Великая Война и Февральская Революция

С 17-го по 31 декабря 1916 года. - Убийство Распутина. - В Царскосельском дворце. - В Петрограде. - 17 и 18 числа в Ставке. - Военный Совет и выезд Государя в Царское Село. - В Царском Селе. - Доклад Протопопова. - Борьба за место похорон. - Отношение ген. Воейкова. - Увольнение Макарова и назначение Добровольского. - Похороны Распутина. - Настроение во дворце после похорон. Решение членов династии. - Вел. Кн. Александр Михайлович у Государя. - Письмо Вел. Кн. Павла Александровича - Хлопоты за прекращение дела. - Прекращение преследования. - Высылка В. К. Дмитрия Павловича на персидский фронт, а князя Юсупова в деревню. - Сочельник во дворце. - Слухи из Петрограда. - Первый день Рождества. - Прием и назначение кн. Голицына премьером, вместо Трепова. Прием детей Распутина у А. А. Вырубовой. - Болезнь Наследника и вера в рубашку Распутина. - Митрополит во дворце. - Назначение генерала Гротена помощником к ген. Воейкову. - Письменная просьба членов династии о переводе В. К. Дмитрия Павловича. - Ответ Государя. - Обида и неудовольствие. - Вел. Кн. Николай Михайлович и его высылка - Слухи о готовящемся государственном перевороте и предупреждение о том Государя. - Записка кружка Римского-Корсакова. - Письмо Маклакова. - Доклад адмирала Нилова. - Предупреждение Тихановивича. Предупреждение крестьянина. - Английский посол Бьюкенен и его роль. Последний день года. - Друг царской семьи Н. П. Саблин. - Встреча Нового Года.

В ночь на 17 декабря 1916 года произошло в России самое важное политическое событие последнего царствования - убийство Распутина. Убийство описано и разобрано в моей монографии "Распутин", опубликованной в Париже, в издании Пайо, в 1935 году. Здесь будет говориться, главным образом, о тех ужасных и пагубных последствиях для России, которые явились ближайшим результатом этого убийства.

Продиктованное любовью к родине, наивно задуманное с целью спасения России, плохо и несерьёзно продуманное, выполненное же гадко и аморально, это убийство явилось не спасением России, а началом ее гибели. Стрельба по Распутину явилась первым выстрелом русской революции и даже больше. По словам поэта Блока: "пуля, прикончившая Распутина, попала в самое сердце царствующей династии". Поэт был прав, но он не договорил всей истины.

Та пуля не только убила Царя и его семью и многих членов династии, но убила и весь политический и социальный строй императорской России и нанесла глубочайшую и тяжелую рану нашей родине.

Психоз кровавого военного времени, атмосфера сплетен, самонадеянность молодости, политическая наивность и большая доля аморальности и авантюризма обусловили выполнение того действа, не говоря про возможное влияние и еще одной силы, игравшей большую роль в русской революции. История разберется и в этом последнем.

Распутин был убит в квартире молодого князя Ф. Ф. Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона, в доме его отца, на Мойке, в Петрограде.

Убийство было задумано молодым Юсуповым и явилось результатом заговора, в котором, кроме Юсупова, участвовали Вел. Кн. Дмитрий Павлович и член Гос. Думы Пуришкевич. В ту ночь князь Юсупов, прельстив Распутина обещанием познакомить его со своей женой (которая, в действительности, находилась в Крыму), привез его к себе в гости, где для него уже была приготовлена западня. Юсупов услаждал Распутина пением цыганских романсов под аккомпанемент гитары и угощал его усердно отравленным цианистым калием вином и пирожными. Распутин пил и ел много, но яд не действовал. Обескураженный хозяин посоветовался с находившимися наверху сообщниками, откуда слышались и голоса, и смех, и звуки граммофона, и стал действовать револьвером. Заинтересовав Распутина красивым Распятием, он дважды выстрелил в него в тот момент, когда тот рассматривал Распятие. Тяжело раненый, Распутин упал, но когда Юсупов стал ощупывать его, он очнулся и поднялся. Юсупов, в ужасе, убежал к сообщникам. Распутин же вышел во двор и побежал к воротам. За ним погнался Пуришкевич, дал по нему несколько выстрелов и добил его окончательно. Над трупом надругались. С Юсуповым произошел нервный припадок. Труп внесли в дом. Между тем во двор пришел привлеченный выстрелами постовой городовой и справлялся, в чем дело. Ему ответили сначала, что ничего не случилось, а затем позвали в комнаты и там Пуришкевич, назвав себя, объявил ему, что он убил Распутина и просил никому о том не докладывать.

Городовой ушел. Труп одели в шубу, завернули в ковер и свезли на Петровский мост, что через Невку, где и бросили в реку, в полынью, которая была облюбована заранее Пуришкевичем. Сбрасывали в реку: Пуришкевич и служившие у него в санитарном поезде доктор Лазаверт, поручик Сухотин и солдат из поезда. Отвез же их туда с трупом Вел. Кн. Дмитрий Павлович на своем автомобиле, сам им управляя. Казалось, что теперь, в буквальном смысле "и концы в воду". Но это только казалось...

Окончив операцию, Вел. Кн. отвез спутников в город, распрощался с ними около своего дворца и они уехали в свой поезд. Великий же Князь передал автомобиль прислуге.

Убирая автомобиль, прислуга нашла одну калошу-ботик Распутина и заметила, что коврик запачкан густо кровью. Доложили Вел. Князю. Он приказал калошу и коврик сжечь, и вызвал, состоявшего при нем, прежнего воспитателя, генерала Лайминга. Его он посвятил в то, что случилось и лег спать.

А в квартире Распутина часов с семи утра 17-го числа началась тревога. Распутин не возвращался. Дочери, племянница Акулина стали волноваться. Стали наводить справки по телефону у знакомых, нигде нет. Исчез. Приехал Симанович, епископ Исидор. Стали искать. Предупредили по телефону А. А. Вырубову и передали ей, что уже есть слух, что Распутин убит. Взволнованная Анна Александровна отправилась во дворец и предупредила о случившемся Императрицу. Вскоре и министр Протопопов доложил по телефону во дворец, что Распутин-Новых исчез и что есть основания предполагать, что он убит ночью во дворце князя Юсупова, что в дело замешаны Вел. Кн. Дмитрий Павлович, Пуришкевич и еще несколько лиц, что полиция производит розыск.

Царица была потрясена. Ведь если это правда, то всё погибло. И больной сын, и Государь, и вся Россия, все, все. Ведь "Он" же говорил... И кошмарному известию не хотелось верить. Этого не может быть. Это какое-то недоразумение. И Царица надеялась, молилась и побуждала Протопопова действовать энергичнее. К себе Государыня вызвала Лили Ден. Шли беспрерывные переговоры с Петроградом, откуда разные лица сообщали все новые и новые сведения о слухах в городе.

К написанному уже очередному письму Государю Императрица приписала следующие строки карандашом: "Мы сидим все вместе. Ты можешь себе представить наши чувства, мысли - наш Друг исчез. Вчера А. видела его и он ей сказал, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтобы он мог видеть Ирину. Автомобиль заехал за ним, военный автомобиль с двумя статскими. И он уехал. Сегодня огромный скандал в Юсуповском доме. Большое собрание, Димитрий, Пуришкевич и т. д., все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит... Полиция приступила к розыску и тогда следователь вошел в Юсуповский дом - он не смел этого сделать раньше, так как там находился Димитрий. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина (Протопопова) его задержать...

Феликс утверждает, будто он не являлся в его дом и что он никогда не звал его. Это, по-видимому, была западня. Я всё еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-либо. Калинин делает всё, что может... Я не могу, я не хочу верить, чтобы его убили. Да смилуется над нами Бог. Такая отчаянная тревога, я спокойна - не могу этому поверить. Приезжай немедленно..."

Не имея около себя тогда ни одного серьёзного человека, Императрица в 4 ч. 37 м. отправила Государю телеграмму с просьбой прислать генерала Воейкова.

Днем Государыне доложили, что князь Юсупов просит принять его. Государыне уже было доложено раньше, что Юсупов побывал у градоначальника и министра Юстиции и уверил их в своей невиновности. Играя на своем свойстве с Династией, князь Юсупов своим великолепием, необыкновенным шармом и великосветской беззастенчивостью не только покорил и генерала Балка, и министра Макарова, но и в полном смысле одурачил их. Градоначальник отменил распоряжение об обыске в его квартире, а министр Юстиции отменил уже начатое было следствие, и обнадежил князя в полной его личной неприкосновенности и в его праве уехать из Петрограда.

Полный самомнения от своих дипломатических успехов, князь, испрашивая аудиенцию у Государыни, мечтал ловко обмануть и Ее Величество. Но Государыня приказала на просьбу в приеме отказать и предложить Юсупову сообщить Государыне письмом, что ему нужно.

Приехав к Вел. Кн. Дмитрию Павловичу, Юсупов и стал сочинять свое письмо, сообща с Вел. Князем и с вызванным на помощь Пуришкевичем.

Письмо было составлено и к вечеру доставлено с нарочным во дворец. Вот его содержание:

" Ваше Императорское Величество,

Спешу исполнить Ваше приказание и сообщить Вам всё то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возложено. По случаю новоселья, ночью 16 декабря, я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей, несколько дам. Великий Князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 ч. ночи ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался, говоря, что у меня самого вечер и спросил, откуда он звонит. Он ответил: "слишком много хочешь знать" и повесил трубку. Когда он говорил, то было слышно много голосов. Вот всё, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче.

Вернувшись от телефона к своим гостям, я им рассказал мой разговор по телефону, чем вызвал у них неосторожные замечания. Вы же знаете, Ваше Величество, что имя Григория Ефимовича во многих кругах было весьма непопулярно. Около трех часов у меня начался разъезд и, попрощавшись с Великим Князем и двумя дамами, я с другими пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел. Я позвонил человека и приказал ему узнать, в чем дело. Он вернулся и сказал - слышен был выстрел, но неизвестно откуда.

Тогда я сам пошел во двор и лично спросил дворника и городового, кто стрелял. Дворники сказали, что пили чай в дворницкой, а городовой сказал, что слышал выстрел, но не знает, кто стрелял. Тогда я пошел домой, велел позвать городового и сам протелефонировал Дмитрию Павловичу, спросив, не стрелял ли он. Он мне ответил, смеясь, что выходя из дому, он выстрелил несколько раз в дворовую собаку, и что с одной дамою сделался обморок. Когда я ему сказал, что выстрелы произвели сенсацию, то он мне ответил, что этого быть не может, так как никого другого не было.

Я позвал человека и пошел сам на двор и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора. Тогда я приказал человеку зарыть ее в саду.

В четыре часа все разъехались и я вернулся во дворец Великого Князя Александра Михайловича, где я живу. На другой день, т. е., сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связь с моим вечером. Затем мне рассказали, что, как будто бы, видели меня у него ночью и что он со мною уехал. Это сущая ложь, так как весь вечер я и мои гости не покидали моего дома. Затем мне говорили, что он кому-то сказал, что поедет на днях познакомиться с Ириной. В этом есть доля правды, так как когда я его видел в последний раз, он меня просил познакомить его с Ириной и спрашивал меня, тут ли она. Я ему оказал, что жена в Крыму, но приезжает числа 15 или 16 декабря. 14-го, вечером я получил от Ирины телеграмму, в которой она пишет, что заболела и просит меня приехать вместе с ее братьями, которые выезжают сегодня вечером.

Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся, и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству Феликс.

"Когда письмо было закончено и запечатано, - писал позже Пуришкевич, Дмитрий Павлович вышел из кабинета отправить его по назначению, хотя мы все трое чувствовали некоторую неловкость друг перед другом, ибо всё в письме написанное было умело продуманною ложью и изображало нас в виде незаслуженно оскорбленной добродетели".

Пуришкевич слишком снисходителен. У каждого порядочного человека письмо это вызывает гадливое, брезгливое, презрительное чувство.

Государыню это письмо не обмануло и не ввело в заблуждение, как то думали его составители. Оно лишь явилось беспощадной самохарактеристикой, выданной себе самим князем Юсуповым. Императрица приказала отправить письмо министру Юстиции, министру же Протопопову было подтверждено о невыезде Юсупова из Петрограда.

Вечером Государыне показали вечерний выпуск газеты "Биржевые ведомости", где было напечатано: "Сегодня, в шестом часу, в одном из аристократических особняков центра столицы, после раута, внезапно окончил жизнь Григорий Распутин-Новых".

Последняя искра надежды исчезла. Из Петрограда передавали, что там, среди интеллигенции, настоящее ликование. Что совершившееся - лишь начало террора. Что готовятся новые покушения. Что, в первую очередь, намечена А. А. Вырубова.

Государыня приказала Ане остаться ночевать во дворце, Лилю Ден просила переночевать у Анны Александровны и утром явиться во дворец и выполнять, что надо по части приемов.

Вечером была получена телеграмма от Государя с советом обращаться за помощью к Протопопову. Около десяти вечера Протопопов доложил по телефону, что повеление относительно задержания отъезда Юсупова выполнено. Что князю Юсупову, приехавшему на Николаевский вокзал с князьями Федором, Никитой и Андреем Александровичами, дабы ехать в Крым, жандармским офицером было объявлено повеление Ее Величества не покидать столицы, и князь Юсупов, проводив князя Андрея Александровича с его воспитателем, вернулся во дворец Вел. Кн. Александра Михайловича, где и живет. С ним вернулись и князья Федор и Никита Александровичи.

После этого доклада Императрица послала Государю последнюю, за этот "Тревожный день, телеграмму такого содержания: "Калинин (Протопопов) делает всё возможное. Пока еще ничего не нашли. Ф., намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам, Боже".

Протопопов так сильно напугал возможностью покушения А. А. Вырубову, что в квартире ее был помещен сильный наряд охраны. И г-жа Ден провела там весьма тревожную ночь, боясь какого-то фантастического нападения. Охранное отделение установило в те дни очень курьезный факт. Оказалось, что самые фантастические сплетни и слухи о предполагавшемся, будто бы, терроре распространялись несколькими молодыми дамами "высшего" общества, знакомыми участников убийства. В их числе была и Марианна Эриковна Дерфельден, рожденная Пистолькорс. Лет шесть тому назад она была замужем первым браком за гвардейским гусаром Дурново. Она вела знакомство с Распутиным. Однажды Дурново, явившись внезапно на небольшое собрание почитателей Старца, застал момент, когда Старец обнимал его жену. Сильным ударом гусар сбил Старца с ног, увел жену, а Распутин, лежа, кричал: "я тебе припомню".

Скоро затем супруги развелись. Вот эта-то Марианна, по свидетельству А. А. Вырубовой, вела теперь среди рабочих агитацию против Императрицы.

К вечеру 17-го числа весь великосветский Петроград, посольства, думские круги, редакции, вся полиция - все уже были уверены, что Распутин убит, и что убили его Вел. Кн. Дмитрий Павлович, Юсупов и Пуришкевич. "Биржевые Ведомости" оповестили об убийстве весь Петроград.

Этой осведомленности помогали и следы преступления и сами участники дела. Пуришкевич послал в Москву телеграмму: "Всё окончено" и ее копия уже находилась у Протопопова.

Князь Юсупов сам явился к своему дяде М. В. Родзянке, который знал о готовившемся убийстве. Увидав племянника, госпожа Родзянко, со слезами на глазах, обняла и благословила его. Родзянко одобрил, как писал позже Юсупов "своим громовым голосом обратился ко мне со словами одобрения". От Родзянко, конечно, по секрету, узнали некоторые его великосветские и думские знакомые.

Юсупов же рассказал о случившемся и своему другу, английскому офицеру Рейнеру, служившему в английской разведке в Петрограде, начальником которой был известный сэр Самуель Хоар. То был один из способов, которым освещались ваш Двор и придворные круги. Отсюда осведомленность английского посла Бьюкенена.

Французский посол Палеолог имел хорошую информацию - агентуру, и много приносили ему сведений и великосветские дамы.

Пресса имела сведения и от полиции и из квартиры Распутина, где Акулина, епископ Исидор и, так называемый, секретарь Симанович открыто и с негодованием называли имена убийц.

В Яхт-клубе, за обедом, конечно, обсуждали сенсационную новость. Вел. Кн. Николай Михайлович, поговорив по телефону с премьером Треповым, авторитетно и громко заявлял, что весь слух об убийстве - всё это вздор и "что все это новая провокация Протопопова". Но приехавший обедать Вел. Кн. Дмитрий Павлович, поразивший всех своею бледностью, и севший отдельно за стол, сказал кому-то, что Распутин исчез и, возможно, что он убит. После обеда Вел. Князь отошел в сторону с графом Д. А. Олсуфьевым. Граф спросил, запачкал ли он свои руки в крови. "Честное слово, нет, не запачкал", - ответил Великий Князь, и рассказал, что его и князь Горчаков спросил: "Ну, что, Митя, ты убил Распутина?" На что он также отвечал категорическим нет. В обоих вопросах по тону чувствовалось сочувствие тому, что произошло. Великий Князь уехал из клуба в Михайловский театр, но привлек к себе настолько сильное внимание публики, что уехал из театра.

Поздно вечером пришел телеграфный ответ из Верхотурья, от ревностной поклонницы Распутина, Лохтиной, которая спасалась там, в скиту около блаженного Макария. К ней обратились с просьбой передать Макарию, дабы он помог в случившемся несчастье. Лохтина телеграфировала, что блаженный Макарий ответил: "Я мертвых не воскрешаю". Ответ передали Императрице.

Районная полиция и, особенно, Охранное отделение, знали уже всё. По приказанию Протопопова, специальное дознание вел жандармский генерал Попов. Это обеспечивало полное беспристрастие и независимость от каких либо влияний. Таким образом, министр Внутренних дел Протопопов имел полную осведомленность о случившемся преступлении, не хватало только самого трупа. Судебные же власти, благодаря непростительной оплошности министра Юстиции Макарова, бездействовали.

18 декабря принесло много нового. Накануне, 17 числа, вследствие честного исполнения своего служебного долга городовым Власюком, слышавшим ночные выстрелы во дворе князя Юсупова, начались розыск и дознание. Вечером же, когда во все отдаленные участки дошла циркулярная телеграмма о розыске трупа, выспавшийся, после трудной ночной службы (с 16 на 17 число), городовой района Петровского моста доложил, что утром 17-го декабря, проходившие рабочие говорили ему, что на мосту много следов крови. Обследовать что-либо, за наступившей ранней зимней темнотой, нельзя было. Вот почему полиция начала осмотр Петровского моста с рассветом 18-го декабря, обнаружила следы крови, а по ним уже обнаружила и одну калошу-ботик, которую показали дочерям Распутина и те признали ее за калошу их отца.

Были вызваны водолазы и начались поиски трупа около моста. Из квартиры Распутина протелефонировали А. А. Вырубовой. Протопопов доложил о находке Императрице, подчеркнув при докладе, как накануне министр Юстиции не позволил следственной власти начать судебное следствие, и он, Протопопов должен был ограничиться своим дознанием генерала Попова. Он же доложил вскоре, что Юсупов переехал жить во дворец Вел. Кн. Дмитрия Павловича. Ясно было, что, исчерпав вчера все средства, дабы доказать властям свою невиновность, князь ищет теперь защиты в неприкосновенности великокняжеского дворца Дмитрия Павловича. Императрица распорядилась, дабы генерал-адъютант Максимович, исполнявший обязанности министра Двора, отправился немедленно к Вел. Кн. Дмитрию Павловичу и объявил бы ему, что он арестован при квартире, что Максимович и исполнил. Великий Князь просил было, чтобы Императрица приняла его, но Ее Величество ответила категорическим отказом. Ему, как и князю Юсупову, во дворце уже не верили.

Государыня отправилась в церковь и, после обедни, телеграфировала Государю: "Только что причастилась в домовой церкви. Всё еще ничего не нашли. Розыски продолжаются. Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное. Не теряю пока надежды. Такой яркий солнечный день. Надеюсь, что ты выедешь сегодня. Мне страшно необходимо твое присутствие".

В три часа Императрица телеграфировала: "Приказала Максимовичу твоим именем запретить Димитрию выезжать из дому до твоего возвращения. Димитрий хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тела еще не найдено. Когда ты будешь здесь?"

Между тем, из Петрограда во дворец продолжали передавать, что в высшем обществе ликование. То было воскресенье. Некоторые хозяйки "принимали". Некоторых визитеров встречали поцелуями, как на Пасху. Передали, что во дворце Дмитрия Павловича веселятся, поют, играют. Однако с объявлением ареста настроение несколько упало. Но с переездом Юсупова сюда нахлынула волна сплетен. Явилась сплетня, что будто бы сторонники Распутина хотят мстить и решили устроить покушение на Великого Князя. Стали просить об учреждении охраны, но охране Протопопова не доверяли и обратились к премьеру Трепову. Трепов, помимо Министра Внутренних Дел Протопопова, распорядился об учреждении особой военной охраны, чем как бы косвенно подтверждал абсурдный слух о возможности какого-то покушения. Шла явная борьба Трепова с Протоповым. Конечно все это усердно передавалось во дворец, Императрице.

Наконец, Императрица получила телеграмму, что Государь выехал в Царское Село, а около 8 ч. вечера принесли и вторую телеграмму:

- "Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 часов". Вечером Протопопов доложил по телефону, что с наступлением темноты работы в реке пришлось прекратить, но что они возобновятся утром.

19-го утром поиски трупа около моста возобновились. Наконец, около одной полыньи, нашли примерзшую изнутри под льдом шубу, а затем и примерзший к льду труп Распутина. Съехались власти. Полиция торжествовала. В 12 ч. 30 м. на берег реки около моста, где на салазках лежал труп Распутина, прибыл знаменитый в Петрограде судебный следователь Середа. Началось судебное следствие с опозданием на 36 часов, благодаря трусости Министра Юстиции Макарова.

Сконфуженный министр тоже побывал у моста. Теперь он, по просьбе прокурора палаты Завадского, стал добиваться, чтобы генерал Попов прекратил свое дознание, доказывая, что осуществляемое параллельно со следствием оно лишь будет мешать следователю. Протопопов уступил.

При осмотре трупа на нем были обнаружены три огнестрельные раны: в голову, в грудь и спину. Труп был слишком замерзший и делать более подробный осмотр тут на месте нельзя было. Было приказано отвести труп в здание Чесменской богадельни, что на Царскосельском шоссе, за городом, чтобы там, после оттаяния трупа, уже и произвести надлежащее судебно-медицинское освидетельствование.

Распутин оказался одетым в голубую шелковую рубашку, вышитую колосьями. Все это Протопопов по телефону подробно доложил Ее Величеству, упомянув и о поведении министра Макарова.

Дамы, дети плакали. В два часа Государыня отправила навстречу Его Величеству телеграмму, в которой была фраза: - "нашли в воде".

Все во дворце с нетерпением ждали Государя.

В Петрограде слух о находке трупа распространился быстро. В. К. Николай Михайлович привез эту новость во дворец Дмитрия Павловича. Настроение участников дела стало унылым.

В Могилеве, в Ставке, в эти дни происходило следующее.

17 декабря в Ставку съехались на военный совет главнокомандующие фронтами генералы Брусилов, Эверт, Рузский и военный министр Беляев. Они были приглашены к высочайшему завтраку. После завтрака Государь совершил обычную прогулку на автомобиле в архиерейский лес и вернулся к чаю. Подали первую телеграмму (17 ч. 7 м.) от Ее Величества. - "Горячо благодарю за письма. Не можешь ли немедленно прислать Воейкова. Нужно его содействие, т. к. наш Друг исчез с прошлой ночи. Мы еще надеемся на Божье милосердие. Замешаны Феликс и Димитрий".

Государь видимо не обеспокоился и, переговорив по содержанию телеграммы после чаю с Воейковым, поручил ему справиться о поездах и отправился на военный совет.

На совете обсуждался план военных действий на 1917 г. Государь и заместитель Алексеева генерал Гурко стояли за проведение в жизнь программы, принятой на военной совещании союзников в Шайти в ноябре 1916 года. Но Государь, председательствуя, не высказывал своего мнения дабы не стеснять присутствующих. Перед обедом был объявлен перерыв, а Государь, выслушав доклад Воейкова, что поездов сегодня нет, телеграфировал Царице (в 20 ч. 5 м.):

- "Сердечно благодарю. Ужасно, что для Воейкова нет поезда до завтра. Не может ли помочь Калинин (Протопопов) ".

Затем Государь снова председательствовал на совете.

Между тем слух об убийстве Распутина облетел вечером Ставку. Из Петрограда было передано сообщение "Биржевых Ведомостей". Генерал Воейков доложил слух Его Величеству. В 23 часа 15 м. (принята в 23 ч. 10 м.) подали телеграмму от Государыни: - "К. (Протопопов) делает все возможное. Пока еще ничего не нашли. Феликс, намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам Боже..."

Государь взволновался. Схватился за голову. Быстро пройдя по коридорчику, Е. В. отмахнул пытавшегося что-то доложить гофмаршала. Свита в смятении. Вышедший через несколько минут от Государя камердинер на обращенные к нему вопросы махнул безнадежно рукой и прошептал, что Его Величество в ужасном расстройстве и ничего не хочет слышать. Разошлись по своим комнатам. Воейков, вызвавший в такой неурочный час своего начальника канцелярии, сказал только о том, что произошло. В свите сторонников Старца не было. С ним дружил только Н. П. Саблин. Но к убийству все отнеслись серьезно сдержанно и ожидали больших и серьезных последствий. Барон Штакельберг долго беседовал с Воейковым, а вернувшись к себе, еще дольше разговаривал о случившемся о ген. Дубенским, сын которого дружил с Вел. Кн. Дмитрием Павловичем и отец естественно волновался за сына, не замешан ли. Он уже узнал, что офицерство в Ставке ликует. В столовой потребовали шампанского. Кричали ура.

18-го, воскресенье, Государь с Наследником были у обедни. Многие с любопытством вглядывались в Государя, стараясь прочесть, что либо по его лицу, но напрасно. Государь, как всегда, спокоен. После обедни Государь прошел в штаб. Доклад должен был делать генерал-квартирмейстер Лукомский. Как всегда спокойный, Государь поздоровался, закурил.

- "Ну, что нового" - послышался обычный, ровный приветливый голос. Генерал стал делать доклад. Как рассказывал он мне позже о том, он от волнения о случившемся почти не спал всю ночь. Служивший последние годы в Петербурге генерал разбирался в событиях. Убийство Распутина встревожило его. Оно казалось началом чего-то сложного нехорошего. И хотелось предупредить Государя. И вот он один на один с Государем. Удобный момент. И не отдавая себе отчета, как он будет говорить, Лукомский закончив доклад, не без волнения, попросил у Государя разрешения сделать доклад по вопросу постороннему, не относящемуся к военному докладу... Государь поднял на Лукомского глаза, как-то особенно внимательно посмотрел на него и затем, взяв генерала за руку повыше локтя, сказал мягко с доброй улыбкой - "Нет, Лукомский, у нас нет времени. Нас ждут на совещании... А вот я вижу у вас два набитых портфеля, так я вам помогу и возьму один..." И как ни старался растерявшийся генерал помешать Его Величеству, Государь взял один портфель. Много лет спустя, волнуясь, Лукомский рассказывал мне эту сцену. Государь спокойно провел совещание.

На высочайшем завтраке в числе приглашенных был и Вел. Кн. Павел Александрович. Государь был спокоен и приветлив, как всегда, между тем как перед самым завтраком он получил телеграмму от Царицы в которой говорилось: "Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное".

После завтрака Государь спросил ген. Гурко много ли осталось вопросов на совещании, которые требуют его личного участия. Генерал ответил, что потребуется с час времени. Тогда Государь сказал, что в таком случае, закончив совещание, он сегодня же выедет в Царское Село. Затем Государь сообщил генералу, что он предполагает сказать в виде заключительного слова на совещании. Последнее вполне соответствовало взглядам и желанию Гурко. Так совещание и было Государем закончено. На нем было решено произвести весною 1917 года общее наступление, причем главный удар предполагалось нанести армией генерала Брусилова. Все армии были уже настолько готовы во всех отношениях, что в успехе предстоящего решительного удара по противнику можно было не сомневаться. Веря в армию, в ее вождей Государь был в том вполне убежден.

После трех часов, Государь с Наследником приехали в царский поезд. Государь несколько минут прогуливался с генералом Гурко, говорил о делах, но ни одним словом не обмолвился о Петербургском событии.

В 4 часа 30 м. императорский поезд отбыл в Царское Село.

Только что императорский поезд отошел, как привезли из Штаба телеграмму для Его Величества от Государыни об аресте Вел. Кн. Димитрия Павловича, о которой сказано выше. Ее передали вслед поезду.

За пятичасовым чаем Государь оживленно беседовал со Свитой о разных предметах. И когда разговор перешел на старообрядцев, Государь внимательно слушал рассказ графа Шереметьева, как он, в качестве флигель-адъютанта Его Величества, объявлял в Москве в 1906 году Высочайшую волю об открытии церквей. Государь спрашивал подробности, Видно было, что это его действительно интересует.

Перед Оршей был встречен фельдъегерь с почтой из Петрограда и передана телеграмма, что шла вслед поезда из Ставки.

Телеграмма отправленная из Царского Села в 3 часа (15 ч.) гласила:

"Срочно. Приказала Максимовичу твоим именем запретить Д. (Димитрию) выезжать из дому до твоего возвращения. Д. хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь..." Полученное же письмо от Царицы от 17 числа, приведенное выше, впервые знакомило Государя подробно с тем, что случилось в Петрограде. Государь был крайне взволнован и из Орши, в 18 ч. 38 м., отправил Ее Величеству такую телеграмму:

"Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 ч. Сильный мороз. Заседание окончилось в 4 ч. Благословляю и целую".

Эта характерная телеграмма, второй факт (первый был вчера, когда Государь схватился за голову), которым Государь выдает свое действительное отношение к убийству Распутина, за время до приезда в Царское; выдает какое впечатление произвела на него действительно смерть Распутина. Эта смерть задела самое таинственное, самое сокровенное Государя, чего он не скрывает только от Царицы, так как он с ней "едино". Это вера в Распутина, как в посланника Божия, вера в Ами де Дье, его не станет - все кончится, будет катастрофа...

Но в это святая святых души Государевой доступ только Царице. Для всех остальных Государь - монарх.

И вот почему, послав Царице телеграмму, Государь за обедом и после него кажется всем спокойным, как всегда. Даже с генералом Воейковым, единственным человеком, с которым вне Царского Государь говорит об убийстве, даже с ним Государь разговаривает так, что тот введен в заблуждение и думает, что Государь как будто чувствует некоторое облегчение от ухода из жизни Распутина. Между тем смерть Распутина настолько сильно ударила по психике Государя, что она надломила его.

19-го числа, в Малой Вишере, в два часа дня Государь получил телеграмму от Царицы, в которой были и такие слова: "нашли в воде". Получил телеграмму о находке трупа и Воейков и доложил Его Величеству.

В 6 часов приехали в Царское. Государыня с дочерьми встретила на павильоне. Красные пятна заливали лицо Ее Величества. Крепче обыкновенного сжаты губы. В двух автомобилях все проследовали во дворец.

Как только генерал Воейков вошел в свою квартиру, он тотчас же протелефонировал Министру Внутренних Дел Протопопову о приглашении его с докладом к Его Величеству в 9 с половиной часов. Генерал высказал ему несколько соображений, считая ошибкой, что результаты розыска трупа стали известны публике. Это было странное мало понятное ошибочное мнение Воейкова, с которым не соглашался Протопопов. Перед докладом Протопопов заехал к Воейкову, переговорили о случившемся. Воейков считал, что тело Распутина надо увезти скорее в Покровское, на родину. Протопопов, как будто, соглашался с этим мнением и обещал заехать к генералу после доклада.

Во дворце Протопопов был встречен очень милостиво. Его энергичные действия по дознанию об убийстве и по розыску трупа нашли полное одобрение. Докладывая, как министр, он изображал в то же время собою не только сторонника, но и поклонника умершего Старца, который был для него Григорием Ефимовичем, провидцем, молитвенником. То была неправда. То было политическое шарлатанство. Но не надо забывать, что Протопопов был министр не бюрократ, а министр из нашего парламента, министр общественник, министр политик.

Он и политиканствовал с Распутиным так же, как некогда политиканствовал первый парламентский министр Алексей Хвостов. Но только тот спекулировал на живом Распутине, а Протопопов, схватив всю мистическую подкладку отношения к Старцу с первого же доклада, после его смерти, стал спекулировать мертвым Распутиным. Милостивый прием приободрил его. Он сделал подробный доклад Их Величествам...

Пользуюсь перлюстрацией, он доложил, что о готовившемся убийстве знали многие. Что молодых энтузиастов подталкивали на убийство люди пожилые, с положением, люди, которых знала Царская семья. Что говорилось об устранении не только Распутина, но и А. А. Вырубовой и даже самой Императрицы. Министр представил две телеграммы Вел. Кн. Елизаветы Федоровны. Одна гласила:

"Москва. 18 декабря 9 ч. 38 м. Великому Князю ДИМИТРИЮ ПАВЛОВИЧУ. Петроград. - Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла".

Вторая телеграмма:

Москва. 18 декабря. 8 часов 52 м. КНЯГИНЕ ЮСУПОВОЙ. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета".

Представил копию письма княгини Юсуповой, матери, к сыну от 25 ноября. 3. H. ЮСУПОВА писала:

"... Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т. е. Государя) на все время войны и невмешательства Валиде (т. е., Государыни) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише, от меня".

Представил министр также и копию письма жены Михаила Владимировича Родзянко к княгине ЮСУПОВОЙ (3. H.) от 1 декабря, в котором была такая фраза:

"... Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры - в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова".

Протопопов доложил Государю как отнеслись ко всему делу премьер Трепов и Министр Юстиции Макаров. Спрошенный Императрицей о том, где хоронить Распутина, Протопопов, знавший уже желание поклонниц похоронить в Царском Селе, высказался именно здесь, приведя в числе доводов и тот, что перевозка тела в Сибирь вызовет в пути демонстрации.

Протопопов имел полный успех. Государь его благодарил и поручил благодарить полицию. Сам Протопопов был утвержден в должности Министра Внутренних Дел. Покидая дворец, Протопопов чувствовал себя настолько окрепшим в своем положении, что даже не заехал, как обещался, к Дворцовому Коменданту, а уехал на моторе в Петроград.

Генерал же Воейков в тот вечер окончательно провалился в глазах Императрицы. Не будучи тонким психологом, а глядя на дело прямо - честно, по военному, генерал не учел всей деликатности того момента по отношению "мистицизма" Царицы. Он, как и многие тогда, наивно посчитал, что с физическим исчезновением Распутина прекратилось и его влияние. Допустил он и некоторую оплошность при разговоре с Протопоповым. Он раскритиковал его действия по розыску трупа, которыми Протопопов по праву гордился, так как его полиция всех видов блестяще выполнила свою обязанность и в короткий срок раскрыла все дело, не побоявшись высокого положения преступников и, несмотря на пассивность самого генерал-прокурора, министра Юстиции.

Генерал очевидно не понимал, что за эти дни действительным генерал-прокурором, воодушевлявшим всех на работу, являлась Императрица Александра Федоровна. Затем генерал считал, совершенно правильно, что тело убитого надо увезти в Сибирь. Повидав тогда А. А. Вырубову, генерал старался убедить ее в этом, но напрасно. Он доказывал, что погребение в Царском, чего хотела Анна Александровна поведет лишь к скандалам, а могилу Старца просто будут осквернять. Вырубова спорила и, конечно, передала все Царице.

Сейчас же после отъезда из дворца Протопопова, в двенадцатом часу ночи, генерал Воейков был вызван к Их Величествам.

Императрица прямо поставила ему вопрос, где по его мнению надо хоронить; и генерал прямо же ответил, что надо увезти тело в Сибирь и похоронить на родине, каковое желание покойный, будто бы, высказывал близким. Это был неудачно придуманный экспромт, неправда, что отлично знала Императрица. Как неправда, она сразу настроила Царицу против генерала. Когда же генерал доложил, что здесь, в Царском, могила подвергнется осквернению, Государыня очень рассердилась. Для Царицы осквернение могилы Старца казалось просто святотатством.

В конце концов, Их Величества решили, что погребение состоится на земле, принадлежащей А. А. Вырубовой, между Александровским парком и деревней Александровкой, и оно было назначено на 21 число. На этом и расстались. Когда же на следующий день генерал Воейков, узнав о желании Государя быть на погребении, попытался уговорить Его Величество не делать этого, Государь лишь молчал. Императрица же еще больше разгневалась на генерала, как говорил он мне лично и как писал позже, рассказывая о тех тревожных днях.

Доклад Протопопова, рассказы Императрицы и дам с бесконечными комментариями из Петрограда, ввели Государя в полный курс всех событий истекших дней со всем ужасом их мельчайших гадких житейских подробностей. Безысходное горе Императрицы охватило Государя тяжелой атмосферой потери как бы близкого человека. Ожидание же неизбежной катастрофы, нависшей над Государем, сразу при известии о смерти Распутина, здесь, в Царском Селе, сделалось длительно тяжелым. Атмосфера во дворце была подавляющая. А. А. Вырубова рассказывала, что Государь не раз повторял тогда: - "Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика". Государыня же была буквально убита письмами и телеграммами, представленными Протопоповым. Все, что казалось раньше только гадкими сплетнями, оказалось жестокой правдой. Государыня "плакала горько и безутешно".

Отношение к "делу" заинтересованных, но не оправдавших доверие Государя министров, нашло суровую и правильную оценку Его Величества. 20-го числа Макаров был уволен от должности Министра Юстиции и заменен сенатором Добровольским, которого Государь и принял того же 20 числа. Он уже раньше был рекомендован Щегловитовым и за него хлопотал Распутин.

В тот же день был принят с докладом и освобожден от должности премьер А. Ф. Трепов. Умный и энергичный вообще человек, Трепов своей попыткой денежного подкупа Распутина в начале премьерства и странным, непонятным поведением после его убийства окончательно запечатлел себя в глазах Их Величеств, как человек нехороший и потому неподходящий.

Тяжелый по настроению был тот вечер во дворце. Государь записал в дневнике: - "После обеда вечер провели вместе".

А с 10 ч. вечера в покойницкой палате Чесменской кладбищенской церкви известный профессор Косоротов в присутствии полицейской и следственной власти произвел вскрытие и осмотр трупа Распутина. Были установлены три пулевые раны: одна через левую часть груди в желудок и печень, вторая через правую сторону спины в почки и третья через лоб в мозг. Мозговое вещество издавало спиртной запах. Присутствие яда не обнаружено.

На покойном оказался нательный золотой крест с надписью: "спаси и сохрани". На руке же браслет из золота и платины с застежкой, на которой буква H с короной и двуглавый орел. Эти вещи и голубая рубашка покойного были вытребованы через несколько дней во дворец и следователь выдал их под расписку Министра Юстиции.

После полицейского медицинского осмотра и вскрытия, к трупу были допущены дочери, племянница покойного, Акулина, и Муня Головина. Последнюю в этот день князь Юсупов предупреждал по телефону, чтобы, она не была на похоронах, так как возможно, что будут бросать бомбы. Муня не поверила. Акулина убирала тело. Наступило уже 21 число. Приехали епископ Исидор и друг покойного Симанович. Уложили в гроб. Акулина положила в гроб икону, которую 16 числа А. А. Вырубова привезла Распутину от Императрицы. Она была привезена из Новгорода. На оборотной стороне Государыня, все Великие Княжны и А. А. Вырубова написали свои имена.

Епископ Исидор отслужил заупокойную обедню (чего не имел права делать) и отпевание. Говорили после, что митрополит Питирим, к которому обратились об отпевании, отклонил эту просьбу. В те дни была пущена легенда, что при вскрытии и отпевании присутствовала Императрица, что дошло и до Английского посольства. То была типичная очередная сплетня, направленная против Императрицы.

После отпевания дубовый гроб был погружен в фургон и, в сопровождении родных и Акулины, направлен к Царскому Селу, к месту погребения. Это место находилось к северо-востоку от так называемой Елевой дороги Царскосельского Александровского парка, между парком и деревней Александровкой, у опушки леса. Оно было куплено А. А. Вырубовой для постройки на ней подворья. Там уже была приготовлена могила, куда гроб и опустили в присутствии священника Федоровского Собора отца Александра Васильева. Приехали порознь А. А. Вырубова и г-жа Ден. Было серое, морозное утро.

В 9 часов, проследовав мимо фотографии, в двух моторах прибыли Их Величества с четырьмя дочерьми. Никого из Свиты не было. Даже не было Дворцового Коменданта, которому своевременно доложили о заказе экипажей. Императрица держала пук белых цветов. Отец Александр, духовник Их Величеств, отслужил литию. Царица поделилась с детьми и дамами цветами. Их бросали в могилу с землей. Стали закапывать. Их Величества отбыли во дворец. Государь сделал обычную утреннюю прогулку и начался прием министров.

Предупреждение генерала Воейкова сбылось. Через несколько времени могила была осквернена. Пришлось для охраны установить военный пост. Часовому вменялось в обязанность охранять находившиеся вблизи лесные склады. Часовой наряжался от артиллерийской команды подполковника Мальцева, ведавшего батареей воздушной охраны. Он был подчинен Дворцовому Коменданту. Вот когда генералу Воейкову пришлось таки ведать охраной Распутина... Чины, подчиненной ему охраны, наблюдали за дорогой, которая вела к могиле. Туда иногда во время прогулки заезжала Царица с кем-либо из дочерей или с А. А. Вырубовой, и привозила на могилу друга цветы. Там Царица почерпала бодрость и энергию.

За исключением Их Величеств и их детей, вся Царская фамилия встретила повсюду известие об убийстве Распутина с радостью. В убийстве увидели избавление России от величайшего зла. На убийство смотрели, как на большой патриотический акт.

Даже умудренная большими годами вдовствующая Императрица Мария Федоровна, по словам Вел. Кн. Александра Михайловича, который первый сказал Ее Величеству об убийстве, реагировала так: - "Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья..."

Как Императрица, она сочувствовала, но как христианка она не могла не быть против пролития крови, как бы ни были доблестны побуждения виновников. И как только Императрица получила достоверные сведения о происшествии, Ее Величество телеграммой просила Государя прекратить дело. Хлопотать за виновных стали приехавшие в Петроград отец Димитрия Павловича, Вел. Кн. Павел Александрович и тесть князя Юсупова Вел. Кн. Александр Михайлович.

("Книга воспоминаний" см. ldn-knigi) Последний в детстве играл с Государем - мальчиком Ники, в первые годы царствования дружил с Государем, имел на него влияние, он в полной мере член семьи Императора Александра III-го, помнящий с молодых офицерских лет личное обаяние Царя-Миротворца. Стали думать, как помочь виновным и все бывшие в Петрограде члены династии.

21 числа у больного Вел. Кн. Андрея Владимировича, по инициативе Вел. Кн. Павла Александровича, собрались его матушка, оба брата, Вел. Кн. Павел Александрович и Вел. Кн. Александр Михайлович. Обсуждали положение и решили, что Павел Александрович и Александр Михайлович от всей фамилии будут просить Государя прекратить дело и изобразят Государю всю политическую обстановку страны.

Вел. Кн. Павел Александрович рассказал, что Димитрий Павлович поклялся ему, что его руки не запачканы в крови, что он уже был у Государя и просил его об освобождении сына, но получил письмом отрицательный ответ. Он составил проект письма Государю и прочел его, и оно понравилось. На этом и расстались.

Великий Князь Александр Михайлович получил аудиенцию у Государя на 9 часов 22 числа. Государь встретил Вел. Кн. тепло и ласково, что сразу сбило у того агрессивный тон. Великий Князь произнес горячую защитительную речь в пользу виновных, прося не смотреть на Юсупова и Димитрия Павловича, как на обыкновенных убийц, а смотреть, как на патриотов, пошедших, правда, по ложному пути, но вдохновленных желанием спасти родину. Государь слушал внимательно, сказал даже комплимент по поводу красноречия Вел. Кн. и возразил лишь, что никому, ни мужику, ни Великому Князю не дано права убивать... С этим спорить было невозможно. Прощаясь, Государь обещал быть милостивым при выборе наказания.

Великий Князь старался воздействовать и на Министра Юстиции и на Трепова, но Трепов был бессилен, Добровольский же сам считал, что дело надо прекратить. Наши законы не предусматривали суда над членом династии. Чтобы поставить Вел. Кн. Димитрия Павловича на одинаковый уровень с другими обвиняемыми, его надо лишить прерогатив династических. Уже одно это вызовет скандал. А самый суд - новый скандал. Здравый смысл требует прекращения дела.

Все говорило за прекращение дела, а главное - просьба Императрицы-матери. И 23 декабря Государь телеграфировал Императрице Марии Федоровне: - "Благодарю за телеграмму. Дело будет прекращено теперь. Целую. Ники".

23 декабря Государь, не касаясь производившегося следствия, повелел прекратить судебное преследование лиц, замешанных в убийстве Распутина или в сокрытии следов того преступления. Повелел князю Ф. Ф. Юсупову выехать немедленно в его именье Курской губернии, что и было выполнено в тот же день.

Утром же Вел. Кн. Димитрий Павлович был вызван к Ген.-Адъютанту Максимовичу и ему было объявлено Высочайшее повеление отправиться немедленно на Персидскую границу в распоряжение начальника действовавшего там отряда генерала Баратова. Поезд был назначен на 2 часа ночи. Для сопровождения Великого Князя назначался генерал Лайминг и флигель-адъютант Кутайсов.

Почти все члены династии заехали попрощаться к высылаемому, в 2 часа ночи на 24-ое число Вел. Кн. Димитрий Павлович выехал по назначению.

Таким образом, виновники сенсационного убийства остались ненаказанными. Нельзя же было считать наказанием командировку боевого офицера из одной армии в другую, или высылку молодого человека в именье. Про Пуришкевича же вообще и не говорили. За его неприкосновенность, как за члена Думы, горой стоял... Протопопов.

Наступил сочельник, 24 декабря. Утро в Царском Селе было ясное, морозное. Государь с семьей ездил в Федоровский собор к обедне. Дежурным флигель-адъютантом, по желанию Государя, был Н. П. Саблин. Он был приглашен к Высочайшему завтраку. Перед пятичасовым чаем во дворце была зажжена елка для царских детей и для офицеров частей охраны. В 6 ч. 30 м. Царская семья была у всенощной. К семейному обеду были приглашены А. А. Вырубова и Саблин. Саблин близкий человек, десятилетний друг Царской семьи, единственный друг Государя после смерти генерала Орлова. Когда-то молодой лейтенант "Штандарта", в которого влюблены были все дети, теперь это уже солидный капитан первого ранга, командир одного из батальонов Гвардейского экипажа, что на фронте. Приехав на отдых в Петроград, он, перед убийством Распутина, предупреждал Императрицу о том нехорошем настроении, которое царило в столице. Теперь у Государыни даже мелькнула мысль о назначении его командиром Сводного полка, вместо полковника Ресина. Ресин, строгий для солдат, распустил офицеров (так думала Императрица). Надо их прибрать к рукам. Николай Павлович сумеет это сделать. И затем это свой, верный человек. На него можно положиться.

С Саблиным говорят откровенно, даже и о политике. В тот день, разговаривая о министрах, Государь высказал ему, что при назначении их он руководствуется только пользою дела и никогда не считается и не будет считаться с мнением общественности.

Вечером во дворце стало известно, что в тот день председатель Гос. Думы Родзянко завтракал у Вел. Кн. Марии Павловны (старшей) и что там, после завтрака, происходило совещание, на котором резко критиковались переживаемые события и порицали Императрицу Александру Федоровну. Разговор принял настолько резкий против Их Величеств характер, что Родзянко, извинившись, уехал домой. Выражалось удивление дружбе Владимировичей с Родзянко.

25 декабря. Рождество Христово. Хороший солнечный, морозный день. Царская семья ездила к обедне в Федоровский собор. В два часа, в манеже была зажжена елка для первой очереди нижних чинов различных частей охраны. Как всегда, играл прелестно оркестр балалаечников Собственного полка, пел хор песенников, лихо танцевали лезгинку казаки. Государь благодарил.

Младшие Великие Княжны развлекались около елки. Вел. Кн. Ольга Николаевна раздавала подарки за Императрицу. В первом томе у меня подробно описаны эти елки. Они доставляли много радости и счастья не только детям, но и всем нам, взрослым людям. Уловить на себе мимолетный взгляд Их Величеств, услышать ласковое слово Государя, детский смех царских детей было счастьем.

Вернувшись с елки, Государь гулял с Вел. Кн. Ольгой Николаевной. Играл с любимыми собаками. Затем принимал Протопопова. Третий раз в течение шести суток министр Внутренних дел делал доклад Его Величеству. Вещь необыкновенная, указывающая на тревожность переживаемого времени. Министр доложил, между прочим, и об обыске, произведенном по его ордеру у Марианны Э. Дерфельден, дочери княгини Палей от первого брака. То был отзвук убийства и обыск касался кампании великосветских агитаторов-сплетников. Обыск был произведен в особом порядке генералом Поповым и отобранная по обыску переписка была сдана директору Департамента полиции.

После чая Государь принял члена Гос. Совета, старого князя Н. Л. Голицына, состоявшего председателем комитета по оказанию помощи русским военнопленным. По этой должности князь довольно часто имел доклады у Императрицы Александры Федоровны и заслужил доверие Ее Величества. Он был приглашен к Императрице, но когда явился во дворец, был принят самим Государем. Государь оказал, что Царица пока занята и начал с ним разговаривать, но затем, улыбнувшись, сказал: "Я с вами хитрю. Вас вызвал я, а не Императрица. Я долго думал, кого назначить председателем Совета министров, вместо Трепова, и мой выбор пал на вас". Поблагодарив, Голицын заметил, что при его преклонных годах ему будет трудно справиться с новой трудной заботой. Государь как будто и согласился с ним и милостиво распрощался. Через два дня был опубликован Указ об его назначении.

После обеда вся Царская семья, кроме Наследника, провела вечер у А. А. Вырубовой. Туда была приглашена семья Распутина. Их Величества обласкали детей убитого. Все были растроганы.

Следующие два дня были обычные елки для второй и третьей очередей частей охраны. Всё, казалось, было, как всегда. Только отсутствовала по нездоровью Императрица, Но на третий день Наследник, играя, ушиб руку. Это причинило ему большие страдания. Ничто не помогало.

Императрица принесла вытребованную от следователя голубую рубашку Распутина, положила больному под подушку и просила перед сном подумать об ушедшем Старце. Он поможет. После говорили, что Наследнику стало лучше. Императрица приписала это влиянию Друга.

28 числа, по старому обычаю, в 12 с половиной часов дня, Митрополит Питирим с братией "славили Христа" у Их Величеств. Им было затем устроено соответствующее угощение. А к завтраку были приглашены А. А. Вырубова и генерал П. П. Гротен. Последний получил назначение помощником Дворцового коменданта, т. е. Воейкова.

Блестящий строевой гвардейский генерал, б. офицер Л.-гусарского Его Величества полка, б. командир Сумского гусарского полка, Гротен, с осени 1915 года командовал Л.-гв. Конно-Гренадерским полком. Он пользовался любовью Их Величеств и был в давних хороших отношениях с А. А. Вырубовой и Воейковым. Об его назначении генерал рассказал мне следующее. Ощутив той зимой необходимость иметь официального помощника по делам охраны, он решил провести на новую должность одного, давно известного ему по совместной службе, генерала. Он осторожно высказал эту мысль Государю, не назвав, однако, фамилии генерала. Через несколько времени Государь, совершенно неожиданно, сказал однажды Воейкову: "А я нашел вам помощника". Удивленный генерал поинтересовался, кого именно. Государь назвал одесского градоначальника Княжевича. - Вы понимаете, говорил Воейков, - что, по нашим взаимным отношениям, это являлось для меня неприемлемым. Надо было убить эту кандидатуру, равнозначащей картой. Княжевич - Свиты генерал, лейб-гусар, бывший командир полка Императрицы, лично известен Их Величествам. Как молния у меня мелькнуло - Гротен. Я поблагодарил Государя и сказал, что Его Величество забыл одного своего генерала. Удивленный, Государь спросил: "Кого?". Я ответил: "Свиты Вашего Beличества, генерал Гротена". Государь улыбнулся и сказал:

"В самом деле, вы правы".

Императрица одобрила выбор. Я получил отличного помощника, но только не по охранной части, в чем я нуждался.

В тот же день Государю являлся и новый председатель Совета министров, князь Голицын, по случаю его назначения. Ему было 66 лет. За ним был богатый административный опыт. В 1885 году он уже был Архангельским губернатором. В 1903 - сенатором, в 1915 - членом Государственного Совета, принадлежал к правой его группе. Имел отличную репутацию, как человек.

Арест Вел. Кн. Дмитрия Павловича, его высылка и резкий ответ Государя на ходатайство за него объединили в те дни всех членов династии в общем недоброжелательстве против Императрицы. Всеобщее злорадство по поводу убийства Распутина и дальнейшие разговоры и критика всего, что делали в Царском Селе, были настолько резки и открыты, что в тогдашней сгущенной атмосфере создалась легенда о "заговоре" Великих Князей. Центром заговора считали Вел. Кн. Марию Павловну-старшую и, вообще, "Владимировичей". Их, через жену Вел. Кн. Кирилла Владимировича, Викторию Федоровну, связывали с английским посольством. Легенда ширилась и ей верили. Правда же заключалась в следующем:

Члены династии, желая помочь высланному Дмитрию Павловичу, совещались, как бы помочь ему и, по чьей-то инициативе, решили обратиться к Государю с письменной просьбой. Было составлено письмо, авторство которого княгиня Палей (жена Вел. Кн. Павла Александровича) приписывает себе, в котором родственники, ссылаясь на слабое здоровье Димитрия Павловича, просили заменить высылку на персидский фронт разрешением жить в имении Усове или Ильинском.

29-го, днем, во дворец Вел. Кн. Марии Павловны собрались все те, кто согласился подписать письмо. Подписались:

Ольга (Королева Греции), Мария (старшая), Кирилл, Виктория, Борис, Андрей, Павел, Мария (младшая), Елизавета (Маврикиевна), Иоанн, Елена, Гавриил, Константин, Игорь, Николай Михайлович, Сергей Михайлович.

Среди собравшихся было большое возбуждение. Не скрывалось резкое негодование против Императрицы. Молодежь и дамы были особенно воинственно настроены, а Вел. Кн. Николай Михайлович выражался про Императрицу просто грубо. Кто-то предложил даже не ехать во дворец с новогодним поздравлением, но этот проект не прошел. Дав приведенные подписи, члены семьи разъехались.

Письмо было отправлено, а вечером Их Величества уже знали все подробности о царившем во дворце Марии Павловны настроении и обо всех резких там разговорах.

На следующий день это коллективное письмо было прислано обратно Вел. Кн. Павлу Александровичу, что жил в Царском Селе, с такой резолюцией Государя Императора:

"Никому не дано права заниматься убийством. Знаю, что совесть многим не дает покоя, т. к. не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай".

Эта резолюция окончательно вооружила всю семью против Императрицы, влиянию которой и приписывали резкость ответа. Резкие разговоры увеличились, легенда о "заговоре" разрасталась. Был пущен вздорный слух об аресте Вел. Кн. Андрея Владимировича.

Из всех членов династии больше всех будировал, кричал, всё и вся критиковал Вел. Кн. Николай Михайлович. Великий Князь уже и до того вызывал к себе разных политических деятелей до революционера Бурцева, включительно. Он критиковал положение вещей, рассказывал про свое письмо от 1 ноября Государю и даже читал это письмо некоторым из своих гостей. После убийства Распутина, Великий Князь особенно горячился. Он вызывал к себе некоторых судебных деятелей. Высылка же Дмитрия Павловича привела Николая Михайловича в чрезвычайно нервное состояние.

Главным местом, где Великий Князь любил много и громко говорить, был Яхт-клуб. Русские члены клуба, знавшие хорошо Великого Князя, серьёзного значения его разговорам не придавали, но иностранцы к ним очень прислушивались. Ведь повествователь и критик был весьма пожилой Великий Князь, Генерал-адъютант Его Величества. К тому же историк, писатель, автор многих трудов.

Государя предупреждали о поведении Великого Князя с нескольких сторон, и Его Величество решил положить тому конец. 29-го, вечером, по повелению Государя, министр Двора граф Фредерикс пригласил к себе Вел. Князя и передал ему о неудовольствии Государя и просьбу прекратить неподобающие его положению разговоры. Вел. Князь дал министру разъяснения и написал Государю письмо, в котором повторил сказанное министру. На свое письмо Вел. Князь получил 31 декабря следующий ответ от Государя:

"Очевидно, граф Фредерикс перепутал. Он должен был передать тебе мое повеление об отъезде из столицы на два месяца в Грушевку. Прошу это исполнить и завтра не являться на прием. Комиссией для выработки мирных переговоров заниматься больше не надо. Возвращаю бумаги разных министров по юбилейной комиссии. Ники. 31 декабря 1916 г."

Вечером Вел. Князь протелефонировал о том Вел. Кн. Марии Павловне, был приглашен к ней и встретил у Великой Княгини Новый Год со всеми "Владимировичами". 1-го числа некоторые из знакомых нанесли визиты Вел. Князю, а вечером Вел. Князь выехал на Москву.

Высылка Вел. Князя произвела большое впечатление на всех членов династии и в высшем обществе. Стали говорить осторожнее. Вскоре затем почти все члены династии разъехались по своим делам. Но Вел. Кн. Кирилл Владимирович был командирован Государем на Север, что было понято всей семьей за почетную высылку. Вел. Кн. Андрей Владимирович уехал по болезни в отпуск на Кавказ, а в половине февраля уехала на Кавказ и сама Вел. Кн. Мария Павловна.

Передавали, что будто бы Вел. Кн. сказала одному генералу, что она вернется в столицу, когда всё кончится. С разъездом слухи о "заговоре" прекратились в Петрограде, но они прошли в провинцию и на фронт.

Таковы были ближайшие последствия убийства Распутина на взаимоотношения Царской фамилии.

Через "Владимировичей" легенда о "заговоре" Великих Князей связывалась с английским посольством. Английский посол, сэр Джордж Бьюкенен, как говорили, джентльмен, как настоящий англичанин, да еще дипломат, считал, что он отлично понимает Россию и знает, что и как надо делать русскому правительству и монарху. На Россию и на все в ней происходящее Бьюкенен смотрел глазами наших оппозиционеров Прогрессивного блока и московских коммерческих кругов. Он дружил с Милюковым, принимал Гучкова и кн. Львова, с москвичами же и их взглядами его объединял умный и энергичный консул Локарт, под большим влиянием которого и находился Бьюкенен. В общем, как настоящий парламентарий, Бьюкенен смотрел на нашу Гос. Думу, как на английский (в своем роде, конечно) парламент и искренно был уверен, инспирируемый своими русскими друзьями, что Россия управляется какими-то фантастическими "темными силами".

Царская же семья и Двор освещались английской разведкой полковника Самуэля Хоара и личными связями посла и его семьи с петроградским высшим светом и, главным образом, с Вел. Кн. Викторией Федоровной, женой Вел. Князя Кирилла Владимировича.

Семью Бьюкенена с Вел. Кн. Викторией Федоровной связывало то давнее прошлое, когда Виктория Федоровна (тогда Виктория Мелита) принцесса Кобург-Готская, внучка английской Королевы Виктории, была замужем первым браком за Вел Герцогом Гессенским, Эрнестом Людвигом, братом Императрицы Александры Федоровны, которая была также внучкой Королевы Виктории, по матери. В то время представителем английского правительства в Гессене был этот самый Джордж Бьюкенен. Брак великогерцогской четы не был счастливым И Королева Виктория, желая знать истинную причину семейного разлада своих внука и внучки, потребовала от Бьюкенена подробного освещения того деликатного вопроса. Представленные данные были не в пользу Великого Герцога. Состоялся развод. То было начало тесной дружбы Виктории Федоровны с семьей Бьюкенена.

Дивный портрет одной из Бьюкенен, великолепная работа самой Виктории Федоровны, украшал ее будуар. Но тот момент, завязавший узел дружбы английской принцессы Виктории-Мелиты с Бьюкенен был и моментом начала недоброжелательных отношений ее с сестрой мужа - Императрицей Александрой Федоровной. Императрица стояла за брата. Эти недоброжелательные взаимные отношения увеличились, когда б. Вел. Герцогиня вышла замуж за Вел. Кн. Кирилла Владимировича и стала русской Вел. Княгиней Викторией Федоровной. Это повело к дальнейшим недоразумениям с Вел. Кн. Владимиром Александровичем, с "Владимировичами". Теперь это старое недоброжелательство Царицы и Вел. Княгини как бы ожило, усилилось, приобрело новую окраску. А старая дружба Виктории Федоровны с Бьюкенен в глазах Их Величеств стала вырисовываться, как некий политический комплот, направленный против Государя.

Шло своеобразное освещение этой дружбы. В Петрограде верили в слух, что английское посольство помогает русской революции. Этому верили и об этом шептались. Это настраивало Их Величества на "Владимировичей" вообще, причем считалось, что всю интригу возглавляет, как старшая по годам и по положению, Вел. Кн. Мария Павловна.

Резкие фразы В. Кн. Марии Павловны подливали масла в огонь. Встретились и столкнулись три сильных, властных, неуживчивых женских характера.

Английский же посол Джордж Бьюкенен верил в "легенду" о германофильстве Императрицы Александры Федоровны. Верил в ,,легенду" ее работы на заключение сепаратного мира с Германией. Как англичанин, он думал, что всё спасение России заключается в нашей общественности, в Гос. Думе, как парламенте, на которую и должен опираться Государь. Волнуясь слухами о темных силах, настраиваемый своими русскими друзьями и некоторыми бывшими министрами, а в том числе Коковцевым, Сазоновым, Бьюкенен решил высказать Государю несколько политических советов. С разрешения правительства, он испросил аудиенцию у Государя и она была назначена на 30-ое число. По заведенному международному порядку, министр Иностранных дел осведомлял предварительно Монарха, о чем будет говорить иностранный представитель. Вот почему Государь был подготовлен к предмету доклада. За несколько дней перед тем, Государь принимал французского посла Мориса Палеолога. И когда тот, по собственной инициативе, попытался, было коснуться нашей внутренней политики, Государь резко перевел разговор на внешнюю политику и спросил посла, как поживает Царь Болгарский... И только. Вот почему Морис Палеолог, будучи издавна в хороших отношениях с Бьюкененом, по прежней совместной службе в одних и тех же городах, не советовал ему касаться внутренней политики, но тщетно.

Государь, осведомленный про дружбу Бьюкенена с представителями оппозиции, принял Бьюкенена строго официально, по этикету и холодно. Даже не попросил сесть. Выслушав о внешней политике, Государь сообщил, что вместо умершего в Лондоне нашего посла графа Бенкендорфа, туда предполагается назначение Сазонова. На неуместное же представление Бьюкенена о необходимости изменить внутреннюю политику, Государь дважды дал резкий ответ, а на третью попытку распрощался с послом. Бьюкенен был обескуражен. Вернувшись в Петроград, он пригласил к себе Мориса Палеолога и поведал ему о своей неудаче.

А во дворце еще прочнее установилось мнение, что английский посол стоит на стороне тех, кто подготовляет переворот. В некоторых гостиных перешептывались, что, будто бы Бьюкенен поддержит проведение на престол одного Великого Князя. Легенда фантастическая, дикая, но и время было дикое и фантастическое.

Недаром же один из убийц Распутина серьёзно говорил после убийства о возможности возведения его на царский престол.

Время было дикое.

Вел. Князь Александр Михайлович, вспоминая про свое пребывание в те дни в Петрограде, писал позже: "Самое печальное было то, что я узнал, как поощрял заговорщиков британский посол при Императорском Дворе, сэр Джордж Бьйкенен. Он вообразил себе, что этим своим поведением он лучше всего защитит интересы союзников... Император Александр III выбросил бы такого дипломата за пределы России, даже не возвратив ему его верительных грамот". Так говорит Вел. Князь, во многом критикующий то время.

Позже б. полковник Самуель Хоар, сделавшийся знаменитостью, негодовал в своих воспоминаниях на то, что правые круги считали его и то время подстрекателем к убийству Распутина. Но он признается, что Пуришкевич, придя к нему, сообщил ему лично, что они убьют Распутина. Было бы интересно знать, кого же из русских властей предупредил тогда полковник Хоар о подготовляющемся убийстве, когда получил о том заявление в официальном учреждении при Русском генеральном штабе. А если он никого не предупредил, то, как надо рассматривать подобный его поступок?

Правда, после русской катастрофы, сэр Самуель Хоар написал- ,,Я понял позже, что было бы предпочтительнее, чтобы убийство Распутина никогда бы не имело места" (Пари Суар 1936).

В этот период времени, независимо от описанного, Их Величествам не раз пришлось слышать о готовящемся государственном перевороте. Еще в ноябре месяце, в кружке члена Гос. Совета А. А. Римского-Корсакова, около которого группировались солидные люди правого направления, была составлена записка о мерах, которые необходимо принять для предупреждения готовящегося государственного переворота. Записка была вручена Государю через князя Голицына, который позже был назначен премьером.

Перед Рождеством, бывший министр Внутренних дел, член Гос. Совета Н. А. Маклаков прислал Государю горячее письмо, в котором убеждал Его Величество, для предотвращения готовящегося переворота, распустить немедленно Государственную Думу.

Флаг-капитан Его Величества, генерал-адъютант, Нилов (адмирал) доложил Государю телеграмму из Астрахани от некоего Тихановича, предупреждавшего о заговоре.

Но все подобные предупреждения как бы считали, что против Государя и режима идет только Гос. Дума, интеллигенция, но что весь простой народ горой стоит за Государя, и что, самое главное, за Государя горой стоит его армия с высшим командным составом.

В эту любовь народа и армии беспредельно верили Их Величества. Пачки телеграмм от организаций Русского Народа лежали на столе Государыни, с клятвами любви и преданности. На них ссылались. О том, что многие из них являлись лишь ходульным красноречием, не отвечавшим действительности, не думалось. Им искренно верили. И, как на один из примеров этой народной любви, тогда указывали на следующий факт. Пришел ко дворцу один старик крестьянин и добивался видеть лично Государя. Свели его к дежурному флигель-адъютанту и он поведал, что на Государя готовится заговор. Он говорил: "Задумалось злое дело... Хотят погубить батюшку Царя, а матушку-Царицу и деток спрятать в монастырь. Сговаривались давно, а только решено это начать теперь. Самое позднее через три недели начнется. Схватят сначала Царя и посадят в тюрьму и вас, кто около Царя и главное начальство также посадят по тюрьмам. Только пусть батюшка-Царь не беспокоится. Мы его выручим... Нас много".

Когда вечером дежурный флигель-адъютант доложил Государю о том, Государь сказал: "Ах, опять заговор, я так и знал, что об этом будет речь, мне и раньше уже говорили".

Старика обласкали, одарили, успокоили и отпустили с Богом. А о трогательной любви "народа" говорили.

Вот почему всякие оппозиции казались вздором. Во дворце думали, что с ними легко справится такой умный и энергичный министр, каким казался Протопопов. Ведь он сам из Государственной Думы.

Он так хорошо знает и понимает думцев, думали во дворце. А затем - затем на все воля Божия.

Наступил последний день старого года. Вновь, по желанию Их Величеств, дежурным флигель-адъютантом был назначен свой верный и любимый Н. П. Саблин. Он был приглашен к завтраку и к обеду. Весь день Государь занимался с министрами и принимал доклады: Шуваева, Кульчицкого, графа Фредерикса, премьера Голицына и генерала Беляева. В шесть часов Царская Семья была у всенощной в Федоровском соборе. После обеда Государь вновь занимался, а около полуночи Их Величества с детьми пошли на молебен в домовую церковь, чтобы встретить Новый Год за молитвой. Были только свои и прислуга.

В ту ночь Государь записал в дневнике:

"Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией".