Тайна смерти Ленина

В вопросе о болезни и смерти В. И. Ленина много таинственного. Считается, что к ускорению смерти Ленина мог иметь отношение И. В. Сталин – чуть ли не единственный советский руководитель, не заинтересованный в выздоровлении председателя СНК. В настоящей статье делается попытка показать, что Ленин был смещен с поста председателя СНК уже в середине 1922г., что происшедшее было равносильно государственному перевороту, что заговор, в результате которого Ленин оказался изолированным вплоть до самой своей смерти, носил широкий характер, а руководителями этого заговора были, скорее всего, Ф. Э. Дзержинский и Сталин.

Сталин и Ленин

Эта версия, на первый взгляд маловероятная, согласуется, однако, с историей антиленинских выступлений в большевистском руководстве, по крайней мере, с 1917 года. Внутри ЦК большевистской партии Ленин постоянно сталкивался с оппозицией. Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев публично высказались против организованного Лениным и Л. Д. Троцким переворота (и именно потому, что представляли мнение широких партийных кругов, не были покараны, хотя в советских учебниках выступление Каменева и Зиновьева именовалось предательством).

По вопросу о формировании коалиционного “однородного социалистического правительства” от народных социалистов до большевиков в начале ноября 1917г. года Ленин с Троцким также оказались в одиночестве. Такое правительство предполагалось сформировать без Ленина и Троцкого, как организаторов незаконного переворота. Известно об оппозиции Ленину в вопросе о Брестском мире, революции в Германии и мировой революции. Ленин сумел обойти своих политических противников. Тем не менее Брестский мир привел к падению авторитета Ленина в партийном и советском активе; после марта 1918г. антиленинские заговоры в партии стали повседневностью, Ленин постепенно терял власть, уступая ее фактическому генсеку Я. М. Свердлову. Весной 1918 г. обсуждался план ареста Ленина и создания нового большевистско-левоэсеровского правительства во главе с Пятаковым.

6 июля с целью срыва Брестского мира был убит германский посол Мирбах. К этому покушению имели непосредственное отношение чекисты Я. Г. Блюмкин и Н. А. Андреев, но также и Дзержинский, отстраненный Лениным от должности председателя ВЧК сразу же после теракта. Не прошло и двух месяцев, как объектом покушения стал Ленин. В последние годы официальную версию чекистов о том, что в Ленина стреляла Ф. Каплан,опровергают.

Что же произошло 30 августа 1918 года? “День 30 августа 1918г. начался скверно”, – вспоминал комендант Кремля П. Д. Мальков. Получив из Петрограда известие об убийстве М. С. Урицкого, Дзержинский “сразу же выехал в Петроград, чтобы лично руководить расследованием”. Ленин должен был выступать в этот день на заводе быв. Михельсона. Близкие, узнав о случившемся, пытались отговорить Ленина от поездки на митинг. “Чтобы их успокоить Владимир Ильич сказал за обедом, что, может, он и не поедет, а сам вызвал машину и уехал”.

Столь несвойственное осторожному Ленину поведение, видимо, диктовалось тем, что еще действовал порядок, установленный 29 июня Свердловым: “Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с Вами уславливались; предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения [приглашения] или назначения на митинг, никто не имеет [права] отказываться. Митинги начинаются с 6 часов вечера”. “Совнаркомщик” Ленин отправился на выступление, о котором заранее были извещены в районе. Он уехал без охраны, причем охраны не оказалось и на заводе, где Ленин должен был выступать: “Как-то получилось, что никто нас не встречал: ни члены завкома, ни кто-нибудь другой”, – свидетельствовал шофер Ленина С. К. Гиль.

Фактическая сторона “дела Каплан” такова. После ареста она подверглась нескольким коротким весьма общим допросам разными людьми, задававшими одни и те же вопросы, и не ранее 31 августа и не позднее 3 сентября заместитель Свердлова В. А. Аванесов по приказу Свердлова доставил ее в Кремль. В Кремле она то ли была, то ли не была подвергнута дополнительным допросам, а 3 сентября то ли была, то ли не была расстреляна Мальковым. А поскольку Свердлов по причинам несколько мистическим дал указание останки Каплан “уничтожить без следа”, никаких вещественных доказательств казни Каплан не имеется. Правда, писатель Ю. Давыдов утверждает, что труп Каплан, облитый бензином, был сожжен в железной бочке в Александровском саду.

Получается, что привезли Каплан в Кремль единственно для того, чтобы расстрелять. Здесь отсутствует какое-то звено, мешающее понять, что же было на самом деле. Ведь если Каплан расстреливали в Кремле, значит действительно торопились. Почему? В каком случае нужно было Свердлову немедленно расстрелять Каплан и уничтожить ее останки? Только в одном: если важно было не просто заставить Каплан замолчать, но и не допустить процедуры опознания трупа свидетелями покушения.

Если из описания ареста женщины с зонтиком и портфелем, очевидно, что стреляла не задержанная, а кто-то еще, то из свидетельства Малькова следует, что кому-то важно было замести следы преступления. После 3 сентября выяснить нельзя уже было ничего. Именно Свердлов закрыл таким путем дело Каплан, и он мог это сделать только в том случае, если лично был не заинтересован в расследовании.

К официальной версии о выстрелах Каплан Ленин отнесся недоверчиво. По словам Свердлова, уже 1 сентября Ленин, воспользовавшись своим опытом юриста, “шутя” устраивал врачам перекрестный допрос, 14 сентября – беседовал с Мальковым, который либо рассказал ему, что расстрелял Каплан по указанию Свердлова, либо – по приказу Свердлова – ни о чем не рассказал. Не знать о факте расстрела Каплан Ленин не мог: о нем писала советская пресса, которую Ленин и Н. К. Крупская внимательно штудировали.

Даже выведенный из строя ранением Ленин, пока он находился в Кремле, Свердлову все равно мешал. Предпочтительнее было организовать отдых Ленина в Горках. “Ильич начал вставать с постели, – вспоминал Мальков. – 16 сентября он впервые после болезни участвовал в заседании ЦК РКП(б) и в тот же вечер председательствовал на заседании Совнаркома. Ильич вернулся к работе!” Какая радость! Перегруженный работой Свердлов мог наконец-то отдохнуть? Не тут-то было.

Свердлов “велел подготовить Горки к переезду Ильича”, – продолжает Мальков. “Дзержинский выделил для охраны Горок десять чекистов, подчинив их мне. Я отвез их на место.., а на следующий день привез в Горки Владимира Ильича и Надежду Константиновну. Было это числа 24 – 25 сентября 1918 года”. Так были впервые сосланы в Горки Ленин и Крупская.

Ленин рвался в Кремль. Его не пускали. Чтобы задержать Ленина в Горках, в кремлевской квартире Ленина затеяли ремонт. Мальков пишет: “К середине октября Владимир Ильич почувствовал себя значительно лучше и все чаще стал интересоваться, как идет ремонт и скоро ли он сможет вернуться в Москву. Я говорил об этом Якову Михайловичу, а он отвечал: “Тяните, тяните с ремонтом… Пусть подольше побудет на воздухе, пусть отдыхает”".

Основной задачей Свердлова было продемонстрировать партактиву, что советская власть может обходиться без Ленина. Весь сентябрь и первую половину октября Свердлов и А. И. Рыков по очереди председательствовали в Совнаркоме. Всеми остальными руководящими постами: председателя ВЦИК и секретаря ЦК, председателя Политбюро и председателя ЦК – Свердлов уже завладел, иными словами, сосредоточил в своих руках “необъятную власть”. “Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича справляемся”, – сказал как-то Свердлов В. Д. Бонч-Бруевичу.

В октябре ремонт квартиры все же закончился. Видимо, Бонч- Бруевич, личный друг и секретарь Ленина, был единственным человеком, не желавшим, чтобы Ленин отдыхал и дышал свежим воздухом: он сообщил Ленину, что можно возвращаться в Кремль. Мальков вспоминает: “Владимир Ильич встретил меня при очередном моем посещении с какой-то особенно подчеркнутой любезностью. “Ну, как, товарищ Мальков, ремонт в моей квартире скоро закончится?” – “Да знаете, Владимир Ильич, туго дело идет…” Он вдруг посуровел. “Ремонт в Кремле уже два дня как закончен. Я это выяснил… Завтра же я возвращаюсь в Москву и приступаю к работе. Да, да. Завтра. Передайте, между прочим, об этом Якову Михайловичу. Я ведь знаю, кто вас инструктирует. Так запомните – завтра!” И, круто повернувшись ко мне спиной, Владимир Ильич ушел в свою комнату. На следующий день он вернулся в Москву”. Так с помощью плохого Бонч- Бруевича, желавшего Ленину зла, Ленин возвратился из ссылки, в которую он был отправлен добрым Свердловым для отдыха под нежными взорами десятка чекистов Дзержинского.

Из очередной поездки в провинцию Свердлов вернулся в Москву 8 марта 1919 года. О том, что он “тяжело болен”, было сообщено 9- го, т. е. сразу же после его приезда. Считалось, что он простудился и умер. Однако, как утверждает Р. Масси, в то время ходили настойчивые слухи о том, что его смерть в молодом возрасте последовала за нападением на него рабочего на митинге. В ноябре 1987 г. по советскому ТВ был показан документальный отрывок о его похоронах. В гробу совершенно ясно была видна голова, которая была забинтована. Кто именно нанес по этой голове удар, так и осталось загадкой.

Спустя три года, на судебном процессе против эсеровской партии, советское правительство формально признало тот факт, что покушение на Ленина 30 августа 1918г. готовили сотрудники ВЧК Г. И. Семенов-Васильев и Л. В. Коноплева (проникшие в эсеровскую партию). Кем же были Семенов и Коноплева? Они не были эсеровскими боевиками. С начала 1918 г. оба они служили в ВЧК. В дореволюционной России их считали бы классическими провокаторами вроде Азефа. В современном мире их назвали бы агентами разведки в стане врага, нелегалами. Именно поэтому совершенно бессмысленно пересказывать многостраничные истории о том, в каких эсеровских боевых отрядах подвизались сотрудники ВЧК Семенов и Коноплева и на каких именно большевистских руководителей, каким способом и в какие сроки планировали Семенов и Коноплева произвести покушения.

Благодаря агентурной работе Семенова и Коноплевой вся псевдобоевая работа эсеров, контролируемая, руководимая и организуемая двумя чекистами, стала ни чем иным, как капканом, расставленным для сбора материалов будущего процесса над партией эсеров. Все остальное, что окружало деятельность этих агентов, их рассказы об арестах большевиками, о сопротивлении при этих арестах, о планируемых побегах и о раскаянии, – мы обязаны назвать чекистской фабрикацией, предпринятой с целью дезинформации. Это было составной частью подготовки первого открытого политического процесса.

Как и Блюмкин, убийца Мирбаха, Коноплева и Семенов не понесли кары, а остались работать в разведке. Блюмкин был близок к Троцкому, Коноплева и Семенов – к Л. П. Серебрякову. Впоследствии Коноплева “постоянно бывала у нас, – вспоминала Г. Серебрякова. – Она, как оказалась, под этой заурядной непривлекательностью прятала бурный темперамент и специфический изворотливый ум ловкого конспиратора. Перед Серебряковым она и ее друг (забыла его фамилию) [Семенов] доподлинно благоговели. После суда над эсерами оба они уехали за границу с секретными поручениями”.

Посмотрим, кто еще был вхож в дом Серебрякова в это время и с кем еще он дружил: “Большая братняя любовь на протяжении многих лет соединяла Свердлова с Леонидом. Они долго находились в одной ссылке, а с первых дней Октябрьской революции работали вместе. Вся многочисленная семья Свердловых, его сестры, братья, жена сохраняли короткие дружеские отношения с Леонидом и после смерти Якова Михайловича”. Серебряков в то время был у наркома путей сообщения Дзержинского заместителем.

Итак, друг N 1 это Свердлов. Как пишет Серебрякова, “среди ближайших друзей Леонида было очень много грузин, абхазцев и армян… Постоянно из Тбилиси, Кутаиси, Еревана присылались подарки: вина, виноград, чурчхела, сыры и мед, – которые мы, в свою очередь, раздавали таким ближайшим друзьям Леонида, как Дзержинский, Григорий Беленький, Н. И. Бухарин, А. К. Воронский, Сергей Зорин, Я. Э. Рудзутак, А. С. Енукидзе и М. И. Калинин. Редкий вечер кто-нибудь из этих людей не бывал у нас, а в дни пленумов и съездов ночевало с десяток человек”.

В этот-то дом, куда ежедневно приходили или могли прийти Дзержинский, Бухарин или Калинин, заходили еще и бывшие эсеры Коноплева и Семенов, готовившие по приказу ЦК ПСР покушение на Ленина 30 августа 1918г., чуть не лишившее Ленина жизни?

Вскоре после смерти Свердлова, в декабре 1920 г., Ленин заболевает. В марте 1921 г. он болен уже настолько серьезно, что над записками Каменева в 5 – 10 строк должен думать “час-два”. Его болезнь совпадает с введением нэпа – второго, после Брестского мира, оппортунистического шага Ленина. И именно в 1921 г. стан врагов Ленина пополняется Сталиным.

О борьбе за власть между Лениным и Сталиным в это время можно судить лишь по намекам. 4 июня 1921 г. Ленин пишет письмо в Берлин Г. Л. Шкловскому. Это письмо М. И. Ульянова характеризует как сообщение Ленина Шкловскому о том, “что под В. И., так сказать, подкапываются. Кто и как – это остаетсяено Сталину, тот в присутствии Н. С. Аллилуевой, Орджоникидзе, Бухарина и А. Назаретяна приказал “завещание” сжечь. “Это распоряжение Сталина я выполнила, – вспоминала Володичева. – Сожгла копию письма, которую ему показывала, но не сказала, что 4 других экземпляра ленинского документа лежат в сейфе”. С ее стороны такая осторожность была никак не лишней.

Уточним список секретарей Ленина по “Дневнику дежурных секретарей” за период с 21 ноября 1922 г. по 6 марта 1923 г.: Н. С. Аллилуева (до утра 18 декабря), Ш. М. Манучарьянц (формально – библиотекарь Ленина, до вечера 11 декабря), С. А. Флаксерман (3 декабря только), М. И. Гляссер (вечер 5 февраля только), М. А. Володичева (с вечера 27 ноября), Л. А. Фотиева (с 13 декабря). Обратим также внимание на то, что, за исключением жены Сталина Аллилуевой, жизнь которой оборвалась трагически, ни одна из секретарей Ленина не была репрессирована в период чисток. И это было лучшим подтверждением того, что в их личной преданности Сталин не сомневался, что ни одного нелояльного в отношении Сталина поступка никто из них в то опасное для Сталина время не совершил.

То же относится и к помощнику и секретарю Ленина В. Д. Бонч-Бруевичу, прожившему долгую жизнь, до 1955 года. Не тронули и его брата, М. Д. Бонч-Бруевича, царского генерала, занимавшего до революции должность главкома Северного фронта. Михаил Дмитриевич, которого по статистике просто обязаны были расстрелять в 1936 – 1939 годах, дослужился у большевиков до звания генерал-лейтенанта и умер в 1956 году.

“Дневник дежурных секретарей” – удивительный документ. Впервые опубликованный в 1963 г., он находился под семью замками до июля 1956 года. Что же это был за “Дневник”? Кто знал, а кто не знал о его существовании? По чьей инициативе был начат? Перед кем отчитывались люди, делавшие в нем записи? Кому разрешалось его читать?

Не на все эти вопросы ответ ясен. Дневник был начат 21 ноября 1922 года. Очевидно, что в этот день Политбюро по инициативе Сталина установило над Лениным надзор. До революции Ленин всегда назначал Крупскую секретарем тех политических центров, в курсе деятельности которых он хотел быть. Сталин и тут оказался достойным учеником. Впервые после введения формального надзора дни особенно активным секретарем Ленина была жена Сталина Аллилуева. Нет никаких указаний на то, что о “Дневнике” знали Ленин, Крупская или М. И. Ульянова. Если так, то справедливо утверждение, что “Дневник” велся тайно. Шестеро секретарей Ленина могли вести тайный “Дневник” лишь по решению вышестоящих инстанций. Такими инстанциями могли быть ЦК, Секретариат ЦК или Политбюро. Иными словами, приказ должен был исходить от Сталина.

Из интервью Фотиевой и Володичевой мы знаем, что отчитывались секретари перед Сталиным и Каменевым, являвшимся в те месяцы председателем Политбюро. Неизвестно, читал ли этот “Дневник” Сталин или же он довольствовался устными отчетами. По крайней мере один секретарь, Володичева, вела дневник стенографическими знаками и расшифровала свою запись позже. Из этого, видимо, следует, что Сталин довольствовался устными отчетами.

“Дневник” оборвался 6 марта 1923 г. на фразе “Надежда Константиновна просила”. Весь дальнейший текст был записан стенографически и расшифрован Володичевой в 1956 году. После 6 марта 1923 г.
“Дневник” не велся вообще. Создается впечатление, что в момент расшифровки записи от 6 марта в 1923 г. Володичевой позвонил Сталин и приказал ведение “Дневника” и всякую работу над ним прекратить. Так и было все оборвано на полуслове.

“Дневник” интересен не только тем, что в нем записано, но и тем, что из него исчезло. А исчезло из него немало. В “Дневнике” пропущены следующие дни: 17 декабря 1922г., 19 – 22 декабря, причем 22 декабря состоялся тот самый звонок Сталина Крупской и, если Крупская сообщила о нем Ленину, в записях секретарей от 22 декабря должна бы отразиться реакция Ленина; начиная с 25 декабря пропущен весь период деятельности Ленина, когда он диктовал третью часть “Завещания”, записку об увеличении числа членов ЦК, записи о Госплане, статью “К вопросу о национальностях…” и, наконец, дополнение к “Завещанию” от 4 января 1923 г., где он предлагает сместить Сталина с поста генсека. За 25 декабря – 16 января имеются всего две записи: 29 декабря и 5 января. Обратим внимание на то, как аккуратно они смонтированы:

“24 декабря… Владимиру Ильичу взяли Суханова “Записки о революции”, тома III и IV. 29 декабря. Через Надежду Константиновну Владимир Ильич просил составить список новых книг. Врачи разрешили читать. Владимир Ильич читает Суханова “Записки о революции” (III и IV тома)… Списки Владимир Ильич просил составить по отделам. 5 января 1923 г. Владимир Ильич затребовал списки новых книг с 3 января и книгу Титлинова “Новая церковь”. 17 января (запись Володичевой) Владимир Ильич… читал и вносил поправки в заметки о книге Суханова о революции…”. “Дневник” отцензурирован таким образом, чтобы создать впечатление, будто Ленин с 25 декабря по 16 января включительно читал и работал над статьей о Суханове. Между тем в этот период были написаны основные его предсмертные статьи. А вот после 17 января (когда “Дневник” ведется с относительной частотой), написано всего две статьи: “Как нам реорганизовать Рабкрин” и “Лучше меньше, да лучше”.

В Дневнике пропущены также 27 – 29 января, 11 и 13 февраля, 15 февраля – 4 марта. Между тем известно, что Ленин диктовал каждый день или почти каждый день, причем дни, когда он не диктовал, в “Дневнике” всегда отмечались, например: “10 декабря, утро. Ничего от Владимира Ильича не было”; 11 декабря, утро (запись Аллилуевой): “Никаких поручений не было. Владимир Ильич ни разу не звонил. Проверить, чтобы вечером в кабинете было не меньше 14 градусов тепла”. 11 декабря, вечер (запись Манучарьянц): “Никаких поручений не было. Владимир Ильич ни разу не звонил”.

18 декабря, утро (запись Аллилуевой): “Заседает пленум Центрального комитета. Владимир Ильич не присутствует, болен – никаких поручений и распоряжений”. 18 декабря, вечер. “Заседает пленум. Владимир Ильич не присутствует, вечерним заседанием пленум закончен”. 18 января (запись Володичевой). “Владимир Ильич не вызывал”. 21 января (запись Володичевой): “Владимир Ильич не вызывал”. Таким образом дни, когда Ленин не вызывал и не диктовал – отмечены. Значит, во все пропущенные “Дневником” (или его издателями) дни Ленин что-то диктовал? Кроме того, неясно, велся ли “Дневник” после 6 марта 1923 года. Опубликовано, по крайней мере, ничего не было.

24 декабря запуганная Володичева не только записала продиктованную ей вторую часть “завещания”, но и зафиксировала в “Дневнике дежурных” паническое требование Ленина сохранить все в глубокой тайне. Очевидно, что в тот же вечер это стало известно Сталину, и после 24 декабря Сталин принимает какие-то меры, благодаря которым в дальнейшем в “Дневнике” наступает обрыв всякий раз, когда диктуются слишком невыгодные Сталину тексты. После 24 декабря все записываемое носит пространный, но совершенно беззубый характер. Это приводит В. Дорошенко к естественному выводу о том, что ряд ленинских материалов все- таки уничтожен. Какие именно, остается догадываться. Понятно, что самые смелые, самые яркие, направленные против Сталина и Дзержинского (в связи с “грузинским делом”).

Ленин диктовал активно с 23 декабря по 23 января, т. е. ровно месяц. Затем в его работе наступил неожиданный и не случайный перерыв. 24 января он дал Фотиевой поручение “запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии по грузинскому вопросу” и столкнулся с сильным противодействием Сталина и Дзержинского. Дзержинский кивал на Сталина, тот прятался за решение Политбюро. Ленин стал подозревать Фотиеву в двойной игре: “”Прежде всего по нашему “конспиративному” делу: я знаю, что Вы меня обманываете”. На мои уверения в противном он сказал: “Я имею об этом свое мнение”". В четверг, 25 января, Ленин спросил, получены ли материалы. Фотиева ответила, что Дзержинский приедет лишь в субботу.

В субботу Дзержинский сказал, что материалы у Сталина. Фотиева послала письмо Сталину, но того не оказалось в Москве. 29 января Сталин позвонил и сообщил, что материалы без Политбюро дать не может, и с подозрением допрашивал Фотиеву, не говорит ли она Ленину “чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел?” Ведь его статья “Как нам реорганизовать Рабкрин” (законченная 23 января и уже прочитанная Сталиным) “указывает, что ему известны некоторые обстоятельства”. Фотиева заверила, что не говорит и не имеет “никаких оснований думать, что он в курсе дел”. 30 января, узнав от Фотиевой об отказе Сталина выдать ему материалы комиссии Дзержинского, Ленин сказал, что будет настаивать на выдаче документов.

1 февраля Политбюро разрешило выдать материалы Фотиевой для Ленина, но при условии, что Фотиева оставляет их у себя для изучения (о чем просил ее Ленин) и доклада Ленину без разрешения Политбюро не делает. Иными словами, материалы Политбюро выдало, но доступа к ним у Ленина нет, так как они находятся у сталинской шпионки Фотиевой. Фотиева, видимо по указанию Сталина, тянет время и заявляет Ленину, что на изучение материалов ей понадобится четыре недели. Ленин искал ответов на следующие вопросы:
“1) За что старый ЦК КП Грузии обвинили в уклонизме. 2) Что им вменялось в вину как нарушение партийной дисциплины. 3) За что обвиняют Заккрайком в подавлении ЦК КП Грузии. 4) Физические способы подавления (“биомеханика”). 5) Линия ЦК [РКП(б)] в отсутствие Владимира Ильича и при Владимире Ильиче. 6) Отношение комиссии. Рассматривала ли она только обвинения против ЦК КП Грузии или также против Заккрайкома? Рассматривала ли она случай биомеханики? 7) Настоящее положение (выборная комиссия, меньшевики, подавление, национальная рознь)”.

Ленин начинал бой. Но и Сталин не бездействовал. За несколько дней до начала трагикомедии с материалами по грузинскому вопросу, 27 января, Сталин от имени Политбюро и Оргбюро ЦК разослал во все губкомы РКП закрытое письмо по поводу последних ленинских статей, подписанное членами Политбюро и Оргбюро: Андреевым, Бухариным, Дзержинским, Калининым, Каменевым, Куйбышевым, Молотовым, Рыковым, Сталиным, Томским и Троцким. Смысл письма заключался в том, что Ленин болен и уже не отвечает за свои слова.
Неизвестно, получил ли Ленин об этом письме информацию, или же изоляция его, с одной стороны, и нежелание близких волновать – с другой, достигли такой степени, что о происках Сталина ему не сообщили. Однако не позднее 3 февраля Ленин получает от Фотиевой подтверждение того, что с ним запрещено разговаривать:

“Владимир Ильич вызывал в 7 ч. на несколько минут. Спросил, просмотрела ли материалы. Я ответила, что только с внешней стороны и что их оказалось не так много, как мы предполагали. Спросил, был ли этот вопрос в Политбюро. Я ответила, что не имею права об этом говорить. Спросил: “Вам запрещено говорить именно об этом?” – “Нет, вообще я не имею права говорить о текущих делах”. – “Значит, это текущее дело?” Я поняла, что сделала оплошность. Повторила, что не имею права говорить. Сказал: “Я знаю об этом деле еще от Дзержинского, до моей болезни. Комиссия делала доклад в Политбюро?” – “Да, делала, Политбюро в общем утвердило ее решения, насколько я помню”. Сказал: “Ну, я думаю, что Вы сделаете Вашу реляцию недели через три, и тогда я обращусь с письмом”".

12 февраля против Ленина вводят очередные санкции по дальнейшей его изоляции и у него случается новый приступ. Фотиева делает в “Дневнике” запись:

“Владимиру Ильичу хуже. Сильная головная боль. Вызвал меня на несколько минут. По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы. Ферстер накануне сказал, что ему категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация… У Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дал инструкции врачам”. (Так и было, раз Ферстер считал, что Ленину вредна не работа, а запреты).

Именно по этой причине подозрительный Ленин все чаще “категорически отказывался принимать лекарства” и требовал “освободить его от присутствия врачей”, понимая, что это нанятые Сталиным люди, укорачивающие больному жизнь. Ферстера Ленин не выносил уже до такой степени, что тот прятался в соседних комнатах.

14 февраля (через две недели после получения материалов из Политбюро) Фотиева записывает:
“Владимир Ильич вызвал меня в первом часу. Голова не болит. Сказал, что он совершенно здоров. Что болезнь его нервная и такова, что иногда он совершенно бывает здоров, т. е. голова совершенно ясна, иногда же ему бывает хуже. Поэтому с его поручениями мы должны торопиться, т. к. он хочет непременно провести кое-что к съезду и надеется, что сможет. Если же мы затянем и тем загубим дело, то он будет очень и очень недоволен… Говорил опять по трем пунктам своих поручений. Особенно подробно по тому, который его всех больше волнует, т. е. по грузинскому вопросу. Просил торопиться. Дал некоторые указания”.
Эти указания также касались грузинского дела:

“Намекнуть Сольцу, что он [Ленин] на стороне обиженного. Дать понять кому-либо из обиженных, что он на их стороне. 3 момента: 1. Нельзя драться. 2. Нужны уступки. 3. Нельзя сравнивать большое государство с маленьким. Знал ли Сталин? Почему не реагировал? Название “уклонисты” за уклон к шовинизму и меньшевизму доказывает этот самый уклон у великодержавников. Собрать Владимиру Ильичу печатные материалы”.

Понятно, что в тот же день обо всем этом было сообщено Сталину, и он предпринимает против Ленина какие-то действия, о которых мы не знаем. Очевидно, что в период с 15 февраля по 5 марта Ленин был трудоспособен, так как 2 марта закончил статью “Лучше меньше, да лучше”. Но записей с 15 февраля по 4 марта в “Дневнике дежурных секретарей” нет. Правда, о событиях с 15 февраля мы кое-что знаем из воспоминаний Фотиевой:

“Сольц, будучи членом Президиума ЦКК, рассматривал заявление, поступившее от сторонников ЦК КП Грузии старого состава, на чинимые против них притеснения. 16 февраля в связи с поручением Владимира Ильича я послала записку Сольцу с просьбой выдать мне все материалы, касающиеся грузинского конфликта. Сохранилась следующая моя запись: “Вчера т. Сольц сказал мне, что товарищ из ЦК КП Грузии привез ему материалы о всяческих притеснениях в отношении грузин (сторонников старого ЦК КПГ). Что касается “инцидента” (имеется в виду оскорбление, нанесенное товарищем Орджоникидзе Кабахидзе), то в ЦКК было заявление потерпевшего, но оно пропало. На мой вопрос “Как пропало?” Сольц ответил: “Да так, пропало”. Но это все равно, так как в ЦКК имеется объективное изложение инцидента Рыковым, который при этом присутствовал”".

Так что намеки Ленина сталинскому ставленнику Сольцу положения Ленина не облегчили. Из лаконичной записи от 25 февраля мы узнаем, что Ленин работоспособен и чувствует себя хорошо: утром Ленин “читал и разговаривал о делах… Вечером читал и диктовал больше часа”. (Что же он диктовал? Сколько страниц текста?) Наконец, мы знаем, что 3 марта Сталин разрешил Фотиевой выдать Ленину заключение по материалам комиссии Дзержинского: “Ленин получает докладную записку и заключение Л. А. Фотиевой, М. И. Гляссер и Н. П. Горбунова о материалах комиссии Политбюро ЦК РКГТ(б) по “грузинскому вопросу”. Значит, Ленин работоспособен и в период с 25 февраля по 3 марта.

Что же происходило в эти дни и почему молчит “Дневник”? С 21 по 24 февраля в Москве работал пленум ЦК РКП(б). Видимо, это было одной из причин отсутствия записей: Ленин интересовался работой пленума, так как “пленум рассмотрел тезисы по национальному и организационному вопросам, постановил не публиковать их до предварительного ознакомления с ними (с разрешения врачей) В. И. Ленина, и если Владимир Ильич потребует пересмотра тезисов, то созвать экстренный пленум. Пленум признал целесообразным создать на съезде секцию по национальному вопросу с привлечением всех делегатов из национальных республик и областей и с приглашением до 20 коммунистов не делегатов съезда”.

Что же произошло? Откуда вновь возникшее к Ленину уважение? В. Дорошенко пишет: “А произошло то, что тезисы генерального секретаря пленум признал политически сомнительными и направил их на ленинскую экспертизу. Как это произошло, остается догадываться… Здесь проявилось влияние мощной политической силы, более мощной, чем влияние большинства Политбюро вместе с генсеком, той силы, которую Сталин не учел, сбросив ее со счетов. А такой силой в тех условиях мог быть и был только Ленин”. Добавим, что такой силой должен был быть очередной блок Ленина с Троцким. “Предложение “создать на съезде секцию по национальному вопросу с привлечением всех делегатов из национальных республик и областей и с приглашением до 20 коммунистов не делегатов съезда”, принятое пленумом, – продолжает Дорошенко, – пожалуй, слишком кардинально для ординарного решения. Не является ли оно ленинским? Не является ли оно фразой или перифразой ленинского письма, высказывания? Очень вероятно, что было по меньшей мере одно письмо Ленина к пленуму. Возможно, было даже несколько ленинских писем, ведь пленум продолжался необычно долго – 4 дня. Что могло и должно было содержаться в этом письме или письмах?”

Здесь нам несколько помогает Троцкий, в архиве которого есть документ, датированный 22 февраля 1923 года. Из этого документа следует, что, во-первых, Троцкий вступил, в конфликт с большинством пленума (т. е. со сталинцами), во-вторых, что на пленуме 21 и 22-го обсуждалась опубликованная статья Ленина, письмо Ленина и проект (предложение) Ленина. Похоже, что речь шла о статье Ленина “Как нам реорганизовать Рабкрин”, так как это был единственный документ Ленина, опубликованный в те дни в “Правде” (25 января), причем изначально предполагали напечатать этот номер “Правды” в одном экземпляре, специально для Ленина (утаив статью от всех остальных). Под “письмом” Троцкий, очевидно, имел в виду обсуждавшееся в Политбюро “Письмо к съезду”. “Проектом” или “предложением” Ленина мог быть отдельный документ, но мог быть и сформулированный самим пленумом документ, основанный на статье Ленина “Как нам реорганизовать Рабкрин”.
На пленуме победила точка зрения Ленина. Тезисы Сталина пленум отклонил и послал на переработку (правда, снова в комиссию под председательством Сталина). Тезисы, которые пленум передал на просмотр и заключение Ленину, назывались “Национальные моменты в партийном и государственном строительстве”: “Объединение национальных республик в Союз Советских Социалистических Республик является заключительным этапом развития форм сотрудничества, принявшим на этот раз характер военно-хозяйственного и политического объединения народов в единое многонациональное Советское государство”. Ленин вернул себе политический контроль над работой Сталина, потребовал пересмотра тезисов и этим объявил о созыве нового экстренного пленума ЦК.

Окончание