История XX века: Россия – Запад – Восток

Процесс монополизации, сопровождавшийся беспрецедентным наращиванием финансовой и производственной мощи, дал толчок ускорению социально-экономического развития стран Запада. Однако монополистическая модель рыночной конкуренции порождала глубочайшие противоречия. Наиболее заметным было ее негативное влияние на международные отношения. Втягиваясь в острое колониальное и торговое соперничество, ведущие страны мира оказались на пороге глобального империалистического конфликта. Но не менее разрушающим было влияние монополизации и на развитие самой капиталистической экономики. Средоточием системных противоречий, порожденных монополизацией, стало нарушение цикличности рыночных процессов.

Циклическая динамика экономического развития приобрела устойчивый характер после завершения промышленного переворота. Помимо краткосрочных колебаний уровня производства, связанных с текущим взаимодействием спроса и предложения, установилась преемственность четырех стадий так называемого делового цикла: на высшей стадии экономического подъема в той или иной отрасли, когда растущая масса продукции переставала находить на рынке платежеспособный спрос, начинался циклический кризис «относительного перепроизводства» с заметным падением уровня производства, сменявшийся, в свою очередь, периодом минимальной деловой активности (д е п р е с с и е й), выход из которого (о ж и в л е н и е) предварял новый этап производственного роста. Показательно, что переход от депрессии к оживлению, как правило, был связан с изменением ценовой политики ведущих производителей. Наиболее успешные предприниматели, чье финансовое положение было устойчивым, производство технологически более развитым, прибегали к кратковременному снижению сбытовых цен, что давало возможность вытеснить конкурентов и вернуться к положительной динамике производства. Подобный «ценовой» выход из кризиса не только обеспечивал начало новой стадии роста, но и значительно укреплял потенциал всей производственной системы. В привилегированном положении оказывались предприниматели, чей бизнес имел прочную инвестиционную и технологическую базу. Поэтому, несмотря на тяжелые социальные последствия циклических кризисов, каждый из них давал стимул дальнейшему наращиванию общей капиталоемкости производства и его техническому обновлению.

К концу XIX в., помимо обычной динамики «деловых циклов», индустриальная экономическая модель оказалась подверженной и более долговременным периодам колебаний. Уже в следующем столетии их природу подробно исследовали экономисты Н. Д. Кондратьев и Й. Шумпетер. По фамилии Кондратьева долговременные циклы развития рыночной экономики получили название «кондратьевские волны». В основе таких циклов лежало не колебание рыночного спроса и предложения, а динамика накопления капитала. В первой фазе этого процесса происходит устойчивый подъем, связанный с наращиванием общей капиталоемкости производства. Периодические циклы перепроизводства не меняют эту общую тенденцию, но в условиях устойчивого накопления капитала начинает снижаться норма прибыли – экономика «перегревается». Наращивание производства и спроса некоторое время еще продолжается, но бизнес постепенно утрачивает прежнюю эффективность (т. е. привлекательную для инвесторов норму прибыли). Вскоре начинается и реальный спад деловой активности, сокращение темпов производственного роста. В этой фазе устойчивого спада происходит так называемый структурный кризис экономики.

Поскольку структурный кризис – результат «перенакопления» капитала, то он начинается позже, чем общая стадия спада. Однако этот кризис достаточно длительный и, как правило, охватывает два «деловых цикла». Кризисы перепроизводства, происходящие в это время, носят особенно разрушительный характер. И именно в этот период формируется готовность предпринимательского сообщества к коренным изменениям в организации производства, начинается внедрение новейших форм менеджмента, технических и технологических новаций. Без таких структурных изменений оказывается невозможным восстановить оптимальный уровень нормы прибыли. Причем, несмотря на революционные изменения производственной модели, фаза спада первоначально сменяется лишь еще более глубокой депрессией. Происходит постепенная и болезненная адаптации экономической системы к новой технологической базе и организационным формам производства. Лишь спустя несколько лет начинается оживление, перерастающее в уверенный подъем. Эта общая фаза роста длится примерно 20–25 лет, а в целом каждая «кондратьевская волна» охватывает приблизительно 50 лет.

Первый в истории индустриальной экономики структурный кризис произошел в 1815–1825 гг. Его динамика рассчитывалась Кондратьевым по материалам британской статистики. В ходе первого структурного кризиса сформировались предпосылки для перехода к фабрично-заводской производственной системе, тесно связанной с развитием акционерного капитала. Следующий структурный кризис пришелся на 1873–1883 гг. Именно с этого момента начинает формироваться система монополистического капитализма, сменившая «свободный рынок». Причем восстановить высокую норму прибыли позволила даже не сама монополизация, а прежде всего создание м а с с о в о г о п р о и з в о д с т в а. Эта производственная модель была ориентирована не столько на реальный дифференцированный рыночный спрос, сколько на максимизацию сбыта стандартизированной и поэтому относительно дешевой продукции. Для развертывания массового производства использовались новейшие технологические достижения в сферах добычи и переработки сырья, энергоснабжения и конвейерной организации производства, транспортировки продукции. Высокие инвестиционные затраты компенсировались последующим массовым сбытом. Однако уже вскоре выяснилось, что максимизация производства создает и принципиально новую модель конкуренции между самими производителями. Массовый сбыт по заниженным (демпинговым) ценам позволял крупнейшим производителям вытеснять конкурентов и добиваться монопольного господства на отраслевых рынках.

На этапе борьбы за монопольное господство крупнейшие производители охотно шли на убытки, связанные с производством товарной массы, превышающей платежеспособный спрос. Впоследствии же они переходили в «наступление» и на потребителя – вводили завышенные (монопольные) цены. С учетом того, что массовое производство и изначально не соответствовало платежеспособному потребительскому спросу, все это самым радикальным образом нарушало естественный баланс между рыночным спросом и предложением. Относительное перепроизводство достигалось в считанные годы (так, например, после рубежного с точки зрения процесса монополизации кризиса 1900–1903 гг. следующий циклический кризис произошел уже в 1907 г.). Общая продолжительность «делового цикла» начала быстро сокращаться. Короткие периоды стремительного увеличения объемов производства сменялись все более заметным снижением деловой активности.

Нестабильность рыночной конъюнктуры еще больше усиливалась из-за влияния банковской системы. Акционерный капитал не только позволил аккумулировать огромные средства, необходимые для развертывания массового производства, но и создал феномен финансовой игры. В игру на биржевых курсах (спекулятивные операции с акциями) включились массы мелких и средних вкладчиков. Механизм котировки акций оказался под влиянием субъективных факторов, массовых настроений, искусных махинаций и в итоге превратился в настоящий детонатор финансовых взрывов.

Всю степень влияния монополизации на динамику рыночных процессов впервые продемонстрировал циклический кризис 1907 г., начавшийся в США. Он сменил рекордно короткий трехгодичный цикл подъема и оказался полной неожиданностью для производителей и потребителей. Первый толчок падению производства дал биржевой крах (единовременное массированное падение котировок акций). Эта особенность имела важнейшие последствия: резкое изменение инвестиционного климата почти одновременно вовлекло в кризис самые различные отрасли производства, а в силу высокой интернационализации банковской сферы финансовый кризис в США вызвал цепную реакцию и в других странах. В итоге циклический кризис 1907 г. впервые оказался не только межотраслевым, но и приобрел синхронную динамику во всех странах Запада. Что еще более важно, он продемонстрировал нарушение обычного «ценового» механизма выхода из кризиса. Крупные корпорации и сбытовые конторы уже не были заинтересованы в снижении цен для оживления сбыта, поскольку в условиях их монопольного господства на рынке такие убытки оказывались невосполнимыми и стратегически нецелесообразными. Если обычный производитель не мог позволить себе продолжительное время хранить товарную массу и был вынужден реализовывать продукцию по сниженной цене, то крупные корпорации были готовы даже совершенно остановить производство и сбыт, но сохранить достигнутый уровень монопольных цен. В итоге кризисное снижение уровня производства приобретало хронический характер, вызывало рост массовой безработицы и еще более заметное падение потребительского спроса. Экономика становилась «переохлажденной», т. е. предложение и спрос на рынке оказывались «замороженными» на минимальном уровне. Таким образом, монополизация блокировала естественные механизмы рыночной саморегуляции и создавала предпосылки для необычайно длительной и разрушительной депрессии.