Между реформой и революцией
Начало революционной эпохи
В отличие от европейских держав и даже от Японии, где уже в 1890 г. появился парламент, а в 1900 г. – первые партийные кабинеты, в России в начале XX в. все еще существовало самодержавие, не было конституции и парламента, политических свобод (слова, печати, собраний, шествий и др.), легальных партий и профсоюзов. Это вступало в противоречие с процессами бурного развития капитализма, формирования гражданского общества и вызывало рост оппозиционных, революционных настроений. Император Николай II не имел поначалу политической программы. Несмотря на масштабные изменения в стране и иные, чем у Александра III, отнюдь не авторитарные личные качества, он пытался придерживаться политики своего отца и сохранять самодержавие, соглашаясь лишь на некоторые социально-экономические реформы. Общественность, почувствовавшую возможность перемен, это удовлетворить не могло, и в России быстро росла социальная напряженность.
С 1899 г. начались почти постоянные студенческие волнения. За вторую половину 1890-х гг. число рабочих забастовок (по сравнению с 1890–1894 гг.) выросло в 6,2 раза. С 1901 г., со знаменитой Обуховской обороны, они все чаще стали принимать политический характер. В 1901 г. возобновился революционный террор, а с 1902 г. – относительно массовое крестьянское движение. Страна вступала в революционную эпоху.
Под давлением общественности царь, казалось, решился изменить курс. 26 августа 1904 г., после убийства эсерами министра внутренних дел В. К. Плеве, на этот ключевой пост он назначил князя П. Д. Святополка-Мирского, который заявил о программе либеральных реформ. Однако в последний момент Николай II отверг его предложение о введении элементов представительного правления. 12 декабря 1904 г. царь пообещал некоторые реформы, но заявил «о непременном сохранении незыблемости основных законов империи». Это вызвало взрыв общественного недовольства, приблизивший страну к революции.
Исторический опыт подтверждает сложность осуществления серьезных политических (демократических) реформ в России. Будучи необходимыми для дальнейшего развития общества, они тем не менее сопровождаются ростом социально-политической напряженности и усилением центробежных сил. Цари, начиная по меньшей мере с Александра II, в отличие от «передовой» общественности, понимали, что демократизация империи, в которой русские составляли меньшинство населения, может привести к ее развалу. В декабре 1904 г. Николай II заявил, что политические преобразования могут дестабилизировать обстановку и превратить Россию в лоскутную Австро-Венгрию. «Конституция привела бы сейчас страну в такое положение, как Австрию. При малой культурности народа, при наших окраинах, еврейском вопросе и т. д. одно самодержавие может спасти Россию. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, тогда – я вас поздравляю, господа!» В апреле 1906 г. царь вновь заявил: «…если бы я был убежден, что Россия желает, чтобы я отрекся от самодержавных прав, я бы для блага ее сделал это с радостью».
Таким образом, под давлением обстоятельств император постепенно осознавал необходимость перемен. На серьезные политические реформы он не решился не столько из-за косности или нежелания поступаться самодержавной властью – Николай II не отличался властолюбием, – сколько из-за небезосновательных опасений, что они вызовут революцию, а в перспективе – распад империи (последнее стало важнейшим объективным ограничителем для политических реформ). К тому же царь вынужден был считаться с консервативной в большинстве правящей элитой. Но нерешительный, колеблющийся курс лишь усиливал недовольство в обществе, традиционно не прощавшем власти лишь одного – слабости.
