Джон Леннон

Вскоре после того как 9 октября 1967 года Джон Леннон отметил свое двадцатисемилетие, он совершил один из свойственных ему импульсивных, противоречивых поступков — пригласил в Кенвуд своего отца. Учитывая все, что он рассказывал о «подлом Альфе», это было тем более удивительным, что всем была известна история, которая произошла после того, как они вновь встретились в апреле 1964 года. После семнадцатилетнего отсутствия Фредди Леннон вновь возник из небытия, побуждаемый братом Чарльзом и коллегами по работе опровергнуть потоки лжи, распространяемые по его поводу в прессе. Встреча, которую организовали два журналиста из «Дэйли скетч», состоялась в гримерной театра Скала, где «Битлз» снимали «A Hard Day's Night».

Джон испытал необычное впечатление, когда увидел человека, чье лицо наглядно демонстрировало ему, что может стать с его собственным лицом через тридцать лет, если от него отвернется удача. И хотя Фредди удалось сохранить некоторую вальяжность, он потерял почти все зубы и стал похож на бродягу. Тем не менее во всем остальном он удивительно походил на Леннона: длинный прямой нос, маленькие миндалевидные глаза, густые брови, узкий, тонко очерченный рот, квадратный подбородок и то же выражение лица. А когда Фредди открыл рот и заговорил, все услышали голос Джона, слегка окрашенный напевным ливерпульским выговором.

Что же касается Фредди, то он увидел в Джоне Джулию. "Он напомнил мне свою мать, — рассказывал Фредди. — Ее лицо принимало такое же замкнутое выражение, когда она на кого-то сердилась... Я протянул ему руку, но Джон лишь что-то проворчал и с подозрением спросил: «Чего тебе?» Видя его враждебность, я ответил, что мне ничего не надо, но он настаивал: «Раньше тебе не было до меня никакого дела, зачем же ты заявился сейчас?» Наверное, он решил, что я пришел просить у него денег, и тогда я спросил: «А разве недостаточно просто быть твоим отцом?»

Вскоре отец и сын разговорились. Фредди не утратил прежней joie de vivre[138] и принялся с юмором рассказывать о своей жизни, время от времени перемежая речь двусмысленными шуточками. Однако Леннону пора было уезжать на Би-би-си. На следующий день он с большим воодушевлением рассказал о Фредди Питу Шоттону. «Я рад, что встретился с ним! — заявил Джон. — Он очень забавный. Такой же чокнутый, как и я!»

Яблоко от яблони. Эта идея, поселившаяся в голове у Джона, стала положительным полюсом далеко не однозначного отношения к вновь обретенному отцу. И тем не менее отрицательный полюс оказался сильнее. Вероятно, именно поэтому он не стремился вновь увидеться с отцом после той первой встречи. Время от времени Джон посылал ему немного денег. Но главное, его чувства продолжали пребывать в сильном беспорядке, поскольку даже в письмах он не знал, как обратиться к отцу, и поэтому начинал их так: «Дорогой Альф, Фред, папа, отче, отец, кто бы ты ни был».

Год спустя Фредди, который работал теперь в гостинице недалеко от Эшера и зарабатывал 10 фунтов в неделю плюс бесплатное проживание и питание, заявил одному из журналистов: «На жизнь я не жалуюсь. Просто хотелось бы, чтобы со мной считались... Я очень хотел бы познакомиться с невесткой и малышом. Было бы неплохо еще раз увидеться с Джоном и объяснить ему кое-что». Этот призыв вызвал бурную реакцию Джона, который решил, что отец «шантажирует» его при помощи прессы.

В это же самое время некий энергичный агент компании «Гордон Миллз Организейшн» (которая была менеджером Тома Джонса, Энгельберта Хампердинка и многих других артистов) по имени Тони Картрайт убедил Фредди Леннона подписать с ними контракт и выпустить пластинку. Записав на диск приукрашенную историю, озаглавленную «Это моя жизнь», Фредди осуществил свою давнюю мечту, на которую Джон отреагировал с присущей ему двойственностью. Втайне заслушиваясь этим рассказом у себя дома в Кенвуде, он одновременно строил вместе с Брайеном планы, нацеленные на то, чтобы навсегда убрать с английского и американского рынков «неуместное» использование имени Леннон.

Такое поведение оскорбило Фредди Леннона, чей темперамент и острый язык были отнюдь не слабее, чем у сына. Как-то февральским днем 1966 года Джон открыл дверь своего дома и буквально столкнулся с отцом, которого на этот раз сопровождал Тони Картрайт. Джон, который терпеть не мог агента из «Гордон Миллз», захлопнул дверь у них перед носом, а через несколько недель сурово обрушился на отца в очередном интервью. Тогда в дело вмешался младший брат Фредди, Чарльз. Он написал Джону длинное письмо, в котором потребовал перестать слепо доверять вранью Мими и выслушать правду о своем детстве. Он рассказал ему все: историю неверности Джулии, незаконнорожденной сестры, трагедии, разыгравшейся в Блэкпуле. Джон не ответил, но в глубдне души он понимал, что это правда.

В октябре 1967 года, когда Фредди вновь переступил порог дома в Кенвуде, его сопровождал Лес Энтони, а Джон принял старика с распростертыми объятиями. Несколько удивленный столь резкой переменой, Фредди постарался не упустить возможность и предложил Джону пригласить дядю Чарльза, у которого близился день рождения. В мгновение ока этот давно забытый родственник был доставлен пред светлые очи Джона, который приветствовал его возгласом: «С днем рождения, дядя Чарли!» И прежде чем пораженный Чарльз смог вымолвить хоть слово, Джон продолжил: «А правда, клллассный у меня старикан?» При виде подобного проявления сыновней любви Чарльз совсем лишился дара речи. «Ты что, не слышал, что я сказал?» — спросил Джон. «Я столько лет ждал этого, Джон», — ответил Чарльз, обретя, наконец, способность говорить.

Пока мужчины разминались пивком, женщины трудились на кухне. Фредди приехал вместе со своей подружкой Полин Джонс, девятнадцатилетней студенткой университета, которая устроилась подработать на каникулах в «Тоби Джаг», где и познакомилась с этим симпатичным работником кухни, который сразу завоевал ее сердце. Полин явно нуждалась в мужчине, способном заменить ей недавно умершего отца, но помимо этого Фредди оказался самым веселым и обаятельным из всех, с кем она до этого встречалась. Полин, симпатичная и очень умная девушка, заняла в жизни Фредди то место, которое когда-то принадлежало Джулии. Можно себе представить, какое впечатление это произвело на Джона Леннона! Нет сомнений в том, что ему потребовалось сверхусилие, чтобы не вылететь за дверь и не скатиться к подножию холма, где жил Ринго, с воплем: «Мой папан спит с битловской фанаткой!» Синтия же поняла, что эта девушка поможет ей решить одну проблему.

В свете недавно начавшихся отношений между Джоном и Йоко Оно они с Синтией пришли к некоему молчаливому соглашению, в соответствии с которым каждый имел право идти своим путем. Синтия взяла привычку проводить вечера в Лондоне, куда переехала ее мать. И поскольку ей нередко приходилось возвращаться поздно, ей нужна была няня, которая согласилась бы постоянно жить у нее. Поэтому она предложила Полин переехать в Кенвуд, чтобы присматривать за Джулианом и выполнять обязанности секретаря.

Когда в конце октября 1967 года Полин Джонс окончательно перебралась к Синтии, она сразу окунулась в мрачную атмосферу, царившую в доме. Среди знакомых распространился слух, что Синтию частенько видят с парикмахером, чей салон находился неподалеку от дома, где жила ее мать. Майлз утверждает, что среди битловских жен прошло некоторое волнение и что они все единодушно встали на защиту Синтии. Когда сплетни докатились до Джона, он подпрыгнул до потолка и стал угрожать разводом. Тогда в дело вмешался Брайен Эпстайн, которому удалось успокоить Джона и спустить дело на тормозах.

Полин, которая совсем иначе представляла себе семейную жизнь, была удивлена тем, что почти все время оставалась одна. Фредди провел в этом доме три долгих недели, в течение которых ему едва удавалось повидаться с Джоном, постоянно занятым работой над «Magical Mystery Tour» и над выставкой Йоко, после чего перебрался в Кью, где Джон снял для него небольшую квартиру. Кроме того, он положил ему за счет «Битлз» содержание из расчета двенадцать фунтов в неделю, что соответствовало его последней зарплате в отеле. Что же касалось самих Джона и Синтии, то они редко бывали дома и вели себя, как привидения. «Как только Джон появлялся, он тут же уходил в себя, — вспоминает Полин. — Он пребывал в постоянном напряжении и был не способен общаться с кем бы то ни было. Он просыпался в десять, молча съедал завтрак, приготовленный кухаркой, садился в свой „ролле“ и уезжал в Лондон, откуда возвращался только поздно вечером. Было очевидно, что Синтия страдала от такого отношения, но вскоре у нее появилась собственная жизнь... Она стала возвращаться даже позднее Джона и, чтобы не беспокоить его, укладывалась спать в комнате для гостей. Когда же она возвращалась раньше, Джон приезжал очень поздно и ночевал в соседней комнате. Они почти никогда не делили супружеское ложе».

После Рождества Полин решила уехать из Кенвуда, так как ей было трудно справляться с избалованным Джулианом, а кроме того, она начала ощущать на себе влияние таинственных вибраций, которыми был насыщен этот дом. Она перебралась к Фредди в Кью, где и находилась в тот момент, когда произошел очередной инцидент, внесший новый разлад в семейство Леннонов.

В тот вечер Фредди и Полин отправились в один из ночных клубов, популярных у лондонских рок-музыкантов. Когда Фредди, успевший изрядно набраться, увидел Синтию в обществе мужчины, на него нахлынули болезненные воспоминания о неверности Джулии. Приблизившись к Синтии, старый морской волк прилюдно выдал ей все, что о ней думал. Вершиной красноречия стало заявление о том, что если она столь легка на раздачу своих милостей, то не мешало бы ей уделить хотя бы часть и ему! Синтия пришла в ужас. После этого случая она никогда больше ни словом не обмолвилась с Фредди Ленноном.

На следующее утро Джон, которому рассказали об этом скандале, остановился по дороге на работу у дома своего отца. Опасаясь худшего, Фредди отказался ему открыть. Джон бушевал в коридоре перед запертой дверью, крича, что подобные выходки наносят вред его репутации. В конце концов он прокричал в бессилии: «Заткни свою поганую пасть, если не хочешь, чтобы опять пролилась кровь!»

Джон успокоился довольно быстро и даже оплатил судебные издержки Полин, которая затеяла тяжбу со своей матерью; он также взял на себя расходы по трехнедельному пребыванию Фредди и Полин в Эдинбурге, которое было необходимо для того, чтобы сочетаться браком вопреки запрету английского суда. А когда у счастливого семейства появился ребенок, Дэвид Генри Леннон, родившийся 26 февраля 1969 года, Джон купил им маленький домик в Брайтоне за шесть с половиной тысяч фунтов. Но в течение последующих трех лет он ни разу не встретился со своим отцом.