Год великих сражений
Война 1914 года была войной, в которой армии Европы не были готовы сражаться, чего нельзя было сказать о великих европейских военных флотах. Армии, как стало ясно с самого начала кампаний, технически оснащались, чтобы решать конкретные, легко воспринимаемые проблемы - такие как преодоление обороны современных крепостей, перемещение крупных масс людей с внутренних баз к границам и создание непроходимых стен винтовочного и артиллерийского огня, когда эти массы приходили в соприкосновение друг с другом. Они были совершенно не приспособлены для того, чтобы иметь дело с более сложными и серьезными проблемами: как защитить солдат от таких шквалов огня, как перемещать их, не лишая этой защиты, по полю боя, и вообще, как перемещать их вдали от пунктов обеспечения, имея в распоряжении только их собственные ноги, и как быстро и без искажений передавать информацию между штабами и формированиями, между одним формированием и другим, между пехотой и артиллерией, между землей и самолетами, с которыми армии недавно связали себя почти случайно.
Все ошибки генералов 1914 года были в основном сделаны до войны. Их ум позволял им приспособить для своих нужд технологии, уже имевшиеся в распоряжении,- например разветвленную сеть европейских железных дорог. Но им недоставало широты мышления, чтобы оценить значение или возможности новых технологий, среди которых двигатель внутреннего сгорания и беспроволочный телеграф, позже названный радио, были наиболее значимыми. Они не были способны воспринять и проблемы, для которых эти новые технологии могли стать решением.
Ничего подобного нельзя сказать в отношении адмиралов предвоенных лет. С прозорливостью, достойной уважения, они не только оценили значение разрабатывавшихся технологий, но и применили их на флоте с возможной полнотой и эффективностью. Адмиралы по традиции имели репутацию "морских волков" и "старых ослов", неспособных видеть дальше носа собственных кораблей и не испытывающих большого желания изменять что-либо внутри их корпусов. Обычно считается, что адмиралы девятнадцатого столетия противились переходу от паруса к пару так же яростно, как генералы - отмене алых мундиров. Трудно придумать что-либо менее соответствующее истине. Когда адмиралы Королевского флота убедились, что парус отжил свое, они, отбросив сентиментальность, безжалостно отказались от красоты этих пирамид холста. Парусный военный флот был упразднен почти что в течение суток - сразу после того как во время Крымской войны паровые канонерки разгромили "деревянные стены". "Уорриор", первый паровой броненосец Королевского военного флота, построенный в 1861 году, был не экспериментом, но кораблем, который произвел переворот, одним прыжком преодолев несколько промежуточных этапов в кораблестроении. Палмерстон, увидевший его на якоре среди старых боевых кораблей в Портсмутской гавани, сравнил его с "удавом среди кроликов", и преемники адмиралов, по приказу которых он был создан, должны были строить новых "удавов" всякий раз, когда замечали, что старые опустились до статуса "кроликов". Темп изменений в военном кораблестроении между 1860 и 1914 годами изумляет. Бортовое расположение орудий сменяется их сосредоточением в центральной батарее, а та - вращающимися башнями, поршневой двигатель - турбинным, каменный уголь - нефтью.
Изменения происходили все быстрее и быстрее, поскольку адмиралы понимали значение новых технологий, появлявшихся в гражданской промышленности, и получали подтверждения в столкновении этих технологий в битвах между военными флотами в неевропейских водах - во время испано-американской войны 1898 года и русско-японской 1904-го. В 1896 году Королевский флот, все еще мировой лидер, строил линкоры водоизмещением 13 тысяч тонн, вооруженные четырьмя 12-дюймовыми орудиями и способные развить скорость до восемнадцати узлов паровых машинах, работающих на каменном угле. К 1913 году самые современные линкоры класса "Куин Элизабет" имели водоизмещение 26 тысяч тонн и несли восемь 15-дюймовых орудий, а их скорость достигала двадцати пяти узлов благодаря нефтяным турбинным двигателям. Промежуточным между этими двумя классами кораблем был "Дредноут" давший в 1906 году имя всему классу подобных кораблей. Они были названы так из-за того, что обходились без нагромождения второстепенных орудий небольшого калибра, как на его предшественниках, а броневая защита была сконцентрирована вокруг орудийных башен, артиллерийских погребов и турбинных двигателей. "Дредноут", детище адмирала сэра Джона Фишера, стал таким же поворотным моментом, как и "Уорриор", и решение строить его было смелым шагом, поскольку он, подобно "Уорриору", переводил все современные линкоры в разряд устаревших, включая и принадлежащие Королевскому флоту. Только страна столь богатая, столь эффективно использовавшая финансы и столь решительно стремившаяся к сохранению господствующего положения на море, как Британия, могла брать на себя такой риск, и только флот столь технически восприимчивый, как Королевский, видел необходимость подобных мер.
Впрочем, новые идеи появлялись не только в Великобритании. Итальянские морские конструкторы, которые всегда были одними из лучших в этой области, также разрабатывали концепцию подобного корабля. Им не хватило смелости, чтобы воплотить свои идеи в действительность. Появление "Дредноута" породило поток аналогичных и улучшенных кораблей этого типа, построенных вслед за ним, и заставило все передовые военные флоты - французский, итальянский, австрийский, русский, американский, японский, немецкий - последовать примеру Великобритании. Между 1906 и 1914 годами дредноуты сходили со стапелей верфей по всему миру во все возрастающих количествах. Они несли флаги всех основных держав, как и многих других стран, прежде не имевших морского влияния. Турция заказала дредноуты в Британии, а в Латинской Америке разразилась гонка морских вооружений между Аргентиной, Бразилией и Чили, которые, не имея возможности самостоятельно строить крупные боевые корабли, делили заказы между американскими и британскими верфями. Дредноут в эти годы стал символом государственного международного статуса, независимо от того, служило ли это объективным национальным целям или нет.
Конкуренция - а конкуренция между британскими и американскими верфями была яростной, ведь они действовали на свободном рынке и продавали свои услуги за границу всякий раз, как только возникала возможность,- гарантировала, что разработки отвечают самым высоким стандартам и воплощают самые последние новшества. Корабли, построенные в Великобритании для иностранных военных флотов в 1914 году - "Альмиранте Латорре" для Чили, "Решадие" для Турции, "Рио-де-Жанейро" для Бразилии, - были наиболее яркими представителями своего класса. Адмиралтейство не испытывало колебаний при покупке всех трех для Великобритании в августе 1914 года, и они, под названиями "Канада", "Эрин" и "Эджинкорт", немедленно вошли в состав Гранд-Флита. "Эджннкорт", на котором были установлены двенадцать 14-дюймовых орудий, был наиболее сильно вооруженным кораблем во всех европейских военных флотах.
Немецкие дредноуты были защищены лучше, чем их британские аналоги, имели более толстую броню и более сложную схему внутренних помещений, включающих небольшие водонепроницаемые пространства, которые уменьшали опасность затопления, но орудия, установленные на них, были меньшего калибра. Дредноуты самого последнего класса, построенные в нейтральных Соединенных Штатах,- "Оклахома" и "Невада", достигли заметного компромисса между скоростью, огневой мощью и защищенностью, однако два британских дредноута класса "Куин Элизабет" (было построено еще три) явственно представляли новейшее поколение линкоров - еще более быстрых, лучше вооруженных и бронированных.
Даже незначительные различия в конструкции между дредноутами оказывались весьма значимыми в ходе сражения, и часто приходится удивляться, как небольшая щель в броне могла стать причиной гибели корабля. Современная морская война беспощадна. Стальные корабли, в отличие от прежних деревянных судов, невозможно починить в ходе сражения, в то время как огромные массы взрывчатых боеприпасов, которые они несли в своих погребах, создавали угрозу полного уничтожения, если корабль получал опасное попадание. Тем не менее, главными чертами дредноутов были, во-первых, их сходство друг с другом, а во-вторых, их высочайший технический уровень. Адмиралы поддерживали морских конструкторов в их стремлении оснастить корабли последними новинками техники и научными разработками - от оптического оборудования (в этой области немецкая оптическая промышленность создала Флоту открытого моря неоспоримое преимущество) до механических вычислительных устройств для расчета направления и возвышения орудий. Армии 1914 года не могли быть достаточно эффективными организациями для победоносных сражений. Эскадры дредноутов были настолько эффективны, насколько это вообще было возможно в рамках доступных технологий.
Если и был какой-то крупный технический недостаток в оснащении флотов, то он заключался в их системах связи. Военный флот с энтузиазмом воспринял такую новинку, созданную наукой, как беспроволочный телеграф (радио), и это нововведение весьма расширило способность передачи информации, как стратегической, так и тактической. Оно позволяло с высокой степенью точности устанавливать расположение флотов, которые могли находиться на очень больших расстояниях друг от друга, и, по направлению радиосигнала, позиции вражеских судов, нарушавших радиомолчание. Оно также совершило переворот в деле разведки и рекогносцировки, которую проводили сопровождавшие эскадры линкоров небольшие военные корабли. До появления телеграфа дальность связи ограничивалась высотой мачт над линией визуального горизонта и условиями видимости; таким образом, на практике она составляла самое большее двадцать миль. Но теперь разведчики могли передавать информацию на сотни, а иногда тысячи миль, флагманы могли непосредственно и быстро связаться с самым мелким разведывательным судном и наоборот. Так было, когда легкий крейсер "Глазго", единственный уцелевший после разгрома при Коронеле, спас запоздавший "Канопус" от уничтожения. Именно его беспроволочная передача положила начало трансэкваториальной погоне, которая в конечном счете привела эскадру Шпее к поражению на Фолклендах.
Морская радиотелеграфия в 1914 году имела, тем не менее, один серьезный недостаток. Она пока передавала не голос, а только азбуку Морзе. В результате требовалось, чтобы записать послание, передать его в радиорубку, закодировать, передать этот сигнал, декодировать его на борту принявшего сигнал судна, записать расшифровку и передать ее на мостик. Этот период оценивался адмиралом Джеллико, командующим Гранд-Флитом, от десяти минут до четверти часа. Этот промежуток в "реальном времени" был не слишком важен при приеме и передаче стратегической информации. Но он становился критическим в ходе сражения, когда эскадры в плотном строю должны были одновременно выполнять маневр по команде адмирала.
В итоге телеграф оказался практически бесполезным в качестве средства тактической сигнализации, которая продолжала осуществляться теми же способами, что и во времена Нельсона, при помощи флагов. Если адмирал хотел развернуть его строй в сторону неприятеля или прочь от него, он должен был отдать приказ лейтенанту-сигнальщику поднять соответствующие флаги. При этом ожидалось, что старшины сигнальщиков на мостике каждого из подчиненных кораблей смогут идентифицировать их невооруженным глазом или при помощи телескопа и доложить капитанам. Процедура требовала сначала подъема флажков, затем, возможно, копирования сигнала другим кораблем, находящимся ближе к внешней или задней стороне строя, и наконец, подъеме ч исполнительного" флага, который означал начало исполнения сигнала. Система отлично работала при Трафальгаре, когда скорость движения британского флота относительно франко-испанской линии составляла пять узлов, а расстояние между головным и последним судном было самое большее две мили. Но флотом дредноутов, маневрирующим на двадцати узлах в боевом строю, растянувшимся на шесть миль, управлять подъемом флага удавалось с большим трудом. Сигнальщики прилагали огромные усилия, чтобы различить небольшие квадраты цветной ткани, затемненные дымом труб и орудий, на расстояниях в тысячу метров и более.
Задним числом может показаться, что, вероятно, было возможно упростить процедуру передачи по беспроволочному телеграфу, обходясь без кодировки и расположив приемник сигналов на мостике, и использовать эту схему при передаче тактических сигналов, когда любая угроза, вызванная возможностью перехвата, должна быть минимальна, поскольку все происходит в "реальном времени". Это не было сделано - возможно, это была одна из оплошностей по причине "отсталости", столь характерной для армий 1914 года. "Культура" сигнального флага крепко держала флоты в своих тисках. Этот недостаток был характерен для военных флотов всех держав. К несчастью для Королевского военного флота, Флот открытого моря преодолел трудности передачи сигналов, в известной степени упрощая систему маневра, допуская большие изменения направления и выравнивания, команды о которых передавались меньшим числом подъемов флажков, чем при системе, которую применял Гранд-Флит. Эта система создала германскому флоту заметное преимущество в ходе Ютландского сражения.
С другой стороны, в технических условиях, столь же замечательных в отношении их современности, как в их сходства, только один недостаток был значительным, и он воздействовал на оба военных флота, втянутых в это решающее противостояние,- и британский, и германский. Ни один из них не имел необходимых разведывательных ресурсов. Традиционно при развертывании флотов вперед выдвигались "основные" силы - линкоры. Их сопровождали легкие корабли, выполнявшие роль прикрытия, достаточно быстроходные, чтобы обнаружить врага и достаточно сильные, чтобы затем оторваться от преследования, прежде чем получить серьезные повреждения. На протяжении десятилетий перед Первой Мировой войной эти корабли носили название "крейсер". Адмирал Фишер, крестный отец "дредноута", обдумал проект, согласно которому функции крейсеров должны в будущем наилучшим образом выполнять корабли, такие же крупные, как линкоры, и столь же сильно вооруженные, но более быстроходные - за счет того, что была снята значительная часть брони линкора. К 1916 году в состав "Гранд Флита" входили девять таких линейных крейсеров, а в состав Флота открытого моря, после того как немцы последовали британской инициативе,- пять. Ни один из этих флотов уже не имел в составе кораблей первой линии традиционных крейсеров. Они были для этого слишком устаревшими, медлительными и слабо вооружены и бронированы. Это не значит, что адмиралы ограничили их использование в первоначальной разведывательной роли или удерживали командующих эскадрами линейных крейсеров от того, чтобы выдвигать их корабли против силы, для противостояния которой они не были предназначены. К несчастью для обоих флотов, возникло убеждение, что линейные крейсера могут, в дополнение к их разведывательной функции, обнаружив вражеские линкоры, вступать с ними в сражение, используя свое основное вооружение. Они должны были "удерживать" их до тех пор, пока собственные линкоры не подойдут для поддержки, и в то же время использовать превосходство в скорости, чтобы избежать поражений. "Скорость является зашитой", - утверждал Фишер. Его линейные крейсера действительно были быстрее, чем любой из современных линкоров, на десять узлов (британский линейный крейсер "Куин Мэри" достигал скорости 33 узла, в то время как немецкий линкор "Кайзер" - 23,6 узла). Однако боевой опыт показал, что скорость не была зашитой против современных морских орудий, которые посылали 12-дюймовые и более тяжёлые снаряды на расстояние 15 тысяч метров. Эта иллюзия заставила военные флоты тратить деньги, на которые можно было приобрести дюжины небольших, но эффективных крейсеров вместо немногих линейных крейсеров, которые ничуть не лучше справлялись со своей задачей и были совершенно непригодны для того, чтобы бросить вызов линкорам, даже на предварительном этапе действий флота. Королевский военный флот вступил в Ютландское сражение в 1916 году с горсткой легких крейсеров, слишком слабых даже для того, чтобы показаться перед более тяжелыми вражескими кораблями, и передовым отрядом линейных крейсеров, которым было суждено понести страшные и бессмысленные потери еще до начала основных действий.
Столкновение линейных эскадр в Ютландском сражении произошло 31 мая 1916 года и продолжалось на следующую ночь. Ему предшествовали еще два сражения - около Гельголанда в августе 1914 года и у Доггер-Банки в январе 1915 года, но ни одно из них не было противостоянием главных сил линейных эскадр. Битва у Гельголандской бухты, на подходе к базам немецкого флота на Северном море, произошла в результате операции британских миноносцев и субмарин из Гарвича, британского порта, расположенного ближе всего к германским базам. Целью операции было прекращение деятельности прибрежных вражеских патрулей и нанесение ущерба самой базе. Тервит, командующий Гарвичским отрядом, и Кииз, командир Восьмой флотилии подводных лодок, были энергичными офицерами, которые благодаря своей жажде действия получили поддержку Черчилля, Первого лорда Адмиралтейства, и через него обещание адмирала сэра Дэвида Битти выделить для операции три линейных крейсера, если будет благоприятная возможность для ее успешного проведения. При неясном свете туманяого дня 28 августа в Гельголандской бухте британцам сначала удалось потопить только один миноносец. Однако, когда появилось подкрепление немцев, линейные крейсера Битти выдвинулись вперед и потопили три вражеских крейсера, не получив повреждений.
Эта небольшая победа весьма ободрила британцев, но и побудила немцев усилить оборону Гельголандской бухты, установив минные поля и выставив патрули из тяжелых и легких кораблей, включая субмарины, - что, впрочем, не удержало их от дальнейших действий. В попытке ответить британцам 3 ноября они послали группу быстроходных кораблей для бомбардировки порта Ярмут на Северном море, а 16 декабря при участии большинства дредноутов Флота открытого моря обстреляли Скарборо, Уитби и Хартпул. Гранд-Флит послал эскадру на перехват, но из-за ошибки разведки столкновения не произошло - к счастью для него, поскольку немцы имели численное превосходство. Во втором из ранних морских сражений, у Доггер-Банки, разведка Королевского флота сработала успешнее. Ее службы перехвата и дешифровки - последняя размещалась в старом здании Адмиралтейства (Комната 40 или 40 ОВ) - были несравненно выше германских. Те, кто работал в Комнате 40, сумели извлечь пользу из трех чрезвычайно удачных случаев, представившихся им в начале войны. В августе легкий немецкий крейсер "Магдебург" сел на мель в русских территориальных водах, и его сигнальные книги с действующим ключом были восстановлены и пересланы в Англию. В октябре этого же года торговый шифр, захваченный с немецкого парохода, интернированного в Австралии, также был получен в Лондоне. Позже в том же месяце третья шифровальная книга, использовавшаяся немецкими адмиралами в море и выброшенная за борт старшим офицером группы немецких миноносцев, недавно потопленных в небольшом сражении у берегов Голландии, случайно попала в сети британской рыбачьей лодки и также была передана в Адмиралтейство. Эти три документа раскрывали офицерам Комнаты 40 наиболее важные секреты немецкой морской сигнализации, позволяя им читать вражеские передачи зачастую даже в "реальном времени", то есть с той же быстротой, с которой они декодировались предполагаемыми получателями. Германский морской штаб быстро обнаружил, что перемещения их судов становятся известны неприятелю, но этот успех разведки приписали не расшифровке сообщений, а шпионажу. Подозрения немцев вызвали голландские рыболовные суда, промышлявшие в районе Доггер-Банки, в центральной части Северного моря. Немцы считали их британскими, несущими ложные флаги и по радио передававшими результаты наблюдений в Адмиралтейство.
Полагая, что он мог бы использовать такие сообщения в свою пользу и взять реванш за поражение при Гельголанде, германский морской штаб решил направить линейные крейсера Флота открытого моря к Доггер-Банке и устроить ловушку для сил противника. 23 января Первая и Вторая разведывательные группы совершили вылазку с единственной целью - чтобы встретить превосходящие силы противника, которые на рассвете следующего утра достигли Доггер-Банки. Эскадры линейных крейсеров Битти, предупрежденные 40 ОВ. были наготове, и когда более слабые и малочисленные немецкие формирования возникли в поле видимости, то оказались под залпом бронебойных снарядов. Броненосный крейсер "Блюхер" получил повреждения и опрокинулся, "Зейдлицу" угрожал фатальный внутренний взрыв, предотвращенный только затоплением погребов. Обе разведывательные группы повернули прочь и спаслись бегством. Последующее обследование ущерба, проведенное после того как "Зейдлиц" доковылял домой, показало, что причиной большинства случаев взрывов в подбашенных отделениях было слишком большое количество взрывоопасного вещества, а именно зарядов для орудий главного калибра. Попадание в орудийную башню вызвало возгорание, и огонь, продвигаясь вниз по шахте, воспламеняла подготовленные заряды, находившиеся ниже. После этого начинался пожар в пороховых погребах. Получив своевременное предупреждение об опасных последствиях такой практики, германский флот установил значительно более строгий порядок обращения с боеприпасами на своих кораблях, хотя они в любом случае были более устойчивы, чем их британские эквиваленты. Флот линейных крейсеров Битти - это название закрепилось за ним сразу после Доггер-Банки - продолжал держать заряды, подготовленные к использованию, в перегрузочных отделениях башен. Результаты этого проявили себя во время катастрофы в Ютланде.
После событий января 1915 года, в течение последующих восемнадцати месяцев Флот открытого моря в основном держался поблизости от своих внутренних баз и обдумывал свою стратегию. Операции подводных лодок Флота могли принести пользу, как и минирование при помощи субмарин или надводных судов. Гибель новейшего дредноута "Одейшес", подорвавшегося на мине, установленной вспомогательным крейсером в октябре 1914 года, вызвала в британском Адмиралтействе больше страданий, чем торпедирование старых крейсеров "Абукир", "Хог" и "Кресси" лодкой U-9 около "Широких четырнадцатых" у берегов Голландии в сентябре. Однако действия подводных лодок по правилам коммерческого судоходства, гласившим, что атакующий должен дать торговому судну предупреждающий сигнал прежде, чем потопить его, и принять меры для спасения команды и пассажиров, мало могли помешать торговле, в то же время подвергая субмарины опасности скорого возмездия. С другой стороны, "неограниченная" подводная война, когда лодки торпедировали суда, не всплывая на поверхность, могла слишком быстро привести к дипломатическим инцидентам, когда топились ошибочно идентифицированные нейтралы, или к дипломатической катастрофе, как это случилось в мае 1915 года, когда немецкая подводная лодка U-20 потопила пароход "Лузитания". Гибель этого огромного британского лайнера, унесшая жизни 1201 пассажира, из которых 128 были американцами, едва не заставила Соединенные Штаты разорвать дипломатические отношения с Германией. В ходе переговоров удалось сгладить последствия этого зверства, но после этого германский морской штаб наложил строгие ограничения на операции своих субмарин во избежание последствий. В течение 1915 года британский коммерческий флот по-прежнему терял от пятидесяти до ста кораблей в месяц вследствие атак немецких подводных лодок, но это нисколько не мешало ему продолжать поставки на континент. Тем временем Гранд-Флит и подчиненные ему эскадры и флотилии крейсеров, миноносцев и субмарин продолжали держать блокаду Германии. Блокада делала полностью невозможной торговлю с миром за пределами Европы для Германии, а благодаря господству британского, французского и итальянского флотов в Средиземном море распространялась также на Австрию и Турцию. "Центральная позиция" Центральных держав, чье стратегическое положение описывалось военными теоретиками как положение силы, обернулась положением бессилия из-за окружения со всех сторон кольцом блокады. Моряки Германии в течение всего 1915 года ломали голову в поисках выхода.
Они сами привели себя в это затруднительное положение, чему помогали и способствовали политические и династические лидеры. География территории, населенной немецкоязычными народами, как бы она ни была поделена государственными границами, отказывала немцам в морской мощи. География Германской империи 1914 года сужала ее выход к открытому морю до короткого участка побережья Северного моря между Данией и Голландией. Отсюда путь в Атлантику лежал через воды, которые легко могли быть перекрыты неприятелем. На западе Ла-Манш, ширина которого в самом узком месте составляла только девятнадцати миль, угрожал перекрыть Королевский военный флот. В последние годы угроза установки минных заграждений обещала сделать западный маршрут полностью непроницаемым, хотя до 1916 года британцы минировали узкие места пролива не слишком плотно. К северу от лиманов Эмса, Яде, Везера и Эльбы Флот открытого моря имел свободный выход в Северное море из портов, которые было легко защитить от британской блокады. Далее, однако, нужно было пройти 600 миль по Северному моря между Великобританией и Норвегией, а затем - только через серию проливов, между Фарерскими островами, Исландией и Гренландией, которые без особого труда контролировали эскадры легких крейсеров. Вероятность того, что Флот открытого моря беспрепятственно покинет Северное море, не будучи обнаруженным или не подвергшись нападению, уменьшалась с каждой милей по мере того, как он продвигался вперед. Причиной тому был появившийся в начале столетия военный план Королевских военно-морских сил. Он заключался в переброске основных сил при мобилизации из английских в шотландские порты, Росайт около Эдинбурга и Скапа-Флоу на Оркнейских островах, оставляя легкие силы из крейсеров, миноносцев и ппдводных лодок для установления промежуточной блокады Гелъголандской бухты. Им поручалось раннее предупреждение вылазок немецких кораблей. Если такое предупреждение поступало, Гранд-Флит должен был следовать на юг со скоростью, с высокой вероятностью позволяющей крупным силам флота объединиться раньше, чем неприятель окажется в водах, из которых он сможет прорваться в открытый океан. Адмирал Фишер торжествующе подытожил затруднительное положение Германии в резюме, адресованном королю Георгу V: "...Имея большую гавань Скапа-Флоу на севере и узкие проливы Дувра на юге, - нет сомнения, сир, мы - избранный Богом народ".
Немцы никогда не закрывали глаза на существенную слабость в географическом отношении их позиции или силу британской. Они слишком несерьезно относились к средствам расширения своего доступа к Северному морю, убеждая или заставляя своих голландских, датских и норвежских соседей предоставлять им базы, и продолжали рассчитывать на эти средства даже после того, как война началась. В течение 1915 года Вольфганг Вегенер, командующий германским морским штабом, выпустил серию бумаг, отстаивающих оккупацию Дании, установление протектората над Норвегией, а в некоторой перспективе - приобретение портов во Франции и Португалии. Оценка значения субмарин как носителя мин или торпед также выросла после начала войны, благодаря успехам совсем небольших подводных сил - равно как против военных кораблей, так и против торговых. В первую очередь, однако, германское Адмиралтейство, согласно давно сформированной точке зрения, видело задачу флота в упорном осуществлении ее далеко идущей стратегической политики. Это достаточно просто объяснить. Германия, связанная финансовыми ограничениями, вызванными затратами на содержание ее огромной армии, не могла превзойти Британию в строительстве крупных боевых кораблей. Следовательно, ей приходилось ограничить себя в противостоянии Королевскому военному флоту "риском" - риском того, что традиционное господство Британии на море может быть подорвано путем ослабления ее превосходящих сил в результате небольших столкновений, а также благодаря применению мин и подводных лодок. Последние должны были увеличить опасность того, что во время одной из своих наступательных вылазок Гранд-Флит мог неожиданно оказаться в невыгодном положении по отношению к Флоту открытого моря. После многочисленных дискуссий о стратегии "риска" 3 декабря 1912 года кайзер выпустил итоговую военную директиву для германского военного флота, устанавливавшую, что "главная военная задача" флота заключается в том, "чтобы повредить, насколько возможно, силам неприятеля, удерживающим блокаду, посредством многочисленных атак, повторяемых днем и ночью, а при благоприятных обстоятельствах - дать бой всеми силами, находящимися в нашем распоряжении".
В течение 1914 и 1915 годов операции германского флота во внутренних водах проводились строго в соответствии с директивой 1912 года и достигли некоторых из поставленных целей. Гельголанд и Доггер-Банка были поражениями немецкого флота, но на самом деле нанесли серьезный урон блокаде. "Тайгер" и "Лайон" пострадали при Доггер-Банке, причем "Лайон" - настолько тяжело, что не мог своим ходом вернуться в гавань, и его пришлось буксировать. Уничтожение "Одейшес" было достигнуто ценой единственной мины. Возможности применения субмарин в военных действиях флота продемонстрировала также лодка U-24, 1 января 1915 года потопившая в Ла-Манше дредноут "Формидэбл" . Вначале 1915 года сэр Джон Джеллико, командующий Гранд-Флитом, был серьезно обеспокоен тем, что успехи германской Kleinkrieg (малой войны) в сочетании с необходимостью оттягивать часть сил Гранд-Флита на второстепенные театры сводили на нет его преимущество. В ноябре соотношение британских дредноутов к немецким упало до 17:15 (в августе было 20:13), линейных крейсеров - до 5:4. В Германии между тем продолжали спускать со стапелей крупные военные корабли, и хотя Британия делала то же самое, ей приходилось разделять свои ресурсы, особенно в Средиземном море - проблема, с которой Германия не сталкивалась.
Весной 1916 года, однако, соотношение сил снова бы. в пользу Великобритании. Ситуация в отдаленных вод; благодаря уничтожению германских крейсеров-рейдеров завершению кампании в Галлиполи и присоединению итальянского флота к франко-британскому в Средиземном море, больше не вызывала утечки сил в метрополии. В составе флота появились дредноуты новых классов, в частности быстроходные корабли типа "Куин Элизабет", и хотя Германия также пополняла Флот открытого моря, Гранд-Флит вновь восстановил свое явное преимущество. В апреле 1916 года в его состав входили тридцать один дредноут и десять линейных крейсеров, в то время как Флот открытого моря насчитывал только восемнадцать дредноутов и пять линейных крейсеров. Преимущество Британии в численности легких крейсеров и миноносцев также было весьма значительным - 113:72. Несмотря на то, что нехватку эффективных тяжелых крейсеров Гранд-Флит так и не смог восполнить, он не был связан сколько-нибудь значительным числом дредноутов, которые, из-за нехватки боевой мощи, немцы продолжали считать частью своих основных сил.
На бумаге, следовательно, риск в активной реализации германской стратегии "риска" был слишком большим, чтобы на него решиться. С позиции благоразумия следовало проявить пассивность и вернуться к традиционной политике "флота в гавани", согласно которой военный флот доказывал свое существование, просто заставив противника наблюдать свои гавани. Однако гордость не позволяла немецким военным морякам проявлять подобную бездеятельность. Военный флот был в Германии младшим, а не старшими братом, как в Британии. Многие его офицеры чувствовали, что он должен сражаться независимо от разницы в силах, если необходимо сохранить уважение немецкого народа, особенно в то время, когда германская армия проливала кровь во имя нации. Новый адмирал, энергичный Рейнхард Шеер, принял командование флотом в январе 1916 года. Меморандум, написанный ему одним из его капитанов, Адольфом фон Трота, кратко излагает отношение наступательной школы, к которой оба они принадлежали. "Не может быть,- писал он,- никакой веры флоту, который прошел через всю войну без потерь... в настоящее время мы сражаемся за наше существование... Это борьба не на жизнь, а на смерть, и я не могу понять, как кто-то может обдумывать допустимость применения оружия, которое могло бы быть использовано против неприятеля, вместо того чтобы ржаветь в ножнах".
Шеер вскоре возобновил политику использования флота в море в поисках боя. Он сделал две вылазки в феврале - марте и четыре в апреле - мае 1916 года. В ходе апрельской вылазки он достиг восточного побережья Англии и, повторив налеты 1914 года, обстрелял Лоустофт. Эта демонстративная акция была специально приурочена к ирландскому национальному празднику Пасхи. Как немцы и предполагали, это вызывало смятение в Великобритании. Однако снова было подчеркнуто, что, пока Гранд-Флит в Скапа-Флоу закрывает выход из Северного моря, операции Флота открытого моря должны ограничиваться молниеносными атаками, с последующим отходом, против целей, находящихся достаточно недалеко от германских баз, чтобы было возможным отступить прежде, чем тяжелые корабли Королевского военного флота смогут дойти на юг и вмешаться. Даже Флот линейных крейсеров, который теперь базировался в Росайте, одном из портов близ Эдинбурга, находился слишком далеко на севере, чтобы поймать немецких налетчиков, не получив предупреждения об их набеге заранее.
В конце мая, тем не менее, такое предостережение был получено им и эскадрой линкоров Джеллико. Шеер под готовил еще одну вылазку в течение короткого промежутка времени, достаточно сложно организованную, чтобы стать неприятным сюрпризом для линейных крейсеров Битти, если бы они забрались достаточно далеко на юг. При этом столкновения с британскими дредноутами он не планировал. В Комнате 40, тем не менее, его сигналы были расшифрованы, обеспечив Джеллико информацией о его перемещениях, так что к тому моменту, когда Шеер миновал Гельголандскую бухту, не только линейные крейсера Битти, но и линкоры Скапа-Флоу вышли в море и двинулись на юг. Утром 31 мая свыше 250 британских немецких боевых кораблей шли своими курсами, встретиться, неожиданно для немцев, возле Ютландского побережья Дании. Помимо множества легких крейсеров, миноносцев и субмарин, которые составляли большую часть каждой из сторон, здесь находились крупные корабли, присутствие которых обещало стать решающим. Они включали: с британской стороны - двадцать восемь дредноутов и девять линейных крейсеров, с немецкой - шестнадцать дредноутов и пять линейных крейсеров. По распоряжению Джеллико ряды его флота пополнили четыре новейших быстроходных линкора класса "Куин Элизабет". Вместе с шестью линейными крейсерами Битти они были развернуты впереди дредноутов Гранд-Флита как авангард, с приказом спровоцировать столкновение с германскими кораблями. Флот Шеера следовал в пятидесяти милях за Первой разведывательной группой, состоящей из пяти линейных крейсеров, и кроме дредноутов включал шесть додредноутов класса "Дойчланд", которые он, похоже, привел с собой из соображений сентиментальности, а не тактического расчета. Их недостаточная скорость, на пять узлов меньше, чем у линкоров класса "Кайзер", связывала немецкий флот.
Решение Шеера вывести в Северное море весь Флот открытого моря, чего еще никто и никогда не осмеливался делать прежде, было основано на убеждении, что британское командование не может предвидеть его перемещений. Комната 40, успешно расшифровав его сигналы, создала все предпосылки для значительной победы, которую могли одержать флоты Джеллико и Битти. Их вероятная схватка с противником должна была произойти слишком далеко от германских портов, чтобы Шееру удалось отойти в безопасную зону в течение оставшихся светлых часов суток. Ему угрожала опасность, что его силы будут разбиты, а путь к отступлению отрезан превосходящими силами противника. Однако это изначальное преимущество Джеллико было практически сведено на нет еще на раннем этапе из-за процедурной ошибки в Адмиралтействе, в Лондоне. Не доверяя способности Комнаты 40 принимать оперативные решения, ответственный штабной офицер задал нечетко сформулированный вопрос и решил, исходя из ответа, что линкоры Шеера все еще находятся в гавани. Он передал эту ложную информацию Джеллико. Последний, основываясь на ней, решил сохранить топливо и снизил свою скорость продвижении к югу, позволив Битти с линейными крейсерами выдвинуться вперед. Комната 40 правильно информировала морской штаб о том, что беспроволочный передатчик Шеера, пославший позывной, мог все еще располагаться во внутреннем порту; но поскольку уточняющий вопрос им не был задан, офицеры разведки не сказали, что по выходе в море он оставил свой домашний позывной и принял другой. На критической стадии пролога крупнейшего морского сражения этой войны Джеллико двигался со скоростью меньшей, чем следовало, чтобы схватиться с неприятелем, в то время как его разведывательный флот линейных крейсеров мчался навстречу преждевременной и, как оказалось, катастрофический схватке с превосходящими силами противника.
Ютландское сражение, как предстоящая битва будет названа британцами (немцы, вопреки им, называют ее "победой при Скагерраке"), обещала стать самой крупной морской битвой не только Первой Мировой войны, но и всей морской истории предыдущего времени. Никакое море никогда не видело такого скопления боевых кораблей, и кораблей столь крупных, столь быстроходных и столь сильно бронированных. В состав Флота открытого моря, покинувшего Гельголандскую бухту ранним утром 31 мая, входили шестнадцать дредноутов, шесть додредноутов, пять линейных крейсеров, одиннадцать легких крейсеров и шестьдесят один миноносец. Гранд-Флит и Флот линейных крейсеров, которые вышли из Скапа-Флоу и Росайта предыдущим вечером, включали двадцать восемь дредноутов, девять линейных крейсеров, восемь броненосных крейсеров, двадцать шесть легких крейсеров, семьдесят восемь миноносцев, авианосец с гидропланами на борту и минный тральщик. Обе стороны также вывели в море субмарины, в надежде, что неприятель может предоставить им цель для удачного попадания. План Шеера на самом деле предусматривал, что представится случай заманить британские корабли в ловушку, расставленную подводными лодками, заставив их погнаться за его линейными крейсерами в сторону Ютланда. Такой шанс представился, равно как и авиации или дирижаблям их военных флотов не удалось сыграть предназначенную для них роль.
Ютландскому сражению, как оказалось впоследствии суждено было стать самым крупным, но и последним столкновением чисто надводных главных сил флотов морской истории. Зрелище, которое они представляли, навсегда осталось в памяти тех, кто принимал в нем участие. Плотно выстроенные в колонну линкоры, серые на фоне серой воды и серого неба Северного моря, изрыгавшие облака серого дыма из топок паровых котлов, белые буруны под носом более быстрых легких крейсеров и миноносцев, их сопровождающих,- и все они двигались навстречу схватке. Численность кораблей, спешащих вперед, была столь велика, что очертания более отдаленных формирований смазывались на линии горизонта или терялись из поля зрения наблюдателя на фоне плывущих облаков и проливного дождя.
Ютландское сражение - морская битва, о которой больше всего написано морскими историками и о которой больше всего спорят ученые. Каждый эпизод, почти каждая минута столкновения двух флотов описана и проанализирована историками, официальными и неофициальными, и до сих пор не достигнуто какого-либо согласия о том, что именно случилось или почему, или, во всяком случае, кто - британский или германский флот - в результате одержал победу. То, что это была британская победа, с некоторой степенью допущения теперь не отвергается. То, что это была далеко не решающая победа, также не отвергается. Это было несоответствие между ожиданиями британцев и успехом, который был реально достигнут, что и привело к разногласиям в трактовке событий сражения и спорам, которые не утихают по сей день. Королевский военный флот, не потерпевший ни одного поражения в крупном сражении со времен Трафальгарской битвы, пришел к Ютландии в твердой уверенности, что случись столкновение с противником, это будет новый Трафальгар. Неубедительность результатов этого сражения продолжает будоражить умы Королевского флота и до сих пор.
Тем не менее Ютландское сражение в общих чертах не выглядит сложным. Его можно условно разделить на пять фаз. В первой Флот линейных крейсеров Битти осуществил "бег на юг" навстречу более слабому немецкому соединению линейных крейсеров. Затем последовал "бег на север", когда, столкнувшись с немецкими дредноутами, он повернул обратно, чтобы вывести их на Гранд-Флит Джеллико. Третья и четвертая фазы были двумя столкновениями между дредноутами, прерванные германским "поворотом прочь" ввиду превосходства британской огневой мощи. И наконец, после того как немецкие дредноуты нашли способ избежать уничтожения, пятой фазой стал ночной бой, в ходе которого легкие силы обеих сторон стремились нанести друг другу максимальный урон посредством торпедных атак.
В первой фазе Флот линейных крейсеров Битти миновал линию патрулей подводных лодок Шеера без каких-либо потерь и оказался в пределах пятидесяти миль от Первой разведывательной группы Хнппера, не обнаружив его. Благодаря случайности, они затем двинулись в направлении друг друга. Их легкие силы отвлеклись, чтобы досмотреть нейтральное коммерческое судно, обнаружили друг друга и втянули в столкновение следовавшие за ними две группы линейных крейсеров. Был открыт огонь. Из-за плохой связи у британцев германским кораблям удалось нанести им более серьезные повреждения. Кроме того, попадания пришлись на корабли с ослабленной броневой защитой и с системой предварительной подготовки боеприпаса. Сначала "Индифэтигэбл", а затем "Куин Мэри" получили попадания, которые вызывали пожары в подбашенных отделениях, где находилось слишком много зарядов, готовых к подъему в орудийные башни. Оба корабля взорвались и затонули. Численное преимущество Битти стремительно исчезало.
Появление четырех быстроходных линкоров поддержки возобновило перевес в его пользу, но выжившие линейные крейсера обнаружили, что оказались лицом лицу с основной группой немецких дредноутов. Когда oни повернули назад, навстречу Гранд-Флиту Джеллико, начался "бег на север". В течение этой фазы огонь 15-дюймовых орудий быстрых линкоров нанес тяжелые nовреждения еще одному германскому судну - невезучий "Зейдлиц", столь сильно пострадавший при Доггер-Банке снова попал под огонь - так что боевой строй эскадры Шеера смещался, когда после шести часов вечера дредноуты неожиданно оказались под огнем кораблей Джеллико. Они сумели нанести еще один сокрушительный удар, когда "Инвинсибл" взорвался по той же причине, что и "Индифэтигэбл" и "Куин Мэри". Затем плотность огня британских орудий, превосходящих по калибру германские, стала столь высока, что Шеер поспешно приказал отступление и исчез в наступающей темноте туманного вечера, спускавшегося над Северным морем.
Здесь сражение могло завершиться, но Шеер решил повернуть назад. Возможно, он хотел прийти на помощь поврежденному легкому крейсеру "Висбаден", который отстал от основной группы, а возможно, потому что посчитал, что сможет пройти за кормой у флота Джеллико, продолжавшего свое наступление в сторону Гельголандской бухты, в то время как сам он отступал через Скаггерак в Балтику. Джеллико, тем не менее, вновь отдал приказ своей эскадре сбавить ход, в результате чего германские дредноуты, следовавшие на северо-восток, столкнулись с британцами, направлявшимися на юго-восток, и попытались оттеснить их назад, отрезав путь к отступлению. Кроме того, в момент столкновения британская эскадра развернулась в ряд, а немцы двигались колонной; такая относительная позиция, известная под названием "Т", была весьма выгодна для британцев. Они могли использовать большее число своих орудий, чем корабли германского флота, шедшие один за другим и поэтому представлявшие собой легкую цель. Десять минут артиллерийской перестрелки, за которые немцы получили в общей сложности 27 попаданий крупнокалиберных снарядов, а британцы - только два, убедили Шеера вновь повернуть прочь в темноту, сгущавшуюся на востоке, оставив свои линейные крейсера и легкие корабли прикрывать его отступление в "смертельной скачке". Исходившая от них угроза торпедной атаки заставила Джеллико также повернуть прочь - в чем его впоследствии не раз упрекнут. Пока он осуществлял поворот, Шеер успел значительно оторваться от него, оставив между своими дредноутами и погоней расстояние в 10 миль. Многие германские корабли, включая эскадру уязвимых додредноутов, остались, чтобы прикрыть отступление Шеера. Они провели серию сражений, начавшихся в сумерках и продолжившихся ночью, которые также принесли им потери. Это, впрочем, можно было сказать и о британских крейсерах и миноносцах, которые сражались с ними. Утром 1 июня Шеер привел свой флот домой. Его потери составили: один линейный крейсер, один додредноут, четыре легких крейсера и пять миноносцев. Джеллико, хотя и оставил за своим флотом господство на Северном море, потерял три линейных крейсера, четыре броненосных крейсера и восемь миноносцев. В сражении погибло 6094 британских и 2551 немецких моряков.
Столь значительная разница в потерях позволила Кайзеру настаивать на своей победе. Шеер, его корабли и их личный состав, несомненно, были на высоте, в то время как это сражение выявило серьезные недостатки как британского кораблестроения, так и тактических приемов. В особенности это касалось связи между отдельными кораблями и между эскадрами. Битти не смог быстро в точно передавать сообщения в ходе столкновения, и орудия дредноутов направлялись неэффективно. Тем не менее Ютландское сражение не окончилось победой Германии. Хотя Флот открытого моря потерял меньше судов, чем Гранд-Флит, его уцелевшие корабли пострадали гораздо сильнее; в результате соотношение тяжелых сил изменилось с 16:28 до 10:24. В подобных обстоятельствах он не мог рискнуть бросить вызов Гранд-Флиту в течение нескольких месяцев, а когда, наконец, возобновил вылазки, то не осмеливался выйти за пределы внутренних вод. Вопреки общепринятому убеждению, Ютландское сражение не стало также ни последним походом германского флота, ни его последней битвой. После этого еще была битва между немецкими дредноутами и британскими линейными крейсерами в районе Гельголанда 17 ноября 1917 года, в то время как Флот открытого моря прошел до юга Норвегии 24 апреля 1918 года. Тем не менее самая точная характеристика Ютландской битвы была сделана германским журналистом, назвавшим ее нападением на тюремщика, за которым последовало возвращение в тюрьму. Бездеятельность и недовольство должны были в конечном счете привести к серьезным беспорядкам в экипажах кораблей Шеера. Они начались в августе 1917 года и достигли своей кульминации в полномасштабном мятеже в последний ноябрь войны. После 1 июня 1916 года попытки Германии одержать победу на море могли проводиться только через применение подводных лодок.