Монополии
К прежним казенным монополиям — смоле, поташу, ревеню, клею и т. п. — прибавились новые — соль, табак, мел, деготь, рыбий жир и… дубовый гроб: в 1705 г. эта последняя роскошь древнерусского зажиточного человека была отобрана у продавцов в казну, которая продавала ее вчетверо дороже, а потом, когда отобранный товар был распродан, такие гробы были совсем запрещены. Указ 1705 г. предписал принимать соль в казну вольным порядком и продавать только из казны вдвое дороже против подрядной цены.
Штурм шведской крепости Нотебург 11 октября 1702 года
Но эта монополия, дававшая казне 100% прибыли, устроена была так плохо, что возмущала даже благоверного Посошкова, который требовал вольной продажи соли: в деревнях, по его словам, соль стала так редка и дорога, что иногда платили выше рубля за пуд, а и в Москве по подрядной цене пуд стоил не дороже 24 копеек; многие ели без соли, цинжали[67] и умирали. И страсти людские стали доходной статьей: карты, кости, шахматы и другие игральные инструменты, как табак и водка, вошли в число монополий и отдавались на откуп. «Заплатя пошлину, вольно играть», — замечает современник.
Первый откупной год дал 10 тысяч рублей. Значительную статью дохода составляла переделка, точнее, казенная подделка, монеты. До Петра у нас ходили мелкие серебряные монеты, копейки и полукопейки, называвшиеся деньгами. Они складывались в счетные единицы, алтыны (3 копейки), гривны, полтинники, полуполтинники и рубли. Притом и мелкой серебряной монеты было так мало, что в некоторых местах при расчетах ходили за монету кожаные лоскутки. С 1700 г. стали выпускать и мелкую медную, и крупную серебряную монету, последнюю с названиями прежних счетных единиц, постепенно понижая ее вес и пробу и внося в монетное обращение кредитный элемент.
На государственный кредит у нас тогда уже смотрели патриотически-смелым взглядом современных финансистов. Посошков, например, вполне уверен, что в России, не как в иных государствах, курс денег зависит единственно от воли государя, который только прикажет копейке быть гривной, и она станет гривной. Один вымышленник предлагал даже прямой обман для покрытия военных расходов, советовал, обесценив монету на 10%, хранить это в глубочайшем секрете, чем, «не докучая никому», можно помешать вывозу монеты за границу.
Но рынок не был столь верноподдан и простодушен. В конце царствования денежные дворы давали казне прибыли до 300 тысяч (более 2 миллионов на наши деньги). Но это была мнимая прибыль, молотьба ржи на обухе: денежный курс падал, товары дорожали; по сравнению хлебных цен серебряная копейка в конце царствования Петра была почти вдвое дешевле таковой 70-х годов и равнялась приблизительно 8 копейкам нынешним, тогда как алексеевская стоила 14–15 наших.
