поводом для восстания стала жестокая расправа поляков над москвичами, поссорившимися с одним из поляков на рынке. Тысячи ни в чем неповинных людей были убиты прямо в своих лавках. После этого интервенты разграбили их товары. Кроме того, они лишили сана патриарха Гермогена и взяли его под стражу. Арестованный боярин A. B. Голицын вообще был убит.
Сторонники ополченцев, которых в столице было немало, не могли остаться в стороне от происходящих насилия и жестокости. Они тут же взяли в руки оружие и стали сражаться с интервентами. На Сретенке князь Д.М. Пожарский, живший неподалеку, устроил баррикаду, установил на ней пушки и метким артиллерийским огнем пресекал все попытки поляков прорваться в Белый город. Тверские ворота вообще удалось закрыть. Около Яузских ворот мужественно сражался отряд И.М. Бутурлина, за Москва-рекой – И.А. Колтовского. В итоге поляки не смогли пробиться ни в Белый город, ни в Заречье.
Тогда по совету М.Г. Салтыкова интервенты решили устроить пожар на той территории, где были сторонники ополченцев. Салтыков первым поджог свой старый двор (сам он жил в Кремле на дворе И.В. Годунова), за ним поляки стали сжигать высокие деревянные башни и церкви, стоявшие в начале улиц.
Н. Мархоцкий так описал, к чему привел московский пожар:
«Так закончился для нас этот день. Ночь мы провели беспокойную, ибо повсюду в церквах и на башнях тревожно били колокола, вокруг полыхали огни, и было так светло, что на земле можно было иголку сыскать. Переночевав, стали думать, что делать дальше. Бояре сказали: «Хоть весь город сожгите, как уже часть его сожгли, – стены вас отсюда не выпустят. Надо всеми силами стараться зажечь заречный город. Вокруг него лишь деревянная стена: сможете и сами выходить, и подкрепления принимать».
Узнав о нашей беде, из Можайска пришел пан Струсь, хоть и не обязан был этого делать. Москвитяне упорно защищали свой заречный город, ибо он был стрелецкой слободой, и там было кому сражаться. Но, наконец, с дольшим трудом и немалыми потерями наши своего добились – город запылал. Огонь катился дальше и дальше – до самой стены, – ее уже никто не пытался спасти. Деревянные стены выгорели дотла, люди уходили из города в окрестные слободы и монастыри. Был оставлен и Белый город: все люди ушли в поле, так что наши, не встретив сопротивления, выжгли его до основания. Этот пожар все разорил, погубил великое множество людей. Великие и неоценимые потери понесла в тот час Москва» (Мархоцкий Н. Указ. соч. С. 90.)
Даже поляки осознали, какой великий урон нанесли столице Русского государства, желая подчинить его своей власти. Русские же люди окончательно поняли, что интервенты – их злейшие враги и что никакие мирные договоренности с ними невозможны.
Монахи Троице-Сергиева монастыря, узнав о московской трагедии, тут же отправили монастырских слуг на помощь ополченцам и стали писать и рассылать грамоты по городам с призывом ко всем православным людям – немедленно начать самую беспощадную борьбу с «кровоядцами проклятыми люторами и латынью». В этих писаниях подробно рассказывалось о злодеяниях интервентов: «Конечное разорение и погибель святым Божиим церквям, осквернение чудотворных образов, многоцелебным мощам поругание, инокам многолетним и инокиням добродетельным обругание и осквернение… От старец даже и до сущих млеко младенец всякого возраста и всяк народ общий христианский и множество безчисленное во градех и в селех христианскиа работныя чади не все ли от них без милости пострадашя и горькими и лютыми смертьми скончашася и в плен разведены бышя?» (Сказание Авраамия Палицына. СПб., 1909. Стб. 302–303.)
С большой печалью была воспринята весть о разорении и сожжении Москвы и в различных городах. Один из провинциальных книжников написал по этому поводу сочинение «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства». В нем он не только рассказал о предшествующих событиях, но и разоблачил коварство польского короля Сигизмунда III: «В та же времена воста на православную христианскую веру нечестивый литовский король, и великую ярость и злобу воздвиже, и приде во область Московскаго государства под град Смоленск, и многие грады и села разори, церкви и монастыри разруши». Обличил он и русских изменников, которые «ради мимошедшия суетныя славы улишиша себе будущаго превечнаго живота и бесконечнаго веселия, и устроиша себе посланниками к злочестивому королю… в слабострастие, лихоимания ради и грабительства, уклонишася и такоже кровь християнскую, яко воду, проливаша». О событиях в Москве в Вербное воскресенье 1611 г. он написал так: «Окаянии поляки и немцы, иже внидоша с ними в царствующий град, нечестивии руци своя на брань, и жестокосердо, яко лви, устремишася, иже преже огнем запалиша многая места святых церквей и домова, и потом воздвигоша меч на православных християн и начаша безмилостивно посекати род христианский и пролияша, аки воду, кровь неповинных, и трупия мертвых землю покрыша. И обагришася многонародною кровию и всеядным огнем вся святыя церкви, и монастыри, и грады, и домы истребиша, устроением же от камения церкви разграбиша и живописанныя иконы Владычни и Богоматери его и святых угодников Его с учрезжденных мест на землю повергоша, и безчисленныя корысти, всяких предрагих вещей, руце своя наполниша. И сокровища царская, многими леты собранная. Их зрети было таковым неудобно, расхитиша. И раку блаженнаго и целебноносного телесе великаго Василия о Христе юродиваго, разсекоша на многи части». (РИБ. Т. 13. Стб. 228–232.)
Разорение Москвы вызвало большое возмущение и у руководителей Первого ополчения. Они решили действовать немедленно. Первым к городу выступил А. Просовецкий с тридцатитысячной конницей. Он занял Симонов монастырь, в котором находились беглецы из Москвы. Попытки поляков выбить ополченцев из монастыря закончились полной неудачей. Более того, когда интервенты стали возвращаться в Москву, Просовецкий ударил им в спину и нанес ощутимый урон.
Вскоре к городу подошли и остальные отряды ополченцев. Общая их численность достигала 100 тысяч. На собрании воевод был разработан план наступления, согласно которому у каждого был свой участок. П.П. Ляпунову было поручено взятие Яузских ворот Белого города. Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий должны были атаковать укрепления со стороны Воронцова поля. Ф. Волконский, И. Волынский и Ф. Козловский должны были захватить Покровские ворота, A.B. Измайлов и А. Просовецкий – Сретенские ворота, В.Ф. Мосальский – Тверские ворота Белого города.
Наступление было назначено на раннее утро 1 апреля. Ополченцы сражались настолько мужественно и стремительно, что очень скоро большая часть Белого города от Яузы до Неглинки оказалась в их руках. Здесь они создали свой лагерь, огородив его телегами с пушками.
Затем на общем собрании всей рати было решено избрать главных начальников и всем дать клятву друг другу в том, чтобы биться за Веру и Отечество до последней капли крови и не изменять общему делу.
Крестоцеловальная запись Первого ополчения
Апрель 1611 г.
«Я, имя рек, целую сей животворящий крест Господень на том, что нам за православную христьянскую веру и за Московское государство стояти и от Московского государства не отступати, королю и королевичу польскому и литовскому крест не целовати, и не служити, и не прямити ни в чем ни которыми делами, и с городами нам за Московское государство на польских и литовских людем стояти за один, и, прося у Бога милости, Московское государство от польских и литовских людей очищати, и Короля, и королевича польского и литовского на Московское и на все государства Российского царствия не хотети, и с королем, и с королевичем, и с королевскими польскими и литовскими людьми и кто против Московского государства с ними станут, и нам против их за Московское государство и за веру государства Российского стояти и битися с ними неослабно, сколько Бог помощи подаст. И с королем, и с королевичем нам, и с польскими, и литовскими людьми, и с русскими, которые королю и королевичу прямят, ни словом, ни какими мерами не ссылатися, и на Московское государство, и на все государства Российского царства, и на православную христианскую веру лиха никакого не умышляти, никоторыми делами, и никоторою хитростию, и меж себя смутных слов никаких не вещати, и скопом, и заговором, и никаким злым умышлением никому, ни на кого не приходити, и никому никого меж себя не грабити и не побивати, и лиха никоторого никого меж себя ни над кем не делать, ни в чем не чинити препятствий, и за православную христианскую веру, и за Московское государство стояти единомышленно безо всякого сумнения, по сему крестному целованью». (СГГД. Т. 2. М., 1819. № 252.)
Всего оказалось, что в Первое ополчение входили служилые люди из следующих городов: Дмитрова, Ростова, Ярославля, Кашина, Мурома, Владимира, Нижнего Новгорода, Пошехонья, Романова, Вологды, Галича, Архангельска, Переславля-Залесского, Костромы, Юрьева-Польского, Калуги, Можайска, Лихвина, Брянска, Мещерска, Воротынска, Волхова, Рязани, Тулы, Коломны, Серпухова. Поддерживали ополченцев жители Казани, Свияжска, Чебоксар, Перми, Вятки, Чердыни, Устюга, Солигалича, Поморья и Сибири.
На «Совете рати» было решено создать временное правительство «Совет всей земли» во главе с тушинскими боярами Д.Т. Трубецким, И.М. Заруцким и думным дворянином П.П. Ляпуновым. При них было образовано несколько приказов: Разрядный (занимался росписями полков и различными служебными назначениями), Поместный (распределял земли московских бояр, сторонников Сигизмунда, между ополченцами), Большой приход (собирал налоги с территорий, подчинявшихся ополченцам), Большой дворец (ведал землями, принадлежащими царям), Разбойный (занимался борьбой с грабежами и разбоями), Земский (решал различные вопросы в городах).
Для урегулирования отношений между ополченцами 30 июня 1611 г. на «Совете всей рати» был принят «Приговор» – своеобразный закон, которому должны были все подчиняться. В нем было четко зафиксировано, что правителями рати были избраны Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов. В их ведении находились земские, ратные дела и судебные дела. В «Приговоре» было отмечено, что все чины могли иметь столько земли, сколько у них было при прежних государях. Кроме того, был зафиксирован следующий порядок раздачи поместий: земли, отнятые без земского приговора, вернуть прежним владельцам; дворцовые и черные волости отписать во Дворец. Но беспоместных и разоренных детей боярских наделить поместьями из числа тех, которые конфискованы у сторонников короля. Не отнимать вотчин и поместий у смоленских послов, у осажденных смолян, у сподвижников Скопина, у вдов и детей погибших дворян. Вернуть все земли, отобранные у церквей и монастырей. Казакам и атаманам, которые служили давно, предлагали либо получить поместье, либо денежное и хлебное жалованье. Им было категорически запрещено грабить и убивать мирных жителей. Корм с городов можно было собирать только по указу правительства. Всех воинских людей, замеченных в разбойных действиях, следовало разыскивать и сурово наказывать, вплоть до смертной казни. Крестьян и беглых людей необходимо было разыскивать и возвращать прежним помещикам. В заключение в «Приговоре» писалось, что если члены правительства будут «плохо радеть об общем деле», то их можно переизбрать на «Совете всей рати».
Таким образом, из текста «Приговора» можно сделать вывод о том, что руководители ополчения хотели восстановить прежний порядок наделения служилых людей землей и оградить мирных жителей от незаконных поборов.
Однако, занимаясь формированием временного правительства, перераспределением земель, сбором налогов, ополченцы как бы забыли о своей главной задаче – очищении страны от польско-литовских интервентов. К тому же материальные вопросы вскоре стали вызывать ожесточенные споры среди руководителей рати. И. Заруцкий и казаки требовали для себя все больше и больше земель, денег, кормов. Считая недостаточным то, что им выделялось, они занимались грабежами и разбоем. Атаманы и казаки полагали, что с оружием в руках они могут добыть для себя все что угодно. П.П. Ляпунов с городовыми воеводами пытались ограничить казачье самоуправство и своеволие. Они даже постановили, что разбойничающих воинских людей будут наказывать на месте преступления.