История России. Смутное время

1. Не был прирожденным государем, а был чародеем, вором и еретиком Гришкой Отрепьевым из рода галичских бояр. Это подтвердили его мать и родственники, которых около 60 человек. Когда Гришка воцарился, то всех своих близких заточил в темницу. Сам нашел и подкупил одного плута, который стал выдавать себя за Григория Отрепьева. После убийства самозванца этот монах повинился и во всем признался.

2. Самозванец был чародеем и водился с дьяволом. Это подтвердил его учитель поляк, а также на это указывает сооруженный им «Ад» – потешная крепостица.

3. Он был еретиком, поскольку не чтил церковных праздников, не ходил в церковь и не соблюдал постов.

4. Переписывался с Римским Папой, собирался строить католические школы и очистить церкви от греческих икон и алтарей, чтобы потом оснастить их католической утварью.

5. Собирался отдать Мнишекам Псков, Новгород, Смоленск и Сибирь, а русских бояр перебить.

6. Любил поляков и позволял им издеваться над русскими людьми.

7. Растратил всю царскую казну и не заботился о ее пополнении. Сделал для себя трон, какого не было у прежних государей, требовал, чтобы перед ним носили скипетр, державу, корону и большой меч, чего раньше не было; своим телохранителям платил слишком большое жалованье.

8. Был слишком похотлив и легкомыслинен. Растлевал монахинь, впал в содомский грех. Свадьбу устроил в праздник Святого Николая, что по православному обычаю нельзя было делать. Занимал деньги у монастырей и никогда не отдавал. Наказывал духовных лиц кнутом. Поставил патриарха по своему усмотрению, не спрося мнение Освященного собора. Отправил в опалу прежнего праведного патриарха Иова.

9. Собирался принять в Москве человека, который выдавал себя за сына царя Федора Ивановича Петра, которого никогда не бывало на свете. На самом деле этот Петр был главой казаков, грабивших купеческие суда на Волге.

10. Позволял полякам притеснять русских людей, оскорблять их жен и матерей, грабить лавки купцов и устраивать кровавые драки с применением холодного оружия. (Масса И. Краткое известие о Московии. С. 124–126.)

Естественно, что москвичи все выслушали с большим вниманием. Они были за нового царя, поскольку сами участвовали в его избрании. Но в других городах, Путивле, Ельце, Кромах и Рыльске, посланцев В.И. Шуйского убили, а привезенные ими грамоты сожгли. Жители верили, что «царь Дмитрий» жив, и продолжали сохранять верность данной ему присяге.

В это время по указанию Шуйского было написано еще одно произведение, названное «Повесть како отмсти», которое должно было обосновать его права на престол. В нем прямо писалось, что Иван Грозный перед смертью назначил И.П. Шуйского главным воспитателем двух своих сыновей, Федора и Дмитрия, «дабы их государей наших воспитали со всяцем тщанием и их царского здравия остерегали». Однако если двухлетнему Дмитрию действительно требовался воспитатель, то двадцатисемилетнему женатому Федору он, конечно, был абсолютно не нужен.

Автор «Повести», несомненно, понимал, что близкие к царскому двору люди сразу бы разоблачили его ложь, поэтому его произведение, видимо, предназначалось для простых людей.

В «Повести» нет явного нагнетания обвинений в адрес Б.Ф. Годунова. Он не обвинен в высылке Дмитрия в Углич и в репрессиях в адрес Нагих, как в «Сказании о Гришке». Но конфликт Годунова с Шуйскими описан более обстоятельно. Борис якобы оболгал князей в глазах царя Федора и добился их высылки из столицы. В итоге, по версии автора «Повести», Шуйские стали невинными страдальцами от происков злодея Бориса, но простые люди всегда были за них. (Можно вспомнить, что на самом деле Шуйские были наказаны царем Федором за выступление против царицы Ирины.)

Новым моментом в «Повести» является то, что Б.Ф. Годунов обвинен в ней не только в убийстве царевича Дмитрия, но и в смерти царя Федора. Это должно было убедить читателей в том, что приход Бориса к власти был совершенно незаконным. Иначе, чем в «Сказании», в ней объяснены причины появления самозванца: «Бог попусти на него (Бориса) такого же врага и законопреступника… сынишка боярского Юшку Яковлева сына Отрепьева». Получалось, что Лжедмитрий был послан Богом для наказания Годунова за все преступления. Поэтому-то жители городов сдавались ему без боя.

В «Повести» достаточно подробно описана история превращения Григория Отрепьева в царевича Дмитрия. Некоторые ее детали не совпадают с теми, что сообщены в «Сказании о Гришке». Так, отличаются имена его спутников, нет данных о преследовании его за еретичество – монахи спокойно, без всяких препятствий выехали из Москвы в сторону Литвы и т. д. В «Повести», как и в «Сказании», нет никаких легенд о том, при каких обстоятельствах Гришка назвался Дмитрием. Указано лишь, что большую помощь ему оказали Римский Папа, польский король и запорожские и донские казаки. Нет в этом произведении и описания битв царских войск с самозванцем, лишь подчеркнуто, что большую роль в его успехе сыграли «прелестные грамоты», убедившие русских людей в его истинности.

Версия «Повести» о том, что Лжедмитрий был орудием мщения Б.Ф. Годунову за всевозможные преступления, полностью оправдывала тех, кто предал царевича Федора, кто посадил самозванца на престол и служил ему. Ведь Божией воле противиться невозможно.

Вторая задача этого произведения состояла в том, чтобы доказать обоснованность восшествия на царский престол В.И. Шуйского. Поэтому он представлен не только «первострадальцем», но и «Божьим избранником», которому была открыта истина о самозванце. В итоге свержение лжецаря также произошло по воле Бога, не допустившего гибели своих чад от «злохитренных поганцев», под которыми подразумевались поляки.

В «Повести» нет описания действий заговорщиков и лишь отмечено о самозванце: «О люте! Яко родихся, святым крещением просветихся и нарекохся быти сын дневи, а ныне изволихся сам быти сын погибели!»

В «Повести» неоднократно подчеркивалось, что воцарение В.И. Шуйского произошло по «Божьему промыслу и всех святых пособствием». Поэтому он был избран по воле всех православных христиан, «всею русскою областию», хотя на самом деле это не соответствовало действительности. Он якобы был «благородных царских кровей», хотя никакого родства с прежней царской династией у него не было. Заканчивалось это произведение похвалой царю Василию, «истинному заступнику и пастырю словесным овцам своим». Автор уверен, что впереди всеобщий мир и благоденствие: «Благодать же и мир да будут со духом вашим, братие, ныне и присно и во веки веков». (Буганов В.И., Корецкий В.И., Станславский А.Л. «Повесть како отмсти» – памятник публицистики Смутного времени // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. С. 241–254.)

Обилие грамот и всевозможных писаний, созданных в канцелярии В.И. Шуйского в конце мая, просто поражает. Удивляет и различие в интерпритации событий, касающихся убийства самозванца. В одних грамотах писалось, что предводителем восставших москвичей был князь В.И. Шуйский, скачущий впереди всех на боевом коне. В других главными разоблачителями Лжедмитрия назывались царица Марфа Нагая с братьями. Они якобы обратились к москвичам, молящимся в Успенском соборе, со словами о том, что на престоле не настоящий царевич Дмитрий, а Гришка Отрепьев. В-третьих, Шуйский назывался Божьим избранником, которому открылась истина о царе чародее и еретике, ее он открыл своим сторонникам, и те убили растлителя православной веры.

Все это вызывало большое недоумение у жителей отдаленных городов и заставляло задуматься о том, что в столице происходят странные события. Известный историк XIX в. С.М. Соловьев так писал о настроениях в русском обществе после свержения самозванца: «Их (грамот) содержание было настолько темным, что у многих могли возникнуть вопросы: как погиб самозванец? Кем и как был избран новый царь? Странность и темнота извещаемого необходимо порождала недоумения, сомнения, недоверчивость, тем более что новый царь сел на престол тайком от земли, с нарушением формы уже освященной, уже сделавшейся стариной. У многих возникал вопрос: если чародей прельстил москвичей омрачением бесовским, то не омрачены ли они теперь Шуйским?» (Соловьев С.М. Сочинения. Книга IV. С. 449.)

Современники сомневались не только в правах Шуйского на престол, но и в его способностях править государством. Один из них так описал его: «Царь же Василей возрастом мал, образом же нелепым, очи подслепы имея; книжному поучению доволен и в разсужении умазело смыслен; скуп велми и неподатлив; ко единым же к тем тщание имея, которое во уши ему ложное на люди шептаху, он же сих веселым лицеем восприимаше и в сладость их послушати желаше; и к волхованию прилежаше, а о воех своих не радяше». (РИБ. Т. 13. Стб. 622.)

Нелестное мнение о В.И. Шуйском было и у многих известных историков. Н.М. Карамзин писал: «Василий, льстивый царедворец Иоаннов, сперва явный неприятель, а после бесовский угодник и все еще тайный зложелатель Борисов… Возведен на трон более сонмом клевретов, нежели отечеством единодушным, вследствие измен, злодейств, буйности и разврата… Мог быть только вторым Годуновым: лицемером, а не героем добродетели… Без сомнения, уступая Борису в великих дарованиях государственных, Шуйский славился, однако ж, разумом мужа думного и сведениями книжными, столь удивительными для тогдашних суеверов, что его считали волхвом; с наружностию невыгодною (будучи роста малого, толст, несановит и лицом смугл; имел взор суровый, глаза красноватые и подслеповатые, рот широкий), даже с качествами вообще нелюбезными, с холодным сердцем и чрезмерною скупостию». (Карамзин Н.М. История государства Российского. T. X–XII. М., 1998. С. 329–330.)

В.О. Ключевский рисовал схожий образ: «После царя-самозванца на престол вступил князь В.И. Шуйский, царь-заговорщик. Это был пожилой 54-летний боярин, небольшого роста, невзрачный подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и заинтриговавшийся, прошедший огонь и воду, видевший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивающийся колдунов». (Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 3. М., 1937. С. 36.)

Вот такой человек был венчан на царство 1 июня 1606 г. Из сохранившегося текста Чина известно, что церемонию проводил новгородский митрополит Исидор, хотя это полагалось делать патриарху. Помощниками Исидора были ростовский митрополит Филарет (постриженный в монахи двоюродный брат царя Федора Ивановича Ф.Н. Романов) и крутицкий митрополит Пафнутий. В положенной по Чину речи Исидора права Шуйского на престол объяснялись происхождением не от Рюрика, а от Владимира Святого. Сам царь назывался «Богом возлюбленным, Богом избранным, Богом почтенным и Богом нареченным государем». В глазах верующих это должно было служить главным доказательством обоснованности возведения Василия Ивановича на трон. Правда, все эти эпитеты были заимствованы из текста Чина венчания на царство Б.Ф. Годунова, которого сам Шуйский называл незаконным.

Чувствуя непрочность своего положения, новый царь отправил в Углич правительственную комиссию, которой поручалось доставить в Москву останки настоящего царевича Дмитрия. В состав ее вошли особо доверенные лица: митрополит Филарет, которого прочили в новые патриархи, боярин И.М. Воротынский и окольничий П.Н. Шереметев. Они обнаружили гробницу царевича в Спасо-Преображенском соборе, там же, где ее установили в 1591 г. При вскрытии оказалось, что часть тела усопшего, одежда и даже сапожки хорошо сохранились. Там же почему-то были и орешки, которыми, по новой версии смерти царевича, он забавлялся перед гибелью. Все это, по мнению православного духовенства, являлось доказательством святости Дмитрия.

Отрывок из грамоты царю Василию Ивановичу

от ростовского митрополита Филарета

От 28 мая 1606 г. из Углича

«И мая в 28-й день писали к нам с Углеча богомолцы наши, ростовской митрополит и Азстороханский епископ и архимариты и бояре наши, что они мощи благовернаго царевича Дмитрия Ивановича всеа России подняли и осматривали, и в ту де пору от гроба весь храм наполнися благоухания; и мощи благовернаго царевича князя Дмитрия Ивановича всеа России целы и ничим не рушимы, а в иных местех часть земли отдана, а на лицы плоть, и на главе власы целы чермны, и на костях плоть цела; а ожерельцо низано жемчюжное с пуговицы все цело, и в левой руке шириночка тафтяная, шита золотом и серебром цела же; и саван на нем весь цел; а покрыт кафтанцом камчатым, на хребтах белиих, нашивка сребрена з золотом; а сапожки на нем целы же, толко подошвы у госков отстали; да на царевичевых же мощех положено орешков с пригорщи, а сказывают: как он тешился, и в тое пору орешки кушал, и как его убили, и те орехи кровию его обагрилися, и для того те орехи на нем в гроб положили; и те орехи на царевиневых мощех целы же; да которые люди одержими были различными болезньми, и исцелели от царевичева Дмитриева гроба в прошлых годех и в нынешнем 114-м году». (РИБ. Т. 13. Стб. 83–84.)

Днем 3 июня вся Москва встречала гроб с мощами царевича Дмитрия. Он был установлен на красивой повозке, которую везли несколько лошадей. Недалеко от городской стены она остановилась, и к ней подошли царь Василий Шуйский, Марфа Нагая с представителями духовенства и боярами. Марфа и Василий, посмотрев на мощи, тут же воскликнули: «Мы видим истинного юного Дмитрия, убиенного в Угличе. Целы даже орешки, которыми он играл перед гибелью».

Естественно, что сведущие люди усомнились в правдивости слов Шуйского и Нагой. Ведь в Угличском следственном деле было четко зафиксировано, что царевич играл «в ножички». Но эта игра не подходила к новой версии гибели Дмитрия. Согласно ей, подосланные Б.Ф. Годуновым наемные убийцы Данила Битяговский и Никита Качалов зарезали мальчика во время игры в орешки. Члены правительственной комиссии, видимо, специально положили их в гроб царевича, предварительно замочив их в крови какого-нибудь животного. (В этой связи можно вспомнить о ножах, которые по указанию Нагих были вымазаны в крови куриц и положены на тела М. Битяговского и его родственников.)

Для того чтобы новая версия гибели царевича стала общепринятой, было написано «Житие царевича Дмитрия». Первый его вариант в редакции Тулупова достаточно краток. В нем рассказано о том, что после смерти отца Ивана Грозного Дмитрий из-за происков Б.Ф. Годунова был отправлен в Углич. Потом тот же Годунов стал подсылать к нему убийц. Первая попытка отравить его ядом провалилась, поскольку сам Бог спас царевича. Но потом наемникам Д. Битяговскому и Н. Качалову удалось зарезать ребенка. Его тело, обагренное кровью, было похоронено в местном Преображенском соборе. Заключается житие фразой о том, что ныне мощи «преславно проявились», став «неоскудным источником чудес». (РИБ. Т. 13. Стб. 879–884.)

Раку с мощами царевича Дмитрия установили в Архангельском соборе. Там же Марфа Нагая стала публично каяться перед всеми присутствующими в том, «терпела вору росстриге, явному злому еретику и чернокнижцу, не объявила его долго, и много кровь христианская от того богоотступника лилася, и разорение християнской вере хотело учинитися; а деялося то от бедности: потому как убили сына ея царевича Дмитрея по Борисову велению Годунова, а ее после того держали в великой нужи, и род ея весь по далним городом розослан был, и в конечной нужи жили; и она по грехом обрадовася, от великие нестерпимые нужи вскоре не известила». (РИБ. Т. 13. Стб. 85–86.)

Царь Василий с боярами великодушно простили Марфу Нагую, поскольку она еще была им нужна для разоблачения нового самозванца.

Вскоре выяснилось, что верующим разрешалось подходить к гробнице Дмитрия только с разрешения священника. Поэтому стали распространяться слухи о том, что исцеление болящих от прикосновения к мощам нового святого было заранее подготовлено. Хромые, слепые и больные на самом деле были здоровыми людьми, которым хорошо заплатили. Иностранцы были уверены в том, что останки царевича не могли хорошо сохраниться в течение 15 лет, что вместо них из Углича было привезено тело недавно скончавшегося мальчика.

Словом, акция с открытием мощей царевича Дмитрия и провозглашением его новым святым мучеником не слишком помогла В.И. Шуйскому в разоблачении авантюры Лжедмитрия.

Позднее появились новые варианты «Жития царевича Дмитрия». В них уже не было обвинения Б.Ф. Годунова в различных преступлениях. Появление Лжедмитрия объяснялось тем, что Бог сделал его орудием наказания за многочисленные грехи и неправды не одного Бориса, а всех русских людей. При этом подчеркивалось, что «праведный гнев не на веки». Отправив Лжедмитрия прямо в ад, Спаситель послал «истинного наставника православной вере, христолюбивого, благочестивого и благоверного царя Василия Ивановича». Доказательством прощения за грехи, по утверждению автора, стало явление чудотворных мощей нового святого царевича Дмитрия. Они наглядно свидетельствовали о том, что все самозваные царевичи – лжецы и обманщики.

Новая интерпретация событий, видимо, была связана с тем, что с приходом к власти В.И. Шуйского бедствия в стране не прекратились. Уже в августе 1606 г. стало ясно, что северские города подняли восстание и готовы вновь служить «царю Дмитрию», по слухам находящемуся в Самборе. На самом деле там поселился бежавший из Москвы сторонник Лжедмитрия Михалка Молчанов. Но за прежнего самозванца он выдавал себя только перед теми людьми, кто не встречался с Григорием Отрепьевым.

В.И. Шуйскому было ясно, что ему требуется надежный помощник в лице нового патриарха, который во главе духовенства будет разоблачать новых крамольников и смутьянов, стремящихся реанимировать Лжедмитрия.

Считается, что сначала царь Василий хотел сделать новым патриархом ростовского митрополита Филарета, который в миру был двоюродным братом царя Федора Ивановича Федором Никитичем Романовым. Именно у него как у кровного родственника царя Федора было больше всего прав занять после него престол. Но Б.Ф. Годунов с родственниками не позволили ему это сделать.

В.И. Шуйский в этом отношении также проигрывал Филарету, поэтому его выбор пал на казанского митрополита Гермогена, не имевшего родственных связей со знатью. Он был хорошо известен всем, поскольку публично выступил с порицанием желания Лжедмитрия жениться на иноверке Марине Мнишек.