1 августа 1914

Наступали великие и страшные времена. Оценка в зависимости от классовой точки зрения. Грянул 1917, год революций. К исходу его те, кто совсем недавно горели желанием рассесться хозяевами земли русской, оказались у разбитого корыта. Могучее половодье силы и воли народной, как карточные домики, снесло хитроумные планы буржуазии, а в ожесточенном огне и муках гражданской войны рождалась новая страна.

Под руководством В.И.Ленина партия большевиков вывела Россию из войны. Наша страна заплатила страшную цену за антинародную политику царизма и Временного правительства — 1,8 миллиона убитых на фронтах и умерших от ран соотечественников. Пo абсолютным потерям Россия не имела равных в лагере Антанты. Но если бы наша страна продолжала воевать, этот кровавый счет неизбежно катастрофически возрос бы.

Западные союзники взвалили на Россию в 1914—1916 годах главную тяжесть вооруженной борьбы. Партия большевиков провела титаническую работу, чтобы покончить с империалистической войной. Зов партии был услышан и понят в России, решающее большинство населения страны пошло за большевиками к миру. На Западе же призывы большевиков, отвечавшие коренным интересам всего человечества, были объявлены «предательством» дела Антанты. За безумие правителей пришлось дорого заплатить солдатам Западного фронта, многие из которых продолжали верить империалистической пропаганде. Некоторые из них прозрели, лишь пройдя кровопролитные кампании 1917—1918 годов.

Мудрость ленинского руководства избавила русский народ от этих испытаний, сохранила жизнь миллионам людей.

Партия большевиков победила в революции и в войне, что оказалось по плечу только великой России Опозоренная царизмом, оплеванная отечественной буржуазией, восстав как Феникс из пепла, держава расправила исполинские крылья.

Исторический поворот, поражающий воображение и в наши дни через много десятилетий после российского Октября создал своеобразную инерцию. Мы иной раз склонны упускать из виду ту страшную опасность, которую представляли для судеб Отчизны замыслы буржуазии, задушенные в зародыше революцией Победили, мол, и все тут Но претенденты на опустевший престол были много опаснее даже царизма как молодой хищник куда кровожаднее одряхлевшего льва Всемирно-историческое значение Октября, помимо прочего, в величайшей своевременности — меч революции поразил гадину в тот самый момент, когда она только-только становилась на ноги и не успела окрепнуть.

Ныне носителей чудовищных планов, пожалуй, почти не осталось в живых. Иные погибли с оружием в руках, сражаясь против народа в те годы, другие бесславно угасли в эмиграции, унеся в могилу неосуществленные тайные замыслы. Задним числом люди с короткой памятью стараются изобразить их некими рыцарями, бескорыстными служителями «демократии». Антикоммунисты нагромоздили горы книг о славных надеждах февраля 1917 года, будто бы увядших в Октябре того же года.

Работающие в этом ключе всеми силами и средствами до отказа используют внешнюю сторону событий, полагая, что пружины действий буржуазии надежно скрыты. Нет! Стоит пролить свет на значение сверхорганизации русского масонства и те изощренные методы, которыми они попытались замаскировать свои следы на магистральной дороге истории нашей Родины.

…Он был умным и даже талантливым человеком, Николай Виссарионович Некрасов, только отдал свои незаурядные способности служению Злу. В десятилетие, предшествовавшее 1917 году, а на него и падает вся политическая деятельность Некрасова, незримая рука высоко вознесла его по причинам, которые не понимали даже те, чье дело он отстаивал. 28-летний профессор кафедры статики мостов и сооружений Томского политехнического института, Некрасов в 1908 году прошел депутатом в Государственную Думу от кадетов. Он встретил Февраль 1917года товарищем Председателя Думы, был последовательно министром путей сообщения, министром финансов, заместителем премьера Керенского во Временном правительстве, разошелся с ним во время корниловского мятежа и был отправлен в почетную ссылку генерал-губернатором Финляндии, где его застала Октябрьская революция.

Милюков даже в глубокой старости не мог без содрогания слышать имя ближайшего коллеги по кадетской партии Некрасова. «В дни Временного правительства, — писал Милюков в «Воспоминаниях», — я тогда уже имел основание считать Н.В.Некрасова попросту предателем, хотя формального разрыва у нас еще не было. Я не мог бы выразиться так сильно, если бы речь шла только о политических разногласиях .. Хуже было то, что Некрасов, видя быстрый рост влияния Керенского, переметнулся к нему явно из личных расчетов. Он был, конечно, умнее Керенского и так сказать, обрабатывал его в свою пользу. По впечатлению Набокова, мало его знавшего вначале, «его внешние приемы подкупали своим видимым добродушием», «он умел казаться искренним и простодушным», но «оставлял впечатление двуличности, — маски скрывающей подлинное лицо». Вопреки Набокову, «первой роли играть» он не мог и даже, не желая рисковать, к ней и не «стремился». Он более способен был играть роль наушника тайного советчика, какого-нибудь «серого преосвященства». Он слишком долго цеплялся за колесницу временного победителя, и сам свел на нет свою политическую карьеру, когда пришлось прятаться от достигнутого успеха».

Милюков, почитавший себя проницательным человеком ушел из жизни, так и не поняв, кто стоял рядом с ним. Некрасов обладал поразительным даром мимикрии и необъяснимым желанием держаться в тени.

Неоспоримый ум Некрасова проявился в том, что он увидел необоримость Октябрьской революции, перевернувшей страну. Конечно, он не мог не сделать личного вклада в бopьбу с большевиками (о чем дальше). Но не преуспел. И если тысячи и тысячи контрреволюционеров сбегались под знамена пропащего дела, то Некрасов затаился в ожидании лучших времен. В начале 1918 года он сменил фамилию, стал Голгофским, отправился в Уфу, освобожденную Красной Apмией и затесался в ряды советских кооператоров. В провинциальной Уфе, а затем в Казани толковый и знающий работник быстро обратил на себя внимание. Он на виду – вошел в правление Татсоюза. Завидная деловитость оказала ему дурную услугу, звонкая слава привела к разоблачению — в Голгофском опознали министра Временного правительства Н.В.Некрасова.

30 марта 1921 года он был арестован ЧК в Казани. В заключении в Уфе, а затем в ВЧК в Москве Некрасов повел душевные беседы со следователем, повествуя о муках «странствий» под чужой, но собственного изобретения фамилией. Разве странник не подобен Иисусу, проделавшему скорбный путь на Голгофу? Он обнажил на допросах белоснежную душу, во что уверовали по ту сторону стола. Следователи не стали досаждать узнику бестактными вопросами, а поручили самому описать свою жизнь человека, исковерканного проклятым прошлым. Автор нарек труд «Краткий очерк жизни Николая Виссарионовича Некрасова за время с начала империалистической войны до ареста 30 марта 1921 года», в котором среди многих красот эпистолярного жанра значилось:

«С первых дней войны я оказался в разногласии с большинством партии, руководимой Милюковым, по вопросу о гражданском мире с царским правительством, я настаивал на продолжении оппозиционной тактики, а Милюков на примирении с властью. …В Думе мои разногласия с соглашательской политикой Милюкова увеличились настолько, что я вышел из Президиума фракции, вообще отошел от работы в Думе и отдался работе в «Земгоре». Это продолжалось больше года. Только в конце 1916 года, когда отношения Думы с правительством Николая II обострились, моя кандидатура, как резко оппозиционная, была выдвинута на место товарища председателя Думы. В этой роли меня и застала февральская революция.

Рост революционного движения в стране заставил в конце 1916 года призадуматься даже таких защитников «гражданского мира», как Милюков и других вождей, думского блока. Под давлением земских и городских организаций произошел сдвиг влево. Еще недавно мои требования в ЦК к.д. партии «ориентироваться на революцию» встречались ироническим смехом — теперь дело дошло до прямых переговоров земско-городской группы и лидеров думского блока о возможном составе власти «на всякий случай». Впрочем, предствления об этом «случае» не шли дальше переворота, которым в связи с Распутиным открыто грозили некоторые великие князья и связанные с ними круги. В этом расчете предполагалось, что царем будет провозглашен Алексей, регентом – Михаил, министром-председателем – князь Львов, а министром иностранных дел – Милюков.

Единодушно все сходились на том, чтобы устранить Родзянко от всякой активной роли.

Рядом с этими верхами буржуазного общества шла оживленная работа и в кругах, веривших и жаждущих настоящей революции. В Москве и Петрограде встречи деятелей с.д. и с.р. партий с представителями левых к. д. и прогрессистов стали за последние перед революцией годы постоянным правилом. Здесь основным лозунгом была республика, а важнейшим практическим лозунгом – «не повторять ошибок 1905 года», когда разбитая на отдельные группы революция была по частям разбита царским правительством. Большинство участников этих встреч (о них есть упоминания в книге Суханова) оказались важнейшими деятелями февральской революции, а их предварительный сговор сыграл, по моему глубокому убеждению, видную роль в успехе февральской революции».

Рассказы Некрасова полностью укладывались в известную схему предыстории событий, приведших к революции. В сущности, то, о чем тогда говорил Некрасов, являлось перефразом самых популярных с о России тех лет. Причем он правильно расставлял акценты, поносил Милюкова и не уставал подчеркивать, что сам, во всяком случае, имеет революционные заслуги — боролся с монархией. Образно говоря, он описал верхушку айсберга политической деятельности своих единомышленников, остальное пока оставалось скрытым.

Показания Некрасова сомнения не вызывали, а он сам завоевал растущие симпатии и тех в ВЧК, кто вели его дело. Они не усмотрели ничего необычного как в его дореволюционных деяниях, так и в «странствованиях» после революции под чужой фамилией. «Заключение по делу Некрасова», составленное следователем ВЧК 23 мая 1921 года, проникнуто глубоким лиризмом. Скользкий период жизни подследственного — пребывание в Казани — рисовался в пастельных тонах.

«Все больше и больше проявляя себя как крупного экономиста, кооператора и общественного деятеля… — говорилось в документе, – Голгофский постепенно завоевывал все больше и больше обожателей в правящих г.Казани сферах, с другой, обнаруживая свою незаурядность и проявляясь, невольно раскрыл свое инкогнито, а в товарищеской попойке открыл однажды свой псевдоним.

В результате целый ряд коммунистов г. Казани, равно как и много обывателей, узнали, что представляет собой фигура Голгофского, и в то время как одни из знавших, считая деятельность его, Некрасова (Голгофского), положительной для Советвласти, молчали о том, что знали, другие частью из зависти к его успехам, частью из злобы личной или к прошлому подготовили роковой донос, и деятельность Голгофского в Казани на этом прервалась.

Принимая во внимание, что деятельность Некрасова Н.В. в Казани, по очевидному мнению целого ряда ответственных партийных товарищей Казани и центра, не поддается никакому сомнению в смысле положительного отношения к Советской власти… что за исключением некоторых, весьма незначительных мест в его показаниях (нежелание называть фамилии лиц, связанных с ним знакомством в целях ограждения их от неприятностей допросов и пр.), последние носят характер раскаяния бывшего кадета, убедившегося, что нет ничего среднего между реакцией и советвластью и признавшего последнюю, полагал бы настоящее дело представить на распоряжение тов.Дзержинского».

Казалось, трудно превзойти душевный подход следователя, но уполномоченный президиума ВЧК, под наблюдением которого велось дело, оказался способным на это. К «заключению» он приписал: «Я вел с Голгофским-Некрасовым ряд бесед не записанных. На основании всего материала по делу прихожу к убеждению в политической и общей целесообразности полного прекращения дела Голгофского-Некрасова, легализации б.министра путей сообщения Некрасова, освобождения его и использования его на хозяйственной работе».

Перед натиском взрыва добрых чувств руководства ВЧК устоять было невозможно, и 24 мая 1921 г. Ф.Э.Дзержинский наложил резолюцию «Дело прекратить». Некрасов обрел свободу.

Что меч революции притупился и весной 1921 г. ВЧК превратилась в инстанцию всепрощения? Вовсе нет. По-прежнему применялись жесткие репрессивные меры. Как раз в те дни, когда решалась судьба Некрасова, в апреле 1921 г. было закончено следствие по делу пресловутого доктора А.И.Дубровина, до революции председателя «Союза русского народа». Начальник следчасти президиума ВЧК, вынося его дело на решение президиума ВЧК, писал: «Считаю нужным предать Ревтрибуналу и расстрелять его. Если Западная Европа когда-либо оправдывала наш красный террор, то Дубровин один из таких. Все еврейство всего земного шара будет безусловно благославлять этот расстрел». Дубровина без проволочек казнили.

Около десяти последующих лет Некрасов занимал руководящие посты в строительных организациях, профессорствовал. А затем за него взялись, привлекая по дутым делам. В 1930 году Некрасова арестовали по делу «Союзного бюро» ЦК РСДРП (меньшевиков) и осудили на 10 лет исправительно-трудовых работ. Но накопив опыт отношений с карательными органами, Некрасов в 1933 г. был досрочно освобожден, а в 1937 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени за участие в строительстве канала Москва-Волга.

Вскоре после этого Некрасов в третий раз попал в поле зрения следственных органов. Сначала как «вредитель» на канале, а затем поставили в вину покушение на В.И.Ленина 1 января 1918 года. Тогда автомобиль Ленина был изрешечен пулями террористов и только находчивость Ф.Платтена, пригнувшего голову Ленина, спасла ему жизнь. Теперь предводителем террористов объявили Некрасова.

В третий раз оказавшись под следствием, Некрасов повел мрачную борьбу на этот раз за собственную жизнь. Ставка была очень велика, и Некрасов заговорил о том, о чем умалчивал раньше. Разумеется, он признал свою вину в покушении на жизнь вождя и тут же попытался смягчить свою участь неожиданным открытием — он вдруг заговорил о масонах! Некрасов представил дело в академическом плане. Из протокола допроса 26 июня 1939 года.

«Вопрос: Ваше официальное положение во время пребывания в масонской организации?

Ответ: В масонскую организацию я вступил в 1909 г. в Петрограде. С 1910 г. по 1916 г являлся секретарем так называемого Верховного совета масонства народов России. Состоял в масонской организации до момента ее распада, т.е. до 1917 г. В этот период времени я являлся членом Государственной думы.

Вопрос: Назовитe известных вам членов масонской организации?

Ответ: Из оставшихся в России масонов я в настоящее время никого не помню».

Едва ли он был искренен, вспомним тревоги престарелых Керенского и Кусковой спустя почти двадцать лет после выхода мемуаров Милюкова..

Но большего о живших в СССР от Некрасова не добились, хотя он оказался словоохотливым в отношении истории. По уже установившейся привычке он испросил разрешения дать «собственноручные» показания и 13 июля 1939 года представил «Следователю 3 отдела ГУЛАГа НКВД» обширную записку о роли масонства до 1917 года. Под пером Некрасова в 1939 году события, описанные им для ВЧК в 1921 году, предстали в ином свете.

История Февральской революции претерпела метаморфозу. То, что представлялось сцеплением случайностей, приобрело форму заговора. Хотя, быть может, он переоценивал роль масонов вообще.

«Я был принят в масонство, – писал Некрасов, – в 1908 г. ложей под председательством графа А.А Орлова-Давыдова на квартире профессора М.М.Ковалевского. Ложа эта принадлежала к политической ветви масонства и была первоначально французской ложей «Великий Восток», но уже с 1910 г. русское масонство отделилось и прервало связи с заграницей, образовав свою организацию «Масонство народов России». В 1909 г. для очистки новой организации от опасных по связям с царским правительством и просто нечистоплотных морально людей организация была объявлена распущенной и возобновила свою работу уже без этих элементов (князь Бебутов, М.С.Маргулиес — впоследствии глава белого «северо-западного правительства») Новая организация была строго конспиративна, она строилась по ложам (10-12 человек), и во главе стоял верховный совет, выбиравшийся на съезде тайным голосованием, состав которого был известен лишь трем особо доверенным счетчикам. Председателям лож был известен только секретарь верховного совета, таким секретарем был я в течение 1910-1916 годов.

Масонство имело устав, даже печатный, но он был зашифрован в особой книжке «Итальянские угольщики 18 столетия» (изд. Семенова). «Масонство народов России» сразу поставило себе боевую политическую задачу: «Бороться за освобождение родины и за закрепление этого освобождения». Имелось в виду не допустить при революции повторения ошибок 1905 года, когда прогрессивные силы раскололись и царское правительство легко их по частям разбило. За численностью организации не гнались, но подбирали людей морально и политически чистых, а кроме и больше того, пользующихся политическим влиянием и властью. По моим подсчетам, ко времени февральской революции масонство имело всего 300-350 членов, но среди них было много влиятельных людей. Показательно, что в составе первого Временного правительства Оказались три масона – Керенский, Некрасов и Коновалов. И вообще на формирование правительства масоны оказали большое влияние, так как масоны оказались во всех организациях, участвовавших в формировании правительства. Масонство было надпартийным, т.е. в него входили представители разнообразных политических партий, но они давали обязательство ставить директивы масонства выше партийных. Народнические группы были представлены Керенским, Демьяновым, Переверзевым, Сидамом-Эристовым (исключен в 1912 г. ввиду подозрении в связи с азефщиной). Меньшевики и близкие к ним группы имели Чхеидзе, Гогечкори, Чхенкелия, Прокоповича, Кускову. Среди к.д. были Некрасов, Колюбакин, Степанов В. А., Волков Н К. и много других. Среди прогрессистов отмечу Ефремова И.Н., Коновалова А.И., Орлова-Давыдова А. А. Особенно сильной была организация на Украине, где ее возглавляли бар. Ф.Р Штейнгель, Григорович-Барский, Василенко Н П, Писаржевский Л.В. и ряд других видных имен до Грушевского включительно.

Переходя к роли масонства в февральской революции, скажу сразу, что надежды на него оказались крайне преждевременными, в дело вступили столь мощные массовые силы, особенно мобилизованные большевиками, что кучка интеллигентов не могла сыграть большой роли и сама рассыпалась под влиянием столкновения классов. Но все же некоторую роль масонство сыграло и в период подготовки февральской революции, когда оно было своеобразным конспиративным центром «народного фронта», и в первые дни февральской революции, когда оно помогло объединению прогрессивных сит под знаменем революции.

Незадолго до февральской революции начались и поиски связей с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг их и Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других) и с ними завязана организационная связь. Готовилась группа в с Медыха, где были большие запасные воинские части, в полках Петрограда, и другие. В момент начала февральской революции всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства сперва Временного комитета Государственной Думы, а затем Временного правительства Во всех переговорах об организации власти масоны играли закулисную, но видную роль. Позже, как я уже указывал выше, начались политические и социальные разногласия, и организация распалась. Допускаю, однако что взявшее в ней верх правое крыло продолжало работу, но очистилось от левых элементов, в том числе от меня, объявив нам о прекращении работы», т. е. прибегли к старому приему.

Некрасов еще и еще раз подчеркивал сверхконспиративный характер организации. Он указал, что многие попытки единомышленников, искренних или нет, проникнуть в нее, пресекались с порога. Так, рассказав об усилиях польских масонов связаться с русскими, Некрасов заключил: «Но мы на это не пошли, так как он (представитель польских масонов – Н Я.) был связан с французскими масонами, среди которых было много агентов охранки» Неожиданные познания, не из департамента ли полиции, центра зарубежной агентуры?

С другой стороны, наводит на определенные размышления и названная Некрасовым цифра масонов — 300—350 человек Известна резолюция последнего царского министра внутренних дел Протопопова на полях обзора печати об очередном выступлении против «темных сил»: «Вся эта оппозиция выросла на ниве расстройства продовольственной части и тягот военных. Число ее вожаков невелико Выразители ее – Дума, частица Государственного Совета и группа дворян (далеко не все, не купечество, не капитал, не деревня)». Число этих вожаков Протопопов определял именно в 300 человек. Весьма вероятно, что царское Министерство внутренних дел имело кое-какое представление об организации, где верховодил Некрасов.

В 1939—1940 гг. ни следствие, ни суд показания Некрасова не заинтересовали. Когда 14 апреля 1940 года он предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР, то его, по-видимому, из чистого любопытства спросили о масонах «Я вступил в масонскую организацию, — ответил Некрасов — Это была буржуазно-революционная организация Эта организация была немноголюдной, но состояла из влиятельных людей. Цель этой организации была освобождение родины». Некрасова приговорили к расстрелу и казнили.

Масоны всех степеней (градусов), рвавшиеся к установлению в России автократии, были последовательными противниками большевиков Антибольшевистская, антикоммунистическая платформа объединяла все российские масонские ложи независимо от того, входили они в организацию, возглавлявшуюся Некрасовым и другими, или нет (заметим, что антибольшевизм сплотил в единое целое все буржуазные политические партии, несмотря на различие во взглядах и целях).

Коль скоро партия большевиков стояла за революционный выход из войны, российские масоны были естественными союзниками тex, кто выступал за продолжение кровавой бойни в интересах зарубежного и отечественного капитала, объективно они являлись орудием в руках правящих кругов Антанты, стремящихся выплыть к победе на потоках русской крови. Один из членов масонской ложи много лет спустя припоминал: «Большинство существовавших в России, по крайней мере в Петербурге, масонских организаций, в сущности, представляли собой филиальные отделения французских орденов и в той или иной степени ориентировались на национальную французскую ложу «Великий Восток», организационно тесно связанную с правительственными и деловыми кругами Франции».

Мы находим масонов в чудовищном клубке антибольшевистских заговоров до Октября 1917 года, они – активнейшие участники антисоветских организаций после Великой Октябрьской социалистической революции. То, что масоны были лютыми врагами большевиков, очевидно, как не менее ясно и то, что они неизменно пытались сыграть роль объединителей руководства буржуазных партий в России в 1917 году. Вероятно, в этом отношении, как показывает хотя бы персональный состав Временного правительства, они в известной степени преуспели. Но эти потуги не дали руководителям буржуазии ожидавшихся ими успехов в условиях страны, шедшей к социалистической революции.

Но кто мог пролить свет тогда на это из живущих? Значит снова нужно обратиться к «живой истории» – В.В. Шульгину.

Июнь 1974 года. Автор в чистенькой квартире Шульгина во Владимире 96-летний Шульгин бодр, тверд в памяти.

– Василий Витальевич, понимаю, надоел. Один только вопрос, последний — что вы знаете о масонах?

Знаю, хотя не очень много А почему вы заинтересовались?

– Книжку написал. Мне кажется, что Некрасов верховодил у них

– Николай Виссарионович? Не думаю, чтобы он был главным. Вы бы занялись Маклаковым, не Николаем Александровичем. а братом его, Василием Александровичем. Он был масоном высоких степеней Гостил я у него в эмиграции в двадцатые годы Он мне рассказывал, что организация была серьезная, очень серьезная. Не в зарубежье, конечно, а на родине.

– Чего же они добивались?

— Не был посвящен, но припоминаю удивительные слова Василия Алексеевича. Дело было в третьей Думе. Заседание, знаете, Пуришкевич скандалит, кричит. Вышел я в кулуары, прохаживаюсь. Выскакивает Маклаков и ко мне: «Кабак!» – сказал громко, а потом, понизив голос, добавил: «вот что нам нужно, война с Германией и твердая власть». Вы и делайте выводы

— Стоит ли дальше заниматься масонами?

— Очень стоит, только трудно. Они таились. А организация была весьма серьезная..

— Скажиитe, прав ли я, когда считаю, что в правившем лагере за кулисами четко обнаружилась тенденция к правой автократии?

Подумал, пожевал бескровными губами, погладил крепкой рукой седую до желтизны бороду и сказал:

— Наверное. Пожалуй, так и обстояло дело – разговоры о многопартийности оставались разговорами. Власть, профессор, она одна, и ее, матушку, делить с кем-либо негоже. Слишком драгоценный дар, нельзя было ее распределить по партиям. Люди, о которых вы изволили говорить, были кремень и, раз схватив власть, ее бы не уронили. А многопартийность… да мало ли о чем болтают на перегонах между политическими станциями? Пустые разговоры для простодушных.

И задумался, погасив веками острый взгляд из-под кустистых бровей.

Член 4-й Думы во времена Временного правительства комиссар Одессы Л.А.Велихов в свое время указывал: «В 4-й Государственной Думе я вступил в так называемое «масонское объединение», куда входили представители от левых прогресситов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с. д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелов) и которое ставило своей целью блок всех оппозиционных партий Думы для свержения самодержавия». Иными словами, успех лидеры этих партий во времена царизма видели только в сплочении своих сил. Едва ли после февральского рубежа они стали смотреть на это дело по-иному.

Какая отсюда следует мораль? Установление того, что верхушка всех без исключения российских буржуазных партий была объединена в рамках некой сверхорганизации — масонов, позволяет по-иному взглянуть на подоплеку событий тех лет. Что и сделано в этой работе, навлекшей на автора гнев тех, кто долгие годы почитался в нашей стране держателями исторической истины во всем объеме.

Исследование (обязательно документированное!) роли масонов на подступах к февральской революции 1917 года приводит к выводу в главном и решающем — вопросе о власти — лидеры класса эксплуататоров попытались осуществить концентрированную волю. В широком смысле эксплуататорский класс стремился создать единую предпартию. Она по необходимости могла пока охватывать только его верхушку, ибо раскрытие замысла объединения всех сил буржуазии и соглашателей в рамках одной организации неизбежно подорвало бы цели, поставленные инициаторами этого образа действий.

Страна бурлила, стояла на пороге революции. Бесчисленные миллионы поднимались на борьбу против царского самодержавия. Объявить в этих условиях, что буржуазия стоит за новую автократию, означало бы немедленное политическое самоубийство Поэтому случилось так, что руководители росийской буржуазии были вынуждены с величайшей тщательностью скрывать выковывавшееся среди них единство за спиной народа и против народа. Отсюда политический плюрализм, затопивший российскую сцену в 1917 году.

Верхушка буржуазии считала сложившееся положение временным, преходящим. «Мозговой трест» кадетов приступил к объяснению этого буквально с первых дней после февральской революции, разумеется, прибегая к самой «революционной» фразеологии. Уже в конце марта 1917 года в брошюре Н.Голуба «Радикальный блок» бросается призыв к объединению всех «социалистических» партий, ибо в России «словно в первый день творения — величайший хаос и величайшие возможности». Названия брошюры достаточно, чтобы понять, о каких «социалистах» в ней шла речь.

«Пока у демократии – подчеркивал автор – нет организованных врагов, – есть только хаотическая масса, из которой в будущем, может быть, в ближайшем будущем, эти враги могут выкристаллизоваться в виде, может быть, небольших, но, вероятно, очень твердых кристаллов. В этом отношении нам могут позавидовать все демократии мира. Россия представляется совершенно ровной, целинной степью, без терновника и без оврагов, которую нужно и можно вспахать глубоко, разумно и быстро, чтобы получить изумительную жатву». О каких «врагах» шла речь в брошюре, на которой отчетливо видна фабричная марка «сделано кадетами»? Царизм сметен, речь шла об объединении сил против народа, против большевистской партии.

Летом 1917 года В.К.Никольский в брошюре «Наши политические партии о будущем России» разобрал программы эсеров, меньшевиков и кадетов. «Сглаживая трения — настаивал он, — все три партии могут идти по одному пути, если кадеты решительно сдвинуться влево и пойдут навстречу зову жизни. Проф. Лосский на 7-м кадетском съезде (март 1917 года — Н.Я.) открыто заявил, что кадеты тоже социалисты, только не революционные, а эволюционные». Великолепное открытие, подводящее к основной мысли брошюры: «Если мы воспроизведем в своей памяти основные пункты программ трех наших партий, то не найдем непримиримых противоречий».

Новоявленные «социалисты» — кадеты вкупе с меньшевиками и эсерами должны были единым фронтом выступить против большевиков, ибо, разъяснял автор, таких «социалистов больше всего страшит «диктатура пролетариата». А что взамен этого лозунга, сплачивавшего вокруг большевиков трудящиеся массы? «Угнетенным русским, без различия партий и классов, как воздух необходимо прежде всего осуществление «прав человека и гражданина».» Иными словами, перестройка только надстройки, но отнюдь не фундамента общества.

Так ставился вопрос в пропагандистских материалах, печатавшихся громадными тиражами. Пока говорили люди второго положения, подлинные хозяева помалкивали, дожидаясь своего «звездного часа». Но обнаружившаяся тенденция сомнения не вызывает.

Массы, пробудившиеся к политической жизни, нащупывали правильную дорогу, что было объективным фактором, способствовавшим возникновению в тот бурный год многопартийности. Но то, что эта многопартийность, сложившаяся по большей части стихийно, служила пока удобным прикрытием для интриг российского крупного капитала, рвавшегося к безраздельной власти, сомнения не вызывает. В обстановке всеобщего хаоса и замешательства гг. некрасовы, керенские, коноваловы, терещенко и другие твердо знавшие, чего они добиваются, настойчиво проводили свой курс, соединенные единством цели и методов. Отсюда уже начавшаяся пропаганда в пользу сглаживания разногласий между буржуазными

партиями. Лидеры буржуазии не успели, не смогли справиться с народной стихией.

Великий Октябрь в корне пресек обозначившуюся тенденцию к диктатуре крупного капитала. Враги, успевшие создать единение буржуазных верхов в масонских ложах, основывали своего рода предпартию, но у них не хватило времени консолидироваться, ибо они не могли найти массовой опоры в революционной стране. С точки зрения исторических судеб России, предстает великая своевременность Октября. Спасение поистине пришло в последний час.

Коротко говоря, то, что в современной терминологии именуется «превентивной революцией», задуманное в масонской ложе, не удалось. В России развернулась подлинная народная революция, очистившая авгиевы конюшни прежнего строя. Излюбленный тезис нынешних полузнаек состоит в том, что победа в Октябре 1917 года пресекла-де некий процесс расцвета многопартийности в России. По поводу этого на Западе написаны библиотеки книг, дотошно разработаны бесконечные программные заявления всех без исключения буржуазных партий, проведен анализ различия между ними. В тени оставляется только одно обстоятельство — все эти партии защищали интересы горстки эксплуататоров. Правда заключается в том, что партии большевиков по всем коренным проблемам общественного развития противостоял единый отлаженный механизм, одно руководство, объединявшее вожаков всех буржуазных партий. На смену царизму шла диктатура крупного капитала в ее наиболее жесткой форме – то, что по нынешней терминологии именуется тоталитаризмом, а тогда называлось просто военной диктатурой. Только на путях тоталитаризма российская буржуазия надеялась обуздать великий народ. Пресечь, а затем сломать ясно обозначившуюся тенденцию могла только социалистическая революция, давшая власть народу.

Так, и не иначе, был поставлен вопрос историей.

Современнику было трудно, а порой невозможно проникнуть в суть происходившего. А.А.Блок, воззвавший в начале книги «Россия и интеллигенция» (1907 г): «Только о великом стоит думать, только большие задания должен ставить писатель», размотав нить повествования, воскликнул:

«В полете на воссоединение с целым, в музыке мирового оркестра, в звоне струн и бубенцов, в свисте ветра, в визге скрипок — родилось дитя Гоголя. Этого ребенка назвал он Россией. Она глядит на нас из синей бездны будущего и зовет туда.

Во что она вырастет, — не знаем; как назовем ее — не знаем».

Теперь мы знаем и остро чувствуем ныне, в горниле нежданных испытаний. Но каковы бы ни были сомнения, прошлое залог того, Великой России быть.

* * *

Остается ответить на последний вопрос. Если масоны были не только темной, но и сугубо-дисциплинированной силой, почему они не повели за собой армию. Да и почему вооруженная мощь России тогда для начала распалась, а не была без промедления использована заинтересованными силами. Обратимся к положению армии в системе тогдашней российской государственности.

Обе стороны, хотя в разной степени, дестабилизировали обстановку в России. Хаос нарастал на глазах. В государственной структуре, по-видимому, только Ставка могла бы восстановить порядок прежде всего в интересах продолжения войны против грозного врага. Именно Ставка была, как говорили тогда, центром военной жизни страны, откуда шло все биение пульса России в суровую годину. К 1917 году понятия царь и Ставка были неразделимы. Увы, для взгляда извне, внутри думали по иному.

На этот счет есть авторитетное свидетельство — книга М.К. Лемке «250 дней в царской Ставке», почти 900 страниц убористого шрифта на страницах порядочного формата. Изданная ввиду важности предмета в Советской России в Петрограде уже в августе 1920 года! Безусловно признанная западными «советологами» как надежный источник, ибо автор – журналист в военном мундире, был своего рода офицером по связям с прессой и просто «фотографировал» то, что видел и воспроизводил то, что слышал. С ним был откровенен генерал-адьютант Алексеев, изливавший желчь по поводу состояния дел. Впрочем еще более откровенный генерал — квартирмейстер штаба Верховного Главнокомандующего М.С. Пустовойтенко посоветовал Лемке не обольщаться речами общего начальника. — Вы думаете — спросил меня Пустовойтенко – что начальник штаба будет сейчас работать? Нет, после таких бесед у него всегда только одно желание помолиться

Лемке, почитавший себя человеком прогрессивным, естественно, демократом, на помощь Всевышнего не полагался, забросал Пустовойтенко вопросами. Генерал назвал положение «безотрадным». Тут же еще вопрос Лемке:

— Ну, а Верховный?

— Он смотрит с глаз своих приближенных, которым, конечно не пристало рисовать ему какую-нибудь мрачность. Она невыгодна для них. Каждый, особенно нацелившийся на какое-нибудь жизненное благо, старается уверить его , что все идет хорошо и вполне благополучно под его высокой рукой. Разве он понимает что-нибудь из происходящего в стране?! Разве он верит хоть одному мрачному слову Михаила Васильевича (Алексеева — Н.Я.)? Разве он не боится поэтому его ежедневных докладов, как урод боится зеркала? Мы указываем ему на полный развал армии и страны в тылу ежедневными фактами, не делая особых подчеркиваний, доказываем правоту своей позиции, а он в это время думает о том, что слышал за пять минут во дворе, и, вероятно, посылает нас ко всем чертям…

— Да, тяжело в такой обстановке. Не завидую вам.

— …Знаете ли вы, что приходится испытывать ежедневно? Ведь ни один шельма министр не дает теперь окончательного мнения ни по одному вопросу, не сославшись на Алексеева – как он. де полагает. Все умывают руки, но делают зто незаметно тонко.. Вы посмотрите на армию, все опустилось, все изгадилось. Да и в тылу не лучше. Там такой хаос, такой кавардак, что сил человеческих нет. чтобы привести в порядок.

— А государь заговаривает когда-нибудь на общие темы?

— Никогда. В этом особенность его беседы с начальником штаба и со мной: только очередные дела.

— Какой же выход, Михаил Саввич?

— Выход? По-моему, куропаткинское терпение…

Далеко не все им обладали, а что проку! Оставим мифических или действительных «заговорщиков» в военных мундирах. Спустимся с высот таинственною на твердую почву известного, повседневного. Обратимся к тем. кто тянул лямку службы, работал, воевал, исполнял свой долг. В армии офицерский корпус связан дисциплиной и. конечно, никак не мог пренебречь ею. Следовательно, генерал или офицер мог действовать только в рамках вверенных ему полномочий. Фронтовые командиры не были в неведении об усиленной работе по разложению армии. Их возможности пресекать поползновения в этом направлении были весьма невелики, ибо занимались этим нередко отнюдь не «революционеры», а респектабельные по российским критериям люди.

До Ставки дошел рапорт начальника 19 пехотной дивизии генерал-лейтенанта Нечволодова командованию IX-й армии. Замечательный русский патриот», выдающийся историк, прославившийся своими патриотическими трудами о прошлом России, Нечволодов докладывал: «Необходимо отклонить развозку по позициям подарков от газеты «Биржевые ведомости». В октябре ко мне в штаб явились два молодых сотрудника этой газеты, гг. Проппер и Гессен, и за 10 минут своего пребывания в штабной столовой, где им был предложен чай, успели объяснить, что в Германии в действительности никакого недостатка ни в чем не ощущается и не будет ощущаться, а что наше правительство периодически заставляет газеты писать про это; про внутреннее же состояние России и про то, что творится по их выражению, «в сферах», они частью намеками, частью фразами, выражающими сожаление о «бедной нашей родине», наговорили таких возмутительных вещей, что я вынужден был объявить, что сам буду сопутствовать им по позиции, а затем не отпускал их от себя ни на шаг до их отъезда из дивизии».

Лемке с легко различимым недовольством занес этот эпизод в свою книгу, поставив в кавычки слово «историк» применительно к Нечволодову. Что не должно удивлять, сам автор недалеко ушел от направления «Биржевых новостей», использовав свое пребывание в Ставке для сбора сплетен. По-видимому он почитал гражданской доблестью поносить командование решительно за все. Он собрал немало приказов по армии, начиная с августа 1914 года, в которых командование грозило суровыми карами вплоть до расстрела за мародерство, насилие над мирными жителями. Одни из первых отданы генералом А.В. Самсоновым еще при вступлении в Восточную Пруссию: «Все чины армии должны помнить, что где бы ни находилась наша армия — в пределах ли нашей родины или неприятельской страны — славянское население и его имущество должно быть свято для русских войск. Особенно же это относится к полякам, с полной преданностью нашей родине ставшим грудью за общеславянское дело. Вместе с тем, следует помнить, что русские войска воюют лишь с вооруженными силами неприятеля; мирное же его население, не причиняющее нам вреда, равно как и его имущество, должны быть неприкосновенны». И в другом приказе по армии: «Предупреждаю, что я не допускаю никаких насилий над жителями. За все то, что берется от населения, должно быть полностью и справедливо уплачено».

Привел Лемке эти и другие приказы, сообщил, что военно-полевые суды на протяжении всей войны жестко карали за мародерство и заключил: «Расстреляйте половину армии, а другая все-таки будет воровать — такова природа русского человека. Романовы развратили всю страну». Для господ лемке не представляло никакого труда перечеркивать все, что пытались делать честного и разумного генералы и офицеры русской армии. Свое, отечественное, мазалось черной краской. Не останавливаясь перед кощунством по поводу павшего А.В. Самсонова, который был де «бесталанным воином и стратегом».

Вообще, расфилософствовался Лемке, «недостаток людей ужасен. Сколько зла происходит только потому, что ничего не стоящих людей некем заменить. Здесь в Ставке, это особенно ощущается и сознание такого безлюдия просто давит и до боли сжимается сердце; начинаешь впадать в какую-то ужасающую пессимистическую полосу… Хотели создать касту и создали прах армии и страны, конечно, при благосклонном участии судьбы, стремящейся сбросить авторитет коронованного идиота».

Нет, нет и нет достойных людей в офицерском корпусе по мнению тех, кто предавал анафеме великую русскую армию В самом деле, посмеивается Лемке сегодня (2 декабря 1915 года) приехал главный начальник двинского военного округа ген. Дмитрий Петрович Зуев, — у него в округе Виленская, Витебская и часть Псковской губ. Приехал хлопотать … законники Зуевы все ждут, что им поможет какая-то общая власть и чье-то общее руководство». А речь идет о крупном военачальнике,совсем недавно командовавшем на одном из самых ответственных участков фронта.

Ничего не могут военные по мнению мудрецов в Ставке Вот предприниматели – дело другое. Они заняты проектом использовать пороги Днепра и устроить гидростанции мощностью в 1 млн. л. с. Стоимость 52 млн. рублей, правительственный проект тех же сооружений оценивается в 12 млн. рублей. «Только теперь во время войны и можно осуществиить этот (терещенский) грандиозный замысел» — восторгается Лемке. Естественно вытащить у казны средства!

Терещенко прямо от Алексеева ввалился в кабинет Лемке Посплетничали, что было тогда главным занятием в верхах Ставки. Терещенко объявил, что получил советы, как провести «по инстанциям» свой днепровский проект. Поругали Алексеева, который «не умеет выбирать людей». Еще посудачили, «Терещенко — записал Лемке — считает Брусилова ограниченным». Беседа происходила за месяц до начала наступления Юго-Западного фронта! Когда же прогремел на весь мир брусиловский прорыв, Лемке смотрел на происходившее из рук Терещенко и Ко , перехваленных предпринимателей. 29 мая 1916 года он записывает: «Если я что-нибудь понял за девятимесячное здесь пребывание, то нет никакого сомнения, что вся операция Брусилова будет тоже фарсом и кончится стратегической трагедией». Поистине тогдашние «демократы» были неисправимы. Диаметрально противоположного мнения придерживались лучшие из лучших офицеров.

На следующий день 30 мая Лемке лаконично записывает: «Д.Д. Зуев подал рапорт об отчислении в Преображенский полк — ему совестно сидеть здесь, когда началось настоящее дело». Гвардии поручик (сын генерала Д.П.Зуева) Преображенского полка Д.Д.Зуев был причислен как достойный из строя к Ставке всего четыре месяца назад. Их оказалось достаточно для молодого офицера, сыт по горло порядками в Ставке. Он сделал то, что было по силам по служебному положению — воодушевленный победами русского оружия, вернулся в войска и прямо в бой. Такие как он, честно выполнявшие свой воинский долг, беззаветно сражались потом под знаменами Красной Армии.

Так случилось, что на пороге эпохальных событий мозговой центр вооруженной мощи России оказался парализованным. Напрасны были надежды иных трезвых людей на армию. Скованный воинской дисциплиной офицерский корпус по инерции не мог, а по долгу не смел стать на позиции неповиновения. Офицер-гражданин практически не оказывал доминирующего влияния пока существовала императорская армия. Многочисленные исключения, увы, подтверждали общее правило. По слишком понятной причине — для русского офицера присяга была превыше всего. Была суровой реальностью как и враг, который стоял на фронте от Балтики до Карпат.