ДЕЛО БЫЛО В ИСПАНИИ
Часть VI
Но все-таки: чего от меня хотят испанские власти? Почему арестовали? Почему держат в тюрьме? Каковы дальнейшие их виды?
Мой арест не есть, во всяком случае, случайный арест проезжего русского эмигранта, у которого бумаги не в порядке, арест подозрительного человека, которого они не знают. Наоборот, они не заглянули в бумаги. Они меня арестовали именно потому, что знали. Следовательно, это арест подготовленный и рассчитанный. Какая же его цель? Для чего они держат меня?
Попробуем свести воедино.
1. Французское правительство непременно хотело выслать меня в Испанию, а не в какую-либо другую страну.
2. Испанское правительство вынесло постановление о моем аресте и заключении в тюрьму до моего допроса, – стало быть, исключительно на основании французских сообщений (разумеется, за всем этим стоит царская дипломатия).
3. Но какой интерес у Испании?
а) обще-полицейский;
б) «маленькие подарочки поддерживают дружбу» (французская пословица), а испанское правительство находится сейчас фактически в услужении у Антанты.
Но зачем меня держат в тюрьме? Что-то, очевидно, готовят? Но что именно? Не отправят ли в один из средиземных портов, чтобы оттуда «нечаянно», «по недоразумению» выбросить меня на корабль, с которого я попаду на русское военное или транспортное судно? Организовать это вовсе не так трудно – под закулисным руководством русского посольства в Париже и его здешней агентуры. Ведь крови-то мы им нашей ежедневной газетой испортили немало. А в Средиземном море есть русские суда. Меня и держат в тюрьме до надлежащего момента.
Вывод: немедленно написать обо всем этом Депре, чтобы поднять надлежащую кампанию в прессе.
Сделано.
Воскресенье 12-е. Освобождение из тюрьмы. Комиссар: Вы останетесь на несколько дней здесь, потом будете высланы. – Куда? – Не знаю. Шпик (через час): Вы уедете сегодня вечером в Кадикс. – Кадикс? Так и есть. Южный порт. Сон в руку.
Меня провожают по коридору «товарищи» по заключению.
«Немец»-воришка: «Вы, наверно, останетесь в Испании. А когда я выйду, я вас поселю у себя в доме, и я скажу, что я ручаюсь за этого человека».
Таким образом, у меня есть в Испании влиятельный покровитель. Жаль только, что он в тюрьме…
Надушенный полицейский комиссар, явившись за мною в тюрьму, первым делом: «Bonjour, monsieur, comment vous portez vous?» (здравствуйте, как поживаете?). – Избыток южного добродушия или издевательство?
– А вы? – спросил я его.
Он (смущенно). Мерси, очень хорошо.
Я. Я также, мерси.
После этого он заговорил менее фамильярным тоном. Одноглазый шпик привез меня из тюрьмы в мой пансион. Там меня, смущенного, встретили, к великому моему изумлению, очень хорошо. Чему приписать их необыкновенное сочувствие? Потом я понял: сюда приходил Депре, не простой смертный, а директор мадридского отделения страхового общества, и разъяснил, что я не фальшивомонетчик и не немецкий шпион, а «пацифист», стою за мир (как в Испании!) и, кроме того, аккуратно уплачу по счету.
С Депре условились насчет необходимых шагов в печати и в парламенте по поводу высылки в Кадикс. Шпик дежурил у ворот пансиона, провожал меня, когда я выходил, и так как я не знал дороги, то он проявлял величайшую догадливость: «Не нужен ли вам рабочий дом?» и показал мне направление.
Шпик спросил меня, желаю ли я сам платить за свой билет до Кадикса. Я твердо отказался. Достаточно платы за номер в образцовой тюрьме. В конце концов, мне нет нужды ехать в Кадикс.
Вечером меня увезли – за счет испанского государственного бюджета.
