Правда о Первой мировой

Первая подводная кампания Германии, ассоциировавшаяся в представлении с именем адмирала фон Тирпица, образчика безжалостности и беспощадности, оказалась знаменательным провалом – как по крайне ничтожным материальным результатам этой кампании, так и по громадному моральному вреду, который кампания эта причинила Германии. Ряд нот, которыми обменялись американское и германское правительства, привел в апреле 1916 года к настоящему ультиматуму президента Вильсона, и Германия отказалась от своей подводной кампании.

Лишение этого оружия пришпорило германский флот, ускорив его первую и последнюю попытку – выполнить свой первоначальный план, которым флот начал войну. 30 мая 1916 года британская флотилия покинула свои базы и предприняла один из своих периодических рейдов в Северном море, учитывая одновременно возможность столкновения с флотом противника. 31 мая рано утром германский флот также вышел в море, надеясь подловить и уничтожить какое-либо отставшее судно британской флотилии.

В предвидении такой встречи британский адмирал Джеллико разработал подробнейший план в первые месяцы войны. В основу этого плана была положена настоятельная необходимость сохранить безусловное превосходство британского флота на море, который он расценивал не только как оружие для боя, но и «стержень» всех действий союзников и во всех областях – экономической, моральной и военной. И хотя англичанин горел желанием спровоцировать германский флот на бой в обстановке, наиболее благоприятной английскому, Джеллико не позволил завлечь себя в воды, насыщенные минами и подводными лодками.

Днем 31 мая Битти со своими крейсерами и эскадрой бронированных крейсеров после рейда к югу повернул на север, чтобы присоединиться к Джеллико. Внезапно он увидел пять германских крейсеров. При первоначальной перестрелке два из шести судов Битти получили тяжелые повреждения и затонули. Пытаясь отступить, он столкнулся с главными силами германского флота под начальством адмирала Шеер. Битти повернул на север, чтобы заманить германский флот под выстрелы главных сил эскадр Джеллико. Эскадры эти находились на расстоянии 50 миль и на всех парах неслись на помощь. Туман и наступившая темнота положили конец этому нерешительному бою, но британский флот остался между германцами и своей базой. За ночь Шеер прорвался сквозь охранявшую цепь английских миноносцев и крейсеров, и, хотя его видели, официально об этом не донесли. Поэтому он спокойно пробрался сквозь охранявшую сеть, которую Джеллико не хотел слишком стянуть, руководствуясь своими принципами и боясь нарваться на мины.

Если Ютландский бой можно расценивать как тактический успех германцев, он все же не оказал никакого влияния на их стратегическое положение. Мертвая хватка британской блокады не ослабела. Еще раз Германия вернулась к тактике подводной войны, и первым усовершенствованием этой тактики явилось расширение радиуса действия. В июле один из крупных подводных крейсеров появился у берегов Америки и потопил несколько нейтральных судов.

Среди морей Средиземное явилось ареной активных операций, но непосредственный нажим на Британию летом несколько ослабел, так как Шеер в припадке раздражения за уступку германского правительства настояниям и угрозам президента Вильсона отказался подвергать свои подводные лодки риску, сопряженному с предварительным опросом и обыском судов. Поэтому все тяготы суженной таким образом кампании германских подводных лодок обрушились на флот, находившийся у берегов Фландрии. К счастью для британцев, германские морские начальники были тупо медлительны и не могли сразу понять всех выгод, предоставляемых бельгийским побережьем при эксплуатации его как базы. Шесть беспечно потерянных месяцев, когда база эта могла быть там организована, никогда уже не смогли быть больше наверстаны.

Имевшееся там количество морских сил уже не могло достигнуть той пропорции, которая позволила бы действительно угрожать Британии с этого ближнего поста.

6 октября Шеер получил приказ поддержать операцию на суше действиями на море. Вдохновителями этого замаскированного возобновления общей подводной кампании были адмирал фон Хольтцендорф – начальник морского штаба – и капитан фон Бартенбах – начальник морских сил во Фландрии. Непосредственным результатом этого явилось автоматическое лишение Шеера подводных лодок, которые были ему нужны, чтобы охранять свои собственные выходы и устраивать ловушки для британского флота.

Таким образом, последовавший паралич германского флота явился результатом плана действий, на котором остановились германцы, а не результатом Ютландского сражения. Сражение это даже не дало флоту Британии господствующего положения в Северном море. Дело в том, что моральный эффект подводной засады, которой был отмечен выход германского флота 19 августа, был настолько велик – хотя попытка эта и потерпела неудачу, – что с этого времени флот Британии был окончательно лишен доступа в южную часть Северного моря. Джеллико и Адмиралтейство считали, что такое «самозаключение» необходимо. «Господство на море» превратилось почти в насмешку. Особенно четко это выявилось, когда опасность германского вторжения в Данию неожиданно всплыла той же осенью. После рассмотрения этого вопроса Адмиралтейство и военное министерство вынесли следующий приговор: «По морским соображениям совершенно невозможно поддержать Данию». С редкой поучительной искренностью британская официальная морская история разъясняет:

«Флот мог выйти в море только в сопровождении эскорта не менее 100 миноносцев; ни одно крупное судно не могло покинуть своей базы без небольшого, но сильного эскорта, а германские подводные лодки стесняли действия наших эскадр в таком размере, которого никогда не могли бы предвидеть даже наиболее опытные и прозорливые морские офицеры».

Любопытное противоречие: в течение всей войны морские офицеры всегда провозглашали превосходство дредноутов и неэффективность подводных лодок…

К осени 1916 года флот Британии был закован в кандалы крепче, чем когда-либо, так как число охранявших его «тюремщиков» было уменьшено необходимостью в легких судах для борьбы с новой «замаскированной» кампанией подводных лодок, проводившейся против торговых судов.

Несмотря на все контрмеры, кампания эта была столь успешной, что рост ежемесячных потерь судов неуклонно рос с 109 000 тонн в июне 1916 года до 368 000 тонн в январе 1917 года, причем примерно половина этого тоннажа была английской. Во время этой «замаскированной» кампании Средиземное море являлось ареной, неблагоприятной для англичан, для германцев же чрезвычайно благоприятной. Море это, помимо упрощения задач подводным лодкам по отысканию целей, упрощало и проблему, с которой надо было считаться Германии, помогая ей избегать нарушения обязательств, данных ей Америкой. В Средиземном море мало было риска натолкнуться на американское судно или, в случае несчастья с коммерческим судном, подорвать интересы Америки. Одна-единственная подводная лодка за 5 недель потопила в Средиземном море 65 000 тоннажа.

Контрмеры оказались совершенно не в состоянии остановить рост потопляемых судов. Не удалось это сделать даже тогда, когда в распоряжении оказалось больше миноносцев и других мелких судов. За одну неделю сентября 1916 года двумя, в крайнем случае – тремя, подводными лодками было потоплено на участке, охранявшемся 97 миноносцами и 68 другими вспомогательными судами, 30 кораблей. Среди ряда уловок, к которым стали прибегать для большей безопасности, надо отметить движение по секретным курсам, поднятие ложных цветов (флагов) и наконец пользование судов-приманок.

Эти суда, называемые «Кью» (Q), были снаряжены подводными минами и орудиями, скрытыми за разборными надстройками, судно же маскировалось как торговое. Маскировка эта усиливалась поведением команды, которая симулировала панику. Такое поведение привлекало подводную лодку на поверхность на дистанцию, обеспечивающую действительность огня орудий с судна. Хотя действия этих «Кью» создали наиболее романтическую фазу морской войны и потопили 11 подводных лодок, они к концу 1916 года почти совершенно потеряли свое значение и не могли больше захватывать врасплох противника. Противник стал более осторожен и, естественно, менее склонен проводить милостивое распознавание между вооруженными и внешне невооруженными судами.

Риск, которому подвергались подводные лодки от этих «Кью», усилился еще тем, что британцы вооружили и обыкновенные торговые суда. Это поставило медлительную, хрупкую и наполовину слепую подводную лодку перед тяжелой дилеммой. Чем разборчивее была подводная лодка, тем большей опасности она подвергалась. Чем меньше внимания она обращала на природу своей цели и на спасение находящихся на борту, тем больше ей были гарантированы безопасность и успех. Естественны поэтому громкие протесты в Германии, требовавшие такой тактики действий, чтобы подводные лодки топили суда при одном их виде.

Британия стала чувствовать гнет экономических затруднений. То же было и в Германии. Руководители Германии стали опасаться, что состязание между решающим успехом на суше и разрушающейся экономикой кончится не в пользу первого. Морские авторитеты заявили, что возобновлением «неограниченной» подводной войны (которая теперь при увеличении числа подводных лодок могла стать более действительной) удастся поставить Антанту на колени.

Согласившись с этим мнением, Людендорф пошел на шаг, против которого он раньше возражал: вес морского и военного мнения, сообща, преодолел протесты канцлера. Для морального оправдания открытого отказа от ограничений, связанных с посещением и обыском судов, и чтобы снять свое обещание, данное президенту Вильсону, нарочито использовали предложение мирных переговоров, которое, как и предвидели, должно было быть отклонено державами Антанты. 1 февраля 1917 года была объявлена политика «неограниченного потопления всех судов, безразлично – пассажирских или грузовых».

Германия отдавала себе полный отчет, что это неизбежно повлечет за собой переход Америки в лагерь ее врагов. Сомнения в разумности такой политики приглушались извинениями в необходимости такого шага, расчетом на близкую победу и доводами, что Америка неминуемо должна будет прийти на помощь союзникам, чтобы обеспечить их способность впоследствии выплатить ей свои долги. Но германцы рассчитывали на победу раньше, чем чаша весов была бы перетянута американской гирей, брошенной на сторону Антанты.