КалейдоскопЪ

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Историческая ночь на 2 марта в Таврическом дворце. - Совещание Временного Комитета Государственной Думы и Исполкома. - Различие во взглядах. - Вопрос о монархии. - Победа Исполкома. - Разговор Родзянко по прямому проводу с генералом Рузским. - Передача разговора генералу Алексееву. Признание в Штабе Рузского революционного правительства. - Доклад Родзянко Временному Комитету о разговоре с Рузским. - Приезд Гучкова и решение об отречении. - Поручение Временного Комитета Гучкову и Шульгину ехать к Государю и просить об отречении.

В то самое время, как во Пскове генерал Рузский добивался у Государя дарования ответственного министерства, в Петрограде, на совещании Временного Комитета с представителями Исполкома, решалась судьба и Государя, и династии, и монархии, как формы правления России. Революция быстро делала свои завоевания. Совещание началось в 12 ч. ночи под председательством Родзянко. Присутствовали от Вр. Комитета: Милюков, Шульгин, Львов, Некрасов, Чхеидзе, Годнев, Керенский, Шидловский и еще кто-то.

От Исполкома явились: Соколов, Стеклов-Нахамкес и Суханов-Гиммер, не считая Чхеидзе и Керенского. Начался бой представителей либеральной бружуазии с таковыми же от революционной демократии. Первые, напуганные революцией, думали о России и о том, как бы ввести революцию в желаемое ими русло. Вторые, восхищенные революцией, думали только о ней, об ее углублении и использовании. Керенский, принадлежа по существу к первым, по форме больше принадлежал ко вторым и метался между двух огней, стараясь примирить обе стороны.

Родзянко, Милюков и другие члены Временного Комитета нападали на депутатов Исполкома за их демагогию и убеждали их спасти офицеров от начавшихся преследований, самосудов и убийств. Для Исполкома офицеры были враги революции. Шел долгий бесплодный спор. Уступив, наконец, буржуазии, решив опубликовать в защиту офицерства, прокламацию, Исполком поручил ее составление Соколову. Прокламация вышла погромная. Опять начался спор и вопрос уладился лишь тогда, когда за офицеров вступился Керенский и убедил своих сотоварищей уступить.

Уже возбужденные друг против друга спорами, приступили к вопросу о составе правительства и, наконец, перешли к вопросу о монархии.

Представители Исполкома требовали, чтобы намеченное Временное правительство не принимало никаких шагов, предрешающих будущую форму правления для России. Против этого горячо восстал Милюков. Милюков горячо отстаивал установление конституционной монархии при малолетнем Царе Алексее Николаевиче, при Регенте В. К. Михаиле Александровиче.

Милюкова поддерживали другие депутаты. Против горячо выступали: Соколов, Чхеидзе, Суханов-Гиммер, Нахамкес. Все указывали на, якобы, существующую ненависть к монархии среди "народа", на ненависть к Государю и династии. Депутаты спорили, но единый фронт от буржуазии был неожиданно нарушен Владимиром Львовым, правым, который, вдруг, ополчился против монархии и заявил себя горячим республиканцем.

В разгорячивших всех спорах представители Исполкома не скрывали, что "народ" Петрограда и солдаты на их стороне. Что у них сила, у них большинство, а потому их требования должны быть исполнены, иначе они их всё равно достигнут. Спор продолжался и разгорячивший всех вопрос о монархии или республике в будущем так и остался нерешенным, но отречение Императора Николая II было как бы бесповоротно санкционировано обеими сторонами. О нем даже не спорили.

В самый разгар спора председателю Родзянко доложили, что его просят в Главный штаб к прямому проводу для разговора с генералом Рузским. Разнервничавшийся Родзянко заявил, что он без охраны Исполкома не поедет. Что Исполком хозяин положения. - Что же, у вас сила и власть, - возбужденно говорил Родзянко, - вы можете меня арестовать, вы, может быть, всех нас скоро арестуете, мы знаем.

Председателя старались успокоить, но охрану от Исполкома Соколов ему все-таки дал. И Родзянко, которого в Ставке считали всесильным и чуть не диктатором поехал в Главный штаб с охраной Исполкома.

Было 3 часа 20 минут ночи 2 марта когда начался исторический разговор Родзянко с Рузским, разговор, возымевший решительное влияние на вопрос об отречении Императора Николая II.

В аппаратной комнате Штаба Северного фронта во Пскове, в глубоком кресле сидел усталый, изнервничавшийся за ночь генерал Рузский. Он говорил свои мысли находившемуся у аппарата генералу Юрию Данилову и уже последний формулировал их и диктовал для передачи по аппарату.

ПЕТРОГРАД - Доложите генералу Рузскому, что подходит к аппарату Председатель Государственной Думы Родзянко.

ПСКОВ - У аппарата ген.-адъютант Рузский.

РУЗСКИЙ - Здравствуйте Михаил Владимирович. Сегодня, около семи часов вечера, прибыл в Псков Государь Император. Его Величество при встрече мне высказал, что ожидает вашего приезда. К сожалению затем выяснилось, что ваш приезд не состоится, чем я был глубоко опечален. Прошу разрешения говорить с вами с полной откровенностью; этого требует серьезность переживаемого времени. Прежде всего я просил бы вас меня осведомить для личного моего сведения истинную причину отмены вашего прибытия во Псков. Знание этой причины необходимо для дальнейшей нашей беседы.

РОДЗЯНКО - Здравствуйте, Николай Владимирович. Очень сожалею, что не могу приехать. С откровенностью скажу, причин моего неприезда две: во-первых, эшелоны, вами высланные в Петроград, взбунтовались, вылезли в Луге из вагонов, объявили себя присоединившимися к Государственной Думе и решили отнимать оружие и никого не пропускать, даже литерные поезда. Мною немедленно были приняты меры, чтобы путь для поезда Его Величества был свободен. Не знаю, удастся ли это.

Вторая причина - полученные мною сведения, что мой приезд может повлечь за собою нежелательные последствия и невозможность остановить разбушевавшиеся народные страсти без личного присутствия, так как до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания.

РУЗСКИЙ - Из бесед, которые Его Величество вел сегодня со мною, выяснилось, что Государь Император предполагал предложить вам составить министерство, Ответственное перед Его Величеством, но затем, идя навстречу общему желанию законодательных учреждений и народа, отпуская меня, Его Величество выразил окончательное решение и уполномочил меня довести до вашего сведения об этом - дать ответственное перед законодательными палатами министерство с поручением вам образовать кабинет. Если желание Его Величества найдет в вас отклик, то спроектирован манифест который я мог бы сейчас же передать вам.

Манифест этот мог бы быть объявлен сегодня, второго марта, с пометкой Псков. Не откажите в ваших соображениях по всему вышеизложенному.

РОДЗЯНКО - Я прошу вас проект манифеста, если возможно, передать теперь же. Очевидно, что Его Величество и вы не отдаете отчета в том, что здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко, - в течение двух с половиной лет я неуклонно при каждом моем всеподданнешем докладе предупреждал Государя Императора о надвигающейся грозе, - если не будут немедленно сделаны уступки, которые могли бы удовлетворить страну.

Я должен вам сообщить, что в самом начале движения власти, в лице министров, стушевались и не принимали решительно никаких мер предупредительного характера. Немедленно же началось братание войск с народными толпами, войска не стреляли, а ходили по улицам и им толпа кричали "ура". Перерыв занятий законодательных учреждений подлил масла в огонь, и мало-помалу наступила такая анархия, что Гос. Думе вообще, а мне в частности, оставалось только попытаться взять движение в свои руки и стать во главе, для того, чтобы избежать такой анархии при таком расслоении, которое грозило гибелью государства.

К сожалению, это мне далеко не удалось, народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно, войска окончательно деморализованы. Не только не слушаются, но убивают своих офицеров. Ненависть к Государыне Императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был всех министров, во избежание кровопролития, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитация направлена на всё, что более умеренно и ограничено в своих требованиях. Считаю нужным вас осведомить, что то, что предлагается вами, уже недостаточно и династический вопрос поставлен ребром. Сомневаюсь, чтобы возможно было с этим справиться.

РУЗСКИЙ - Ваши сообщения, Михаил Владимирович, действительно рисуют обстановку в другом виде, чем она рисовалась здесь, на фронте. Если страсти не будут умиротворены, то ведь нашей родине грозит анархия надолго, и это, прежде всего, отразится на исходе войны. Между тем, затратив столько жизней на борьбу с неприятелем, нельзя теперь останавливаться на полдороге и необходимо довести ее до конца, соответствующего нашей великой родине. Надо найти средство для умиротворения страны. Прежде передачи вам манифеста, не можете ли мне сказать, в каком виде намечается разрешение династического вопроса?

РОДЗЯНКО - С болью в сердце буду теперь отвечать, Николай Владимирович, Еще раз повторяю, ненависть к династии дошла до крайних пределов, но весь народ, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам, войскам, решил твердо войну довести до победного конца и в руки немцам не даваться. К Государственной Думе примкнул весь Петроградский и Царскосельский гарнизоны, то же самое повторяется во всех городах, нигде нет разногласия, везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозное требование отречения в пользу сына при регенстве Михаила Александровича становится определенным требованием. Повторяю, со страшной болью передаю я вам об этом, но, что же делать. В то время, когда народ, в лице доблестной нашей армии, проливал свою кровь и нес неисчислимые жертвы, правительство положительно издевалось над нами, вспомните освобождение Сухомлинова, Распутина и всю его клику, вспомните Маклакова, Штюрмера, Протопопова, все стеснения горячего порыва народа помогать по мере сил войне, назначение Голицына, расстройство транспорта, денежного обращения и непринятие никаких мер к смягчению условий жизни.

Постоянные аресты, погоня и розыски несуществующей тогда еще революции. Изменение состава законодательной палаты в нежелательном смысле. Вот те причины, которые привели к этому печальному концу.

Тяжкий ответ перед Богом взяла на себя Государыня Императрица, отвращая Его Величество от народа.

Присылка им генерала Иванова с Георгиевским батальоном только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению, так как сдержать войска, не слушающиеся своих офицеров и начальников, решительно никакой возможности нет. Кровью обливается сердце при виде того, что происходит. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут. Остановите ненужные жертвы.

РУЗСКИЙ - Всё то, что вы, Михаил Владимирович, сказали тем печальнее, что предполагавшийся приезд ваш как бы предвещал возможность соглашения и быстрого умиротворения родины. Ваши указания на ошибки, конечно, верны, но ведь это ошибки прошлого, которые в будущем повторяться не могут при предлагаемом способе разрешения переживаемого тяжелого кризиса. Подумайте, Михаил Владимирович, о будущем. Необходимо найти такой выход, который бы дал немедленное удовлетворение. Войска на фронте с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение.

Переживаемый кризис надо ликвидировать возможно скорее, чтобы вернуть армии возможность смотреть только вперед в сторону неприятеля. Войска в направлении к Петрограду были направлены с фронтов по общей директиве из Ставки, но теперь этот вопрос ликвидируется. Иванову несколько часов тому назад Государь Император дал указания не предпринимать ничего до личного свидания.

Эта телеграмма послана через Петроград и остается только пожелать, чтобы она поскорее дошла до генерала Иванова. Равным образом Государь Император изволил выразить согласие, и уже послана телеграмма два часа тому назад вернуть на фронт все, что было в пути. Вы видите, что со стороны Его Величества принимаются какие только возможно меры и было бы в интересах родины и той ответственной войны, которую мы ведем, желательным, чтобы почин Государя нашел бы отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар.

Сообщив затем проект манифеста, генерал продолжал:

- Если будет признано необходимым внести какие-либо частичные поправки, благоволите меня уведомить, равно и об общей схеме такового.

В заключение скажу вам, Михаил Владимирович, я сегодня сделал все, что подсказывало мне сердце и что мог для того, чтобы найти выход в деле обеспечения спокойствия теперь и в будущем, а также для того, чтобы армиям в кратчайший срок обеспечить возможность спокойной работы. Этого необходимо достигнуть в кратчайший срок. Приближается весна и нам нужно сосредоточить все наши усилия на подготовке к активным действиям и на согласовании их с действиями наших союзников. Мы обязаны думать также о них. Каждый день, скажу больше, каждый час в деле водворения спокойствия крайне дорог.

РОДЗЯНКО - Вы, Николай Владимирович истерзали в конец мое и так истерзанное сердце. По тому позднему часу, в который мы ведем разговор, вы можете себе представить, какая на мне лежит огромная работа, но, повторяю вам, я сам вишу на волоске и власть ускользает у меня из рук. Анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить временное правительство.

К сожалению манифест запоздал. Его надо было издать после моей первой телеграммы немедленно, о чем я горячо просил Государя Императора. Время упущено и возврата нет. Повторяю вам еще раз, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования.

Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий. И железнодорожное сообщение не будет затруднено. Надеемся также, что, после воззвания Временного Правительства, крестьяне и все жители повезут на другие станции снаряды и другие предметы снаряжения. Запасы весьма многочисленны, так как об этом всегда заботились общественные организации и Особое совещание. Молю Бога, чтоб он дал сил удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было хуже еще. Больше ничего не могу вам сказать. Помогай вам Бог, нашему славному вождю, в битве уничтожить проклятого немца, о чем в обращении, посланном армии от Комитета Гос. Думы, говорится определенно в виде пожелания успехов и побед. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спокойно спать. Глубоко уважающий вас и душевно преданный Родзянко.

РУЗСКИЙ - Михаил Владимирович, еще несколько слов. Дай, конечно, Бог, чтобы ваши мысли в отношении армии оправдались, но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно. Что, если анархия, о которой говорите вы, перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти, - подумайте, что будет с родиной нашей. В сущности, конечно, цель одна: ответственное министерство перед народом и есть для сего нормальный путь для достижения цели перемены порядка управления государством. Дай Бог вам здоровья и сил для вашей ответственной работы. Глубоко уважающий вас Рузский

РОДЗЯНКО. - Николай Владимирович, не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех и тогда все кончится в несколько дней, - одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу. Желаю вам всего лучшего.

РУЗСКИЙ. - Дай Бог, чтобы все было так, как вы говорите. Последнее слово. Скажите ваше мнение, нужно ли выпускать манифест?

РОДЗЯНКО. - Я, право, не знаю, как вам ответить. Всё зависит от событий, которые летят с головокружительной быстротой.

РУЗСКИЙ. - Я получил указание передать в Ставку об его напечатании, а посему это и сделаю, а затем будь что будет. Разговор наш доложу, если вы против этого ничего не имеете.

РОДЗЯНКО. - Ничего против этого не имею и даже прошу об этом.

РУЗСКИЙ. - До свидания, да поможет вам Бог. Разговор окончился в 5 часов утра с минутами, 2 марта.

***

По содержанию разговора с генерал-квартирмейстером Болдыревым было составлено сообщение для генерала Алексеева, которое составлялось по мере хода самого разговора. Генерал Данилов проредактировал сообщение, а генерал Рузский внимательно просмотрел его и вычеркнул (по словам Болдырева) подробности по династическому вопросу, сказав: - "подумают еще, что я был между ними посредником в этом вопросе". Генерал Рузский ушел спать.

В 5 ч. 48 м. утра это сообщение было протелеграфировано в Могилев генералу Алексееву (No 1224. Б) за подписью генерала Данилова.

В конце телеграммы было сказано: "Так как об изложенном разговоре Главкосев может доложить Государю только в 10 часов, то он полагает что было бы более осторожно не выпускать манифеста до дополнительных указаний Его Величества.

Выполнив работу, генерал Данилов также ушел отдохнуть до утра. Однако, и он, и генерал Рузский были разбужены генералом Болдыревым, который пришел спросить можно ли пропустить напечатанные в газете "Псковская Жизнь" различные сообщения от нового правительства.

Обсудив вопрос, генерал Рузский разрешил напечатание их, но как бы явочным порядком от редакции. Так жизнь требовала уступок революции, хотя на станции находился Государь Император.

Немного же спустя, по фронту было отдано распоряжение, что генерал Рузский находит соответственным распространение заявлений Временного Комитета, касающихся мероприятий по успокоению населения и по приливу продовольствия.

***

В то же время, как во Пскове осведомляли Ставку о разговоре Главкосева с Родзянко, сам Родзянко делал о нем сообщение Временному Комитету Гос. Думы. В комнате присутствовало при этом, по словам Шульгина, человек восемь, считая его и Милюкова. Родзянко прочел ленты разговора и прочел телеграмму от генерала Алексеева, который, по словам Шульгина, "находил необходимым отречение Государя Императора ("Дни", стр. 237).

Присутствовавшие находили, что отречение необходимо. В тот момент приехал А.И. Гучков, который, как председатель Военной комиссии, всё время объезжал полки и вокзалы и принимал меры обороны Петрограда. Гучков был особенно возбужден и взволнован, так как его автомобиль только что был обстрелян солдатами и ехавший с ним князь Вяземский был убит. Гучков горячился, что положение ухудшается с каждым часом. Анархия растет.

С минуты на минуту можно ожидать резни всех офицеров. Надо что-то делать. Надо совершить нечто, что сразу бы изменило всё положение и спасло бы и офицерство, и династию, и монархию. Необходимо отречение Государя.

Надо дать России нового монарха, с которым бы примирился "народ". Гучков, давно мечтавший об отречении Государя, предлагал собравшимся послать его к Государю просить отречения в пользу Наследника. Он заявил, что если Комитет не решится на этот шаг, то он, Гучков, все равно выполнит его на свой риск и страх. Присутствующие решили, что Гучков поедет, как уполномоченный от Временного Комитета Гос. Думы. Гучков просил послать с ним еще кого-нибудь. Вызвался ехать Василий В. Шульгин, монархист. Никто не протестовал. Позже Шульгин писал:

"Мы обменялись еще несколькими словами. Я постарался уточнить. Комитет Государственной Думы признает единственным выходом из данного положения отречение Государя Императора, поручает нам двоим доложить об этом Его Величеству и, в случае его согласия, поручает привести текст отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать, конечно, в полной тайне". ("Дни".) В шестом часу утра А. И. Гучков и В. В. Шульгин покинули Таврический Дворец и затем сумели уехать во Псков.

Во Псков в лице их ехали не выбранные делегаты от Государственной Думы, как то думают многие и поныне, а два добровольца-политикана, на поездку которых согласились семь или восемь усталых, растерявшихся членов Временного Комитета Государственной Думы, во главе с Родзянко и Милюковым....


Яндекс.Метрика