КалейдоскопЪ

Пятница, 4 мая 1917 г.

Сегодня утром, около десяти часов, Альбер Тома, по обыкновению, пришел в посольство; я ему тотчас сообщил свою вчерашнюю телеграмму.

Он разражается гневом. Ходит взад и вперед, осыпая меня язвительными словами и оскорблениями...

Но буря слишком сильна, чтобы продолжаться долго.

После некоторого молчания он дважды пересекает салон, скрестив руки, сдвинув брови, шевеля губами, как будто говоря про себя. Затем, спокойным тоном, с лицом, принявшим обычное выражение, спрашивает меня:

-- В общем, в чем упрекаете вы мою политику?

-- Я не испытываю, -- говорю я, -- никакой неловкости, отвечая вам. Вы -- человек, воспитанный на социализме и революции; у вас, кроме того, очень тонкая чувствительность и ораторское воображение. А здесь вы попали в среду очень разгоряченную, волнующую, очень пьянящую. И вы захвачены окружающей обстановкой.

-- Разве же вы не видите, что я все время держу себя в узде?

-- Да, но есть минуты, когда вы не владеете собой. Так, в прошлый вечер, в Михайловском театре...

Наша беседа продолжается в таком тоне доверчиво и свободно; впрочем, каждый из нас остается при своем мнении.

В бурный вчерашний день правительство, несомненно, одержало верх над Советом. Мне подтверждают, что царскосельский гарнизон грозил двинуться на Петроград.

Пополудни манифестации снова начинаются.

В то время, как я около пяти часов пью чай у г-жи П., на Мойке, мы слышим большой шум со стороны Невского, затем треск выстрелов. У Казанского собора бой.

Возвращаясь в посольство, я встречаю вооруженные толпы, завывающие: "Да здравствует Интернационал! Долой Милюкова! Долой войну".

Кровавые столкновения продолжаются вечером.

Но, как и вчера, Совет пугается. Он боится, что Ленин его превзойдет и заменит. Он боится также, как бы не двинулись царскосельские войска; он поэтому поспешно расклеивает призыв к спокойствию и порядку "чтобы спасти Революцию от угрожающего ей потрясения".

В полночь спокойствие восстановлено.


Яндекс.Метрика