Городское население
Важной чертой социальных процессов второй половины XX в. на Востоке была ускоренная урбанизация. Если в 1950 г. среди 10 сверхкрупных городов мира были лишь 3 восточных (Токио – 6,7 млн человек, Шанхай – 5,3 млн, Калькутта 4,4 млн), то в 1990 г. их было уже 5 (Токио – 18,1 млн человек, Шанхай – 13,3 млн, Калькутта – 11,8 млн, Бомбей – 11,2 млн, Сеул – 11 млн). В 1950–1985 гг. городское население стран Азии и Африки росло ежегодно на 3,6–4,2 % (при 2–2,5 % естественного прироста). В городах Азии к 1990 г. проживало 975 млн человек, т. е. треть населения континента. На западе Азии в этом же году горожане составляли 63 % населения, на севере Африки – 45 %.
В основном население городов увеличивалось за счет мигрантов из деревень, преимущественно – разорившихся бедных крестьян, которые и в городе, как правило, не находили работы, поскольку процесс распада традиционных сельских структур и коллективов обгонял процесс становления современных, новых отраслей экономики. Да этим отраслям и не требовалось так много свободной рабочей силы, к тому же неквалифицированной. Наплыв сельских мигрантов в города, а также разорение и обнищание коренных горожан (ремесленников, мелких торговцев, потерявших работу наемных работников) приводили к разрастанию городского «дна», низших слоев горожан – люмпенов и пауперов. Даже тем из них, кто не потерял надежду вернуть себе прежнее положение и не утратил профессиональных трудовых навыков, было почти невозможно возродиться к новой жизни.
Экономика Востока в течение всей второй половины XX в. никак не могла встать на ноги из-за нехватки средств. Довольно быстро почти у всех молодых государств Востока образовалась колоссальная задолженность либо бывшим метрополиям, либо крупным международным банкам, либо государствам-кредиторам (Японии, Тайваню, США и др.). Наращивавшиеся с каждым годом грабительские проценты все более отдаляли перспективу освобождения от долговой кабалы. В большинстве стран Востока постоянная нехватка капиталов (их было вообще мало, да и национальной буржуазии выгоднее было инвестировать их в экономику развитых стран), ресурсов (которые было более прибыльно продать) и квалифицированной рабочей силы (ее проще было импортировать, чем обучить) не давала возможности развернуть ускоренное экономическое развитие. Ввиду этого лишь незначительная часть населения (главным образом те, кто эмигрировал в Европу и Америку) могла преодолеть отсталость и приобщиться (обычно при участии иностранного капитала или в рамках госсектора) к модернизации и даже вестернизации. Уделом же основной массы оставалась безработица, нищета и полная бесперспективность. По разным данным, пауперы и люмпены, а также прочие социальные низы (в основном городские) составляли в 1960—1980-х гг. от 20 до 40 % населения Азии, Африки и Латинской Америки. Образовав мощный (от X до X всех горожан) пласт городского населения афро-азиатского мира, пауперы и люмпены редко испытывали влияние более развитых классов и слоев (кадрового пролетариата, интеллигенции), как правило, они сливались с другими обездоленными группами – беднейшими ремесленниками, самыми низкооплачиваемыми служащими, неквалифицированными рабочими. Эти отчаявшиеся, озлобленные люди часто прибегали к крайним формам социального протеста.
Сложившееся положение имело важные последствия для жизни Востока. Во-первых, беднейшие слои города давили на всю социальную пирамиду, искажая нормальные отношения между ее «этажами», т. е. классами и слоями, размещавшимися на разных ступенях социальной иерархии. Во-вторых, городские низы составили основу всех массовых экстремистских движений второй половины века. Достаточно привести в качестве примера события 1978–1979 гг. в Иране, где только в крупных городах тогда насчитывалось до 1,5 млн маргиналов (т. е. лиц, выброшенных из экономической, социальной, иногда – просто из более или менее человеческой жизни). Именно они стали базой «исламской революции» Хомейни, изгнавшей шаха и учредившей в Иране исламскую республику. В Египте, где даже в столице сельские мигранты, в основном ставшие городскими маргиналами, составляли в 1970-е гг. более половины (56 %) жителей, они образовали обширную питательную среду религиозного экстремизма (именно поэтому он является важнейшим фактором социальной жизни).
В середине XX в. маргиналы были также основой левого экстремизма, анархизма, троцкизма, коммунизма, преимущественно – в форме маоизма. Они пользовались значительным влиянием в Китае у основной массы хуацяо таких угнетенных народов, как палестинцы и курды, в некоторых фракциях турецкой и иранской оппозиции, а также во всей Юго-Восточной Азии. Однако после разгрома в 1965 г. крупнейшей в ЮВА компартии Индонезии и отхода от лево-экстремистов основной части хуацяо в Малайзии, Таиланде, на Филиппинах и в странах Индокитая, после ослабления в ходе многочисленных расколов коммунистического движения в Индии большинство маргиналов перешли от лево-экстремизма к реакционному консерватизму, преимущественно религиозного характера. Начиная с конца 1970 – начала 1980-х гг. они – главная опора исламских фундаменталистов Ирана, Сирии, Ливана, Бангладеш, Турции, Туниса, Алжира и других стран.
Феодалы в современном мире
Феодалы на Востоке (за исключением некоторых государств, например, Афганистана и Непала) сохранили социальное влияние лишь в составе более широких общностей: ФБК, феодальной бюрократии или духовенства. В социально-хозяйственном отношении феодалов, как и «чистого» феодализма, на Востоке уже нет. Однако феодальные структуры и отношения, феодальные представления и обычаи, феодальные традиции и мышление еще сохранились, как правило, тесно переплетаясь с патриархальными, буржуазными и прочими.
