Моя миссия в России

Только после нескольких недель отдыха в Ньюки я смог вернуться к активной работе. Хотя теперь у меня не было никаких официальных обязанностей, в течение полутора лет все мое время уходило на поддержку усилий моей жены по оказанию помощи британским и русским беженцам и освещение русского вопроса перед британской общественностью. Я был председателем полудюжины комитетов, занимавшихся различными сторонами российского вопроса. Я был также президентом Британского Русского клуба, основанного несколькими предпринимателями, потерявшими в России свои капиталовложения. Они понимали, что лишь неустанные совместные усилия дают им надежду спасти хоть что-нибудь от краха. Постепенно этот клуб стал местом сбора для всех, кому небезразлична Россия, и, поскольку большинство его членов было на практике знакомо со всеми особенностями экономической, финансовой и промышленной жизни России, клуб мог предоставлять правительству много полезных сведений по этим вопросам. Я глубоко сочувствовал потерям, которые понесло большинство членов клуба, и поэтому от всего сердца их поддерживал. Так, я никогда не отказывался занять кресло председателя на клубных обедах, если какой-либо высокий гость, как, например, мистер Уинстон Черчилль, удостаивал их своим присутствием.

В первых беседах с мистером Балфуром и другими членами правительства я резко возражал против полного разрыва с большевиками – на том основании, что это даст Германии полную свободу действий в ее отношениях с Россией. Однако я указывал и на тот факт, что мы не можем ни на что рассчитывать со стороны революционеров: Ленин и Троцкий, будучи людьми незаурядными, представляют собой разрушительную, а не созидательную силу. Они могут уничтожать, но не создавать. Их конечная цель состоит в свержении всех так называемых империалистических правительств, и они никогда, сказал я тогда премьер-министру, не будут работать с человеком, который в их глазах олицетворяет империализм.

Когда положение изменилось к худшему, я изменил взгляды, которые я первоначально высказывал. Большевики распустили Учредительное собрание и убили двух бывших министров, одновременно с этим Литвинов в своей речи в Ноттингеме открыто проповедовал революцию. Мы не могли допустить, чтобы неофициальный дипломатический представитель вел в нашей стране активную революционную пропаганду, однако, если бы мы применили к нему дисциплинарные меры, Троцкий предпринял бы ответные меры против сотрудников нашего посольства. Поэтому нам надо было выбирать: или договариваться с большевиками на основании полной взаимности, или полностью порвать с ними и эвакуировать наше посольство. Я склонялся ко второму варианту, поскольку существовала надежда, что союзники окажут материальную поддержку лояльным элементам на юге России, которые пока не подчинились ни большевикам, ни немцам.