История России XIX–XX вв.

Реакция на смерть Сталина в стране была разной и противоречивой. В лагерях ей откровенно радовались, кое-кто и на воле был счастлив, что сумел пережить «усатого батьку», однако большинство людей чувствовали глубокое и неподдельное горе. Миллионы их, особенно молодежь, ринулись в Москву. Сами похороны превратились в многомиллионную давку, в которой погибли сотни, а может быть, и тысячи людей. Их число до сих пор не установлено. Председателем похоронной комиссии был назначен Хрущев, не стоявший высоко в партийной иерархии. Позже, когда Хрущев стал Первым секретарем ЦК КПСС, на это совпадение обратили внимание, и с тех пор партийной традицией стало занятие должности председателя похоронной комиссии преемником усопшего генсека. Но в марте рядом с Хрущевых стояли и другие деятели партийного руководства. В центральных газетах было опубликовано распределение ведомств, которые курировал каждый из наследников Сталина: В.М. Молотову отдавалась внешняя политика, Н.С. Хрущеву – сельское хозяйство, Л.П. Берии – милиция и госбезопасность, А.И. Микояну – легкая промышленность и торговля и т. д. На единоличное партийное руководство никто претендовать не смел: восторжествовала, хотя и временно, идея «коллективного руководства». Все дело в том, что никто из стоявших на трибуне Мавзолея не имел должной поддержки в партийном аппарате. Аппарат находился как бы в размышлении: на кого поставить?

Правительственный пост № 1 – Председателя Совета Министров – занял Г.М. Маленков, что всеми, как в стране, так и в мире, было воспринято как претензия Маленкова на сталинское наследство.

Г.М. Маленков, Л.П. Берия и Н.С. Хрущев, являлись самыми же сильными фигурами в новом руководстве. Маленков как премьер-министр, Берия в качестве куратора репрессивных органов вошли в этот триумвират естественно. Хрущев же оказался в нем прежде всего благодаря своей личной активности, начав устанавливать осторожные контакты с другими членами партийного руководства, интригуя против Берии. Никто из тех, с кем контактировав Хрущев, – ни Молотов, ни Булганин – не решились выдвинуться на первые роли, выжидая, чем закончатся повороты общей политической линии. Хрущев к тому же сделал сильный ход, сумев установить контакты с маршалом Г.К. Жуковым, с военных лет пользовавшимся большой популярностью в войсках. Тем самым неофициально Хрущев заручился поддержкой высшего генералитета. Как бы Хрущев не проявил себя в качестве политического руководителя в войсках, все же он в глазах воевавших генералов и маршалов был свой, фронтовик, в противовес Берии, заплечных дел мастеру, хотя тоже имевшему звание маршала, и тыловому хозяйственнику Маленкову. Маршалы не претендовали на первые роли в политике, но явно делали ставку на Хрущева.

Пока Хрущев сколачивал антибериевскую коалицию, внешне ничем себя не выдавая, Маленков в марте 1953 г. начал идеологическую атаку на сталинское наследие, потребовав «прекратить политику культа личности». Хрущев во исполнение этого решения лично взял на себя контроль за печатью. Однако сам ни в прессе, ни публично в таком духе не высказывался. Более того – отдельные робкие замечания о вреде «культа личности» преподносились именно как завет Иосифа Виссарионовича. Думающие партработники, следившие за особенностями прессы, считали, что речь идет о некоем грядущем культе, и гадали – против кого это все направлено? В сочетании с руководящими статьями и указаниями о необходимости повышения революционной бдительности все это производило впечатление гнетущего ожидания чего-то чрезвычайно важного.

Большинству людей не была известна идейная полемика, развернувшаяся в высшем партийном руководстве. Маленков, еще недавно выступавший как доверенное лицо Сталина с Отчетным докладом на XIX съезде партии, теперь, весьма откровенно говорил среди высших партийных сановников и об ошибках Сталина в области экономической теории, и о том, что в ядерной войне не может быть победителей, а в ее огне сгорит вся мировая цивилизация. Еще три – четыре месяца назад это звучало бы как страшная крамола. С Маленковым в соревнование в крамоле вступает Берия, выступивший вдруг за то, чтобы прекратить строительство социализма в Восточной Германии и дать немцам возможность объединиться на тех условиях, которые они сами выберут. Это заявление было еще большей крамолой, если учесть, что оно было сделано фактически в те дни, когда советские танки, армейские части совместно с партийными активистами ГДР подавляли восстание рабочих городов ГДР, выступивших против несправедливостей строящегося социализма.

Каждый из названного триумвирата стремился упрочить свои позиции. Маленков настоял на очередном, самом крупном после войны снижении цен. Народ порадовался, хотя воспринял это как должное. В массовом сознании практически не сохранилось следов благодарности именно Маленкову за эту акцию. По-своему действовал Берия. Проконтролировав ход амнистии, объявленной после смерти Сталина, он пошел на освобождение прежде всего групп уголовников. Сбиваясь в банды, они нападали на села, поезда, захватывали даже на несколько дней маленькие города, мучая и терроризируя мирное население. Воспользовавшись ухудшением обстановки, Берия намеревался потребовать введения чрезвычайного положения в Москве, Ленинграде, Киеве, некоторых других крупных городах. Маленков и Хрущев перед лицом потенциальной угрозы в лице Берии ускоренно делали шаги навстречу друг другу. До сих пор идут споры: кто сыграл инициативную, более активную роль в ликвидации Берии – Маленков или Хрущев? Каждый из них явно имел свои интересы.

Маленков, склонный больше к хозяйственной работе, желал избавиться от «объятий старого друга» и его опеки. Хрущев в ту пору еще не мечтал о высшей партийной должности, но, начав интригу против Берии, он отрезал для себя пути для отступления. В июле 1953 г. во время одного из закрытых заседаний в Кремле Берия был арестован группой высокопоставленных военных во главе с Жуковым. На процессе тоже закрытом, в духе времени он был обвинен в измене делу социализма, связи с иностранными разведками и в декабре расстрелян.

Интересно, что после падения Берии Хрущев, неуклонно расширявший свое влияние на партийный аппарат, приостановил критику «культа личности». В августе 1953 г. Маленков публично изложил свою экономическую программу. В ней предполагалось на базе существовавших отраслей тяжелой промышленности начать подъем промышленности легкой и за 2–3 года насытить рынок промтоварами. Безусловно, программа прекрасный, но весьма утопический характер. Но главное, она в какой-то степени задела влиятельных руководителей тяжелой и оборонной индустрии. Эти настроения чутко уловил Хрущев. Он начал осторожно говорить о научно– техническом отставании, необходимости переоснащения базовых отраслей промышленности. А это уже сулило директорам крупных предприятий новые инвестиции, технику, звезды, почет. Он природным умом почувствовал грядущее техническое отставание. Методы же решения острых проблем он оставлял по-прежнему партийно-командные. Наконец, Хрущев сделал ставку на сельское хозяйство, может быть, впервые слегка прикоснувшись к теме погибающей, мучающейся деревни. Этим Хрущев привлек на свою сторону и партийных руководителей аграрных областей. Так, армия, крупные промышленники и аграрии, а также часть аппарата, которая видела в Маленкове своего рода «отступника» от традиций предыдущих лет, – все они теперь больше симпатизировали Хрущеву. В сентябре 1953 г. на Пленуме ЦК партии Хрущев избирается Первым секретарем ЦК КПСС. Фактически образуется второй триумвират – Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев и Г.К. Жуков, назначенный министром обороны. Так как Жуков заботился прежде всего об интересах армии, а звезда Маленкова начала закатываться, на первый план политической жизни стал выходить Н.С. Хрущев.

Выигрывал Хрущев и в массовом сознании. Его фотографии в холщовом костюме и расшитой украинской рубашке часто стал появляться на первых полосах газет. Сравнение с Маленковым, наглухо застегнутым во френч сталинского образца, было в пользу Хрущева. Люди не забыли того, что на XIX съезде партии Маленков объявил от имени партии зерновую проблему раз и навсегда решенной. Хрущев был, безусловно, противоречивой личностью, в которой аппаратный консерватизм сочетался со склонностью к смелым политическим импровизациям и порывами, хотя и редкими, либерально-коммунистического толка. Вероятно, он и в пожилом возрасте продолжал лелеять утопическую мечту о всеобщем братстве и справедливости, порожденную Октябрем 1917 г. «Последний коммунистический романтик» у власти проявил себя и как незаурядный мастер политических комбинаций, умеющий рассчитывать шаги на несколько ходов вперед. Но лучшее, что смог сделать Хрущев в своей жизни, – это наступление на систему ГУЛАГа и освобождение миллионов политзаключенных. Его сердечный порыв, конечно, не относился к бойца западно-украинской или балтийской послевоенной резистенции, но все же миллионы несправедливо брошенных в сталинские концлагеря получили свободу. Хрущев решился на смелый и необычный шаг. По его настоянию старый член компартии А. Снегов, чудом уцелевший в лагере, был назначен одним из руководителей ГУЛАГа и возглавил комиссии, которые в спешном порядке реабилитировали и освобождали людей. Правда, очень многие политзаключенные в этой спешке так и не были освобождены, многие продолжали томиться в застенках. Позднее, уже после ХХ съезда партии, стали известны вопиющие факты, как, например, содержание в тюрьме 106-летней эсерки Преображенской. Но всей правды о преступлениях палачей народ тогда так и не узнал. Все дело в том, что репрессированных Хрущев делил на две категории: законно репрессированных и незаконно. К незаконно репрессированным принадлежали члены партии, не состоявшие в оппозиции, не высказавшиеся против существующей системы, лишь конструктивно критиковавшие ее и пострадавшие за это, а также те, кто вообще случайно попал в жернова машины репрессий. Но при всей политической ограниченности Хрущева история не должна отрицать его заслуг в процессе начальной десталинизации общества.

К началу 1955 г. Хрущев стал входить во вкус власти. Позднее, будучи на пенсии, полузабытый, он признавался, что в жизни может надоесть все: вино, еда, женщины, и только власть не может надоесть никогда. В январе 1955 г. Хрущев предпринял атаку на Маленкова, назвав его платформу «оппортунистической». Вскоре Маленков подал в отставку. Место Предсовмина занял Н. Булганин, которого с Хрущевым в ту пору связывали довольно дружеские отношения. В феврале 1956 г., в соответствии с нормами партийного устава, в Москве открылся ХХ съезд КПСС. В открытых заседаниях Хрущев завуалировано критиковал некоторые прежние порядки, его поддержал другой видный член высшего партийного руководства – Микоян. Впрочем, все это было достаточно корректно по отношению к личности Сталина, для которого также нашлись добрые слова. В перерыве между заседаниями среди высших партийных иерархов шли ожесточенные споры. Хрущев настаивал на том, чтобы хотя бы на закрытом заседании огласить докладную записку о репрессиях, составленную специальной партийной комиссией. Против этого возражали такие просталински настроенные деятели, как Молотов, Каганович, Ворошилов. Хрущев угрожал им взять слово самостоятельно. Тогда и было решено провести закрытое заседание съезда. Доклад Хрущева был подготовлен, хотя он по привычке не раз отступал от текста и импровизировал.

«Ночной» доклад Хрущева вызвал шок у многих делегатов съезда. По свидетельству участников событий, были случаи, когда люди падали в обморок. Сегодня, знакомясь с текстом доклада, мы не видим в нем ничего экстраординарного. Наши знания о преступлениях тоталитаризма на самом деле полнее и глубже. Но то, что было сказано Хрущевым тогда, эмоциональная форма, в которую облек Хрущев выступление, произвели сильнейшее впечатление. Приведя свидетельства о пытках, расстрелах, беззаконии, возложив вину на Сталина и его политику за трагически неудачное начало Второй мировой войны, Хрущев начал перелом в сталинизированном массовом сознании. Он не затронул вопрос о репрессиях против партийных оппозиционеров, против деятелей других партий – наоборот, он подчеркнул заслуги Сталина в борьбе с троцкистами и зиновьевцами. Хрущев многого не рассказал. Однако следует учесть: вся система сталинской мифологии была исключительно убедительно построена. И изъятие любого ее элемента неизбежно разрушало бы в перспективе всю идеологическую конструкцию.

Доклад стал довольно быстро известен за рубежом. В партийных организациях страны его зачитывали на закрытых партийных собраниях, а вскоре на общих собраниях рабочих и служащих– его сокращенный вариант. В первые дни люди не решались говорить об услышанном друг с другом, делясь им как бы под большим секретом. Для многих из них услышанное означало крушение идеалов, привычек, веры. Их сознание упорно сопротивлялось услышанному. Но постепенно сознание людей выстроило вполне удобную, приемлемую схему: ошибки были и есть у каждого – система же, в сущности, может совершенствоваться бесконечно, а основы идеологического учения марксизма-ленинизма годятся для анализа любой исторической ситуации. Основы же строя в СССР никакому сомнению не подлежали.

Доклад вызвал шок в компартиях Восточной и Западной Европы. Ряды их стали существенно сокращаться. Руководители ряда компартий Западной Европы требовали прекратить критику Сталина. Начались массовые волнения в Польше и Венгрии. Советские войска осенью 1956 г. были двинуты к Варшаве. Руководители компартии Польши (В. Гомулка и др.) приняли решение раздать рабочим оружие для защиты города. В конечном итоге удалось договориться, что Хрущев даст приказ войскам отойти в места расположения, а Гомулка стабилизирует ситуацию. Трагичная ситуация сложилась в Венгрии. Осенью 1956 г. в стране начались мирные демонстрации молодежи, переросшие в вооруженное восстание против правящей партии и ее режима. Венгерским премьер-министром был старый коммунист Имре Надь, во время советской эмиграции тесно сотрудничавший с ведомством Берии. Но он в целом поддержал требования восставших о выводе советских войск и выходе Венгрии из Организации Варшавского договора. По отношению к руководящим партийным работникам, сотрудникам венгерской госбезопасности и офицерам, верным коммунистической власти, восставшие применяли террор. Советские войска первоначально были выведены из Будапешта, но вскоре с боями ворвались в него снова, поддерживая параллельное правительство во главе с Я. Кадаром, незадолго до ХХ съезда освобожденного из Владимирской тюрьмы. Таковы парадоксы истории. Но кровопролитие было с обеих сторон, общее число жертв исчислялось тысячами. События в Восточной Европе напугали все советское руководство, в том числе и Хрущева.

Под иным знаком происходило обострение обстановки и в СССР. В марте 1956 г. в Тбилиси состоялась демонстрация молодежи под портретами Сталина. Хотя народ Грузии пострадал от сталинщины не меньшее других, молодежь в публичной критике Сталина увидела оскорбление своего национального достоинства. Эта демонстрация была расстреляна. Погибли десятки человек.

Вскоре после событий в Тбилиси, Польше, Венгрии, в Москве, Ленинграде, других крупных городах стали распространяться слухи, что некие люди ходят по домам, переписывая квартиры, в которых живут члены компартии. Источник этих слухов остался неизвестен. Однако волна антисталинских настроений резко снизилась. В начале 1957 г. Хрущев особо подчеркнул великие заслуги Сталина перед советским народом и всем миром. Это он сделал в присутствии китайского коммунистического лидера Мао Цзэдуна, выражавшего недовольство десталинизацией.

Не чувствовал Хрущев уверенности и среди своего окружения, пока в нем были такие люди, как Молотов, Каганович, Маленков. Со своей стороны они понимали, что в любой момент Хрущев может нанести удар, объявив их виновниками смерти видных партийных работников, и что отступление Хрущева – временное. За истекшие четыре года они достаточно хорошо изучили тактику его политической борьбы: сделать вид, что отступил, смирился, а затем, подготовив почву, нанести удар. Собственно, это обычное дело в политических межличностных коллизиях. К чести Хрущева, он, в отличие от Сталина, не стремился физически уничтожить своих соперников. Однако борьба шла серьезная. Фактически Хрущев сам спровоцировал выступление против себя. Действительно, как действительный «последний романтик», он, выступая в мае 1957 г. на Дворцовой площади в Ленинграде, публично призвал в кратчайший срок перегнать США по производству мяса, молока, масла, шерсти. Это отвечало пониманию Хрущевым народной психологии: если выступить со сверхнедостижимой целью, то массы мобилизуются и хотя бы, какой-нибудь результат будет достигнут. Безусловно, идея Хрущева была абсолютно авантюристической. Люди, в общем-то уже начавшие привыкать к подобным эскападам Хрущева, отреагировали на это с легкой иронией, но в целом беззлобно. Иначе дело обстояло в партийном руководстве. В июне 1957 г. на заседании Президиума ЦК оппоненты Хрущева проголосовали за его снятие с поста Первого секретаря ЦК КПСС. За это решение выступили 7 человек, против – четверо, в том числе и сам Хрущев. Однако Хрущев не сдался. Он сделал ставку, во-первых, на председателя КГБ И. Серова. Во-вторых, на его стороне был министр обороны Г.К. Жуков. Они на военно-транспортных самолетах доставили в Москву членов ЦК КПСС, которые срочно потребовали созыва Пленума ЦК. Наиболее активными среди них были партработники среднего поколения, уже успевшие связать свою личную перспективу личностью и политикой Хрущева. Около двадцати из них с помощью Серова проникли в строго охранявшиеся помещение Большого Кремлевского Дворца и потребовали пропустить их на заседание Президиума ЦК. Напряжение этих часов было столь велико, что один из выдвиженцев Хрущева – Л. Брежнев упал в обморок. Пленум продолжался в общей сложности неделю, Хрущев раскрыл некоторые факты политических биографий своих оппонентов. Тем самым он дал понять высшему и среднему звену партийных руководителей, что возвращение Молотова, Кагановича и других к власти может привести к новому витку репрессий. Ставка же на него, Хрущева, давала возможность новосформи-рованному партийному ядру чувствовать себя в безопасности. Решающим моментом Пленума был резкий вопрос Маленкова Жукову: «Может быть, вы танки двинете против нас?» – и ответ Жукова: «Танки двинутся только по моему приказу». Здесь колеблющиеся стали сторонниками Хрущева. Оппоненты Хрущева были объявлены «антипартийной группой» и выведены из числа членов ЦК КПСС. (Повинуясь привычке быть с большинством, Маленков и Каганович даже сами проголосовали за свое осуждение. Воздержался только Молотов.) Кто победил на Пленуме? Прежде всего, среднее поколение работников партаппарата, жаждавших стабильности и благополучия. Однако Хрущев не чувствовал себя вполне уверенно пока рядом с ним был Жуков. К тому же Хрущев был сторонником крупномасштабных сокращений в армии и опасался, что Жуков может воспротивиться этому. Хрущев учел, что еще со времен Сталина, который сталкивал Жукова с другими маршалами, их отношения с министром обороны были несколько натянутыми. В октябре 1957 г. во время визита Жукова в Югославию был собран Пленум ЦК, на котором Хрущев обвинил маршала в «бонапартизме» и недооценке партийно-политической работы партии в армии. Жукова вывели из состава ЦК, сняли с поста министра обороны и отправили в отставку, что являлось нарушением армейской традиции по отношению к званию маршала. По распоряжению Хрущева у Жукова пытались отобрать переданную ему в пожизненную собственность загородную виллу. Однако, увидев распоряжение, подписанное еще Сталиным, выселить не решились, а Хрущев к этой теме не возвращался. Еще несколько месяцев спустя, в марте 1958 г., настала очередь «друга» Булганина. Он провинился скорее всего в том, что просто занимал пост Предсовмина, на который претендовал и сам Хрущев. В марте 1958 г. Хрущев объединил в своих руках оба поста – партийного и правительственного руководителя. Рядом с ним в тот момент соперников не было. Хрущев оказался в зените власти и успеха. Формально принципы «внутрипартийной демократии», за которую ревностно выступал Хрущев, восторжествовали. Однако на практике политическая система, даже лишенная жала репрессий по отношению к оппонентам высшего руководителя, с неистребимым упорством продолжала тяготеть к авторитаризму. Следует учесть также, что хрущевский авторитаризм существенно отличался от сталинского тоталитаризма, хотя и нес все «родимые пятна» последнего. Хрущев освободил партаппарат от страха физических репрессий.

Органы госбезопасности, имевшие при Сталине тягу к самостоятельным, несанкционированным действиям, стали твердо защищать интересы правящего строя номенклатуры, идентифицируя его с интересами страны в целом. Происходили существенные сдвиги и в массовом сознании по линии «мы– они». «Они»– при Сталине суровые, замкнутые и недоступные – через Хрущева стали как бы очеловечиваться, что имело двоякие последствия: народ в принципе стал требовательнее к партийным руководителям, но, видя их нетребовательность к себе, задался вопросом: «Им можно – а нам нельзя?» Такие сдвиги в массовой психологии начали подтачивать сталинскую систему, основанную на послушания масс.