Первая мировая война. Факты. Документы

Противоречия между крупнейшими европейскими державами накануне Первой мировой войны вовсе не ограничивались проблемами Старого Света. Последняя треть XIX века отмечена таким важным явлением, оказавшим огромное влияние на развитие международной ситуации, как колониальная экспансия крупнейших государств. Ранее под классическое определение колонии подпадали лишь Алжир и Индия, в других же местах в Азии и Африке европейцы ограничивались созданием опорных пунктов на побережье, которые скорее выполняли функцию факторий, обеспечивающих обмен товарами между метрополией и местными жителями. Однако мировой кризис 1877 года резко обострил конкуренцию между развитыми промышленными странами в мировой торговле, а это побуждало европейцев искать новые рынки сбыта. Раньше всего к такому умозаключению пришли во Франции и Англии. В Лондоне к тому же поняли, сколь велико значение собственных сырьевых ресурсов во время гражданской войны в США в 1861–1865 годах, когда страна фактически оказалась отрезана от южных штатов, долгие десятилетия снабжавших бывшую метрополию хлопком.

Как бы то ни было, но к 90-м годам XIX века мир оказался окончательно поделен между «старыми» европейскими державами, первыми вступившими на путь активной колониальной экспансии, — Англией, Францией, Португалией, Голландией, Бельгией. Что касается других крупных держав, то Россия была занята освоением бескрайних просторов на востоке, а американцы покоряли Дикий Запад. Не у дел осталась лишь Германия, однако долго такая ситуация существовать не могла.

После разгрома Франции и создания Германской империи на берегах Рейна и Шпрее начался экономический бум. За несколько десятилетий германский экспорт увеличился во много раз.

В стране были образованы крупнейшие финансовые учреждения — Дойче банк, Дрезднер банк, "Дисконте гезельшафт". В 1883–1885 годах Германии удалось захватить несколько колоний на юго-западе Африки — в Того, Дагомее, но передел мира к этому времени уже приближался к своему завершению, «свободных» земель оставалось все меньше и меньше, да и особой ценности они не представляли. Недовольные таким положением дел, немцы открыто стали говорить о переделе только что поделенного мира. Все это представляло смертельную опасность для Лондона.

Существовал еще один аспект, который в конце XIX — начале XX века резко обострил англо-германские отношения, — это растущее не по дням, а по часам соперничество двух держав на море. В столицах крупнейших государств мира заговорили о необходимости обладания сильным флотом в конце XIX века, после того как в 1890 году вышла в свет книга американского контр-адмирала А. Мэхэна "Влияние морской силы на историю". Тогда впервые прозвучала мысль о том, что современное государство не может достичь поставленных перед ним историей целей, если не будет иметь превосходства на море. Согласно новой теории военно-морскому флоту принадлежала решающая роль в любой войне, а завоевание господства на море рассматривалось как единственная цель, достижение которой означало не только победу над противником, но и мировое лидерство. Из этого делался и практический вывод: дабы не допустить разрыва связей по линии метрополия — колонии, нужны большие линейные корабли. Чуть позднее эту точку зрения, казалось, подтвердил и опыт ведения боевых действий на море. Например, потерпев поражение в битве при Цусиме и потеряв там практически весь флот, Россия проиграла и всю войну с Японией. То же самое можно сказать и об испано-американской войне 1898 года, в ходе которой американцы имели подавляющее преимущество на море.

Руководствуясь теорией "морской силы" в качестве официальной доктрины, английский парламент в 1889 году принял закон. по которому флот этой страны должен был превосходить по своей мощи флоты двух наиболее сильных стран. Так началась новая фаза гонки вооружений на море и подготовки к очередному переделу мира.

Ответ Германии, которая в последней четверти XIX века начала громогласно заявлять о своем желании стать еще одной колониальной державой, не заставил себя долго ждать. В марте 1898 года там был принят "Закон о флоте", который предусматривал строительство целой серии мощных современных боевых судов, в том числе 11 эскадренных броненосцев. С регулярной периодичностью в 1900, 1906, 1908 и 1912 годах судостроительные программы рейха пересматривались в сторону увеличения, и по последнему закону численность германского флота предполагалось усилить до 41 линейного корабля и 20 броненосных крейсеров — и это не считая легких крейсеров и миноносцев.[2] Лондон ответил на вызов Берлина своей программой, в которой была поставлена цель иметь на 60 % больше линейных кораблей, чем флот кайзера, а в 1909 году было решено на каждый немецкий линкор отвечать двумя британскими.[3] Не отставали от Лондона и Берлина и другие. К началу XX столетия увлечение маринизмом в Европе и Америке приняло такой характер, что гонка морских вооружений, по сути, не столько обеспечивала обороноспособность страны, сколько поддерживала национальный престиж. Особенно это хорошо видно на примере такой сухопутной страны, как Россия, которая с 1907 по 1914 год на 173,9 % увеличила свои расходы на строительство флота.[4]

Безудержную гонку вооружений на море перед Первой мировой войной еще более обострила настоящая революция в судостроении, которая началась после спуска на воду в 1907 году в Англии первого линкора нового типа — дредноута. Новый корабль во своему вооружению и тактико-техническим данным настолько превосходил предшествующие суда, что теперь все линейные корабли стали делиться на два типа — дредноуты и додредноуты, а сила флотов стала измеряться наличием в них кораблей нового поколения, ибо додредноуты в бою были заведомо обречены на поражение. Тем самым фактически с 1907 года гонка вооружений на море началась с новой точки отсчета и многие страны, главным образом Германия, посчитали, что у них появился уникальный шанс догнать долгое время находившуюся в отрыве Британию и поколебать ее многовековое безраздельное господство на просторах мирового океана.

На изменение расклада сил в Европе самым непосредственным образом сказывались и события, происходившие за многие десятки тысяч километров от ее столиц. Так, в 1904 году на Дальнем Востоке разразилась русско-японская война. Это была борьба двух стран за экономическое и политическое преобладание в полуфеодальных и отсталых во всех отношениях Китае и Корее. Однако за спиной России и Японии стояли другие великие державы. Недовольные все более активной политикой России на Дальнем Востоке, Японию поддержали американское и английское правительства. Именно банки этих стран финансировали все военные приготовления Японии.[5] А на борьбу с Токио русского царя подталкивали немцы, втайне надеявшиеся, что Россия завязнет в тихоокеанском регионе и еще долго будет отстранена от европейских дел.

Русско-японская война отразилась не только на двусторонних отношениях, она изменила расклад сил не только на Дальнем Востоке, но и в Европе. Осознав, что на восстановление ближайшего союзника, погрязшего в бесконечных разборках с Японией в тихоокеанском регионе, потребуется достаточно долгое время, в Париже начали более интенсивно искать сближения с Лондоном. Итогом подобного хода развития событий стало подписание 8 апреля 1904 года договора о Сердечном согласии (Антанте) между Францией и Великобританией.

Договор этот состоял из двух частей — предназначенной для публикации и секретной. К примеру, в открытой декларации Франция отказывалась от любого противодействия Англии в Египте, а в ответ Англия предоставляла Франции свободу рук в Марокко. В секретной же части предусматривалась возможность ликвидации власти марокканского султана и самого этого государства. Кроме того, здесь решались и другие споры по колониальным вопросам между двумя странами.

Создание Антанты было серьезнейшим ударом по интересам Германской империи. Мало того, что она лишалась такого лакомого куска, как Марокко, это было кардинальным сдвигом во всей расстановке сил на международной арене. Достаточно сказать, что теперь Лондон получил возможность вывести из Средиземного моря около 160 военных кораблей и перебросить их в район Северного моря — интересы британской короны на южном фланге теперь защищали французы.

Творцы немецкой внешней политики после создания Антанты поняли, что допустили непростительную ошибку, придерживаясь антирусской тактики. Неудачный ход событий для Санкт-Петербурга во время войны с Японией подвел немцев к мысли о возможности восстановить двусторонние дружеские отношения. Уже

15 октября 1904 года под давлением Берлина Австро-Венгрия заключила с Россией договор о "лояльном и абсолютном нейтралитете" в случае "неспровоцированной войны" со стороны третьей державы, а сама Германия заявила, что в пику Лондону будет снабжать углем российский флот, направляющийся из Балтики на Тихий океан. Более того, кайзер сообщил царю о готовности заключить с Россией союзный договор.

Однако российское правительство не было готово к драматической перемене союзнической ориентации. Разрыв франко-русского союза означал не только ссору с Парижем, но и углубление конфликта с Англией и неизбежно поставил бы Россию на место младшего партнера Германской империи, зависящего от Берлина и в экономическом, и политическом отношениях.

Между тем сразу же после подписания соглашения о создании Антанты немцы решили "попробовать на прочность" крепость нового союза. В Берлине не могли спокойно смотреть, с какой бесцеремонностью французы устанавливают свое полное господство в Марокко, и стали подстрекать султана выступить против засилья Парижа. Более того, в недрах имперского министерства иностранных дел созрела идея начать настоящую войну против Франции. Внешнеполитическая ситуация, казалось, способствовала этому — Россия окончательно завязла на Дальнем Востоке, а англичане еще полностью не модернизировали свой флот и к тому же обладали немногочисленной сухопутной армией.

Таким образом, кайзер публично призвал Англию и Францию отказаться от своей сделки в отношении Марокко, созвать по этому поводу международную конференцию при посредничестве американского президента Т. Рузвельта, а в случае отказа Парижа пойти на уступки прямо пригрозил ему войной. Почти одновременно с этими событиями на личной встрече Николая II и кайзера, проходившей 23–24 июля в финляндских шхерах близ острова Бьёрке, последнему удалось убедить царя подписать русско-немецкий союзный договор.

Договор этот имеет свою интересную историю. Воспользовавшись тяжелыми поражениями, которые терпела русская армия на Дальнем Востоке, и раздражением Николая против Франции, подписавшей союз со злейшим на тот момент врагом российской короны — Англией, кайзер Вильгельм решил разрушить франко-русский союз. Еще в конце октября 1904 года он написан Николаю письмо, в котором вдруг стал рассуждать о "комбинации трех наиболее сильных континентальных держав" — России, Германии и Франции. Тогда же истинный вдохновитель германской внешней политики фон Гольштейн пошел на очень необычный шаг — вызвал к себе российского посла в Берлине Остен-Сакена и имел с ним весьма продолжительную беседу. Речь на этой встрече опять-таки пошла о плодотворности союза между Санкт-Петербургом, Берлином и Парижем. Причем русским в довольно открытой форме было предложено заключить союз, а французы, дескать, обязательно вынуждены будут примкнуть к нему чуть позже.[6] Немцы, конечно, понимали, что французы никогда не вступят в подобный союз со своим исконным врагом — Германией, однако русско-французская дружба в результате разрушится навсегда. Дело для немцев упрощалось тем, что в конце 1904 — начале 1905 года, находясь практически в изоляции, Николай был склонен заключить союз с Германией, несмотря на сопротивление министра иностранных дел и других высших российских чиновников. Дело с союзом Германии и России тянулось ни шатко ни валко. До тех пор пока в июле 1905 года не состоялась личная встреча двух императоров, проводивших свой отпуск в морских прогулках по Балтике. Свидание это было настолько секретным, что на нем не присутствовала даже свита кайзера Вильгельма. В балтийских шхерах Вильгельм взывал к духу Фридриха-Вильгельма III и других прусских августейших особ — друзей династии Романовых. Эта игра на нежных струнах души Николая принесла несомненные плоды, и договор о союзе двух держав был подписан. Любопытно, что вместе с Николаем от России договор подписал только подвернувшийся под руку адмирал Бирилев, причем, подписал, так сказать, втемную, поскольку ему даже не удосужились показать текст.

В Бьёркском договоре имелось два очень важных пункта: во-первых, в случае если одно из государств подвергнется нападению европейской державы, второе обязывалось прийти ему на помощь всеми своими морскими и сухопутными силами, а во-вторых, Россия давала обещание привлечь к русско-германскому союзу Францию. Вступи сей документ в силу, и в Европе под эгидой германского рейха был бы создан континентальный блок для борьбы против Англии, к которому неизбежно была бы вынуждена присоединиться и Франция. Собственно, в Берлине очень надеялись, что англичане в период марокканского кризиса бросят своих новоиспеченных союзников и Антанте придет конец — отсюда и эскалация марокканского конфликта.

Планы немцев потерпели полный крах: Бьёркский договор по возвращении царя на родину под давлением премьер-министра С. Ю. Витте и министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа был дезавуирован российской стороной, русско-японская война закончилась подписанием Портсмутского мира и замирением России с Японией со всеми вытекающими отсюда последствиями, и, наконец, англичане в период марокканского кризиса проявили себя как верные и надежные союзники, полностью поддержав французов.[7] Созванная по инициативе кайзера международная Альхесирасская конференция по Марокко окончилась полным провалом для Германии и наглядно продемонстрировала всему миру глубокую дипломатическую изоляцию, в которой оказался Берлин.

Поражение в русско-японской войне, в которой Японию активно поддержал Лондон, заставило царскую дипломатию задуматься о бесперспективности дальнейшей конфронтации с "владычицей морей". Исправить положение было непросто — уж слишком много проблем накопилось к началу XX века в русско-английских отношениях: здесь и Афганистан, и Персия, и Китай, и Средняя Азия, и Балканы, и Ближний Восток. Однако резкое обострение англо-германских отношений, безудержная гонка вооружений на море, начатая Берлином, заставили и британские правящие круги все чаще и чаще задумываться о необходимости нормализовать отношения с русскими. Тем более что дальневосточные проблемы между Россией и Англией были притуплены победой японского оружия и разгромом российского флота, а на Ближнем Востоке у обеих держав появился общий враг в лице Германской империи. На сближение с Англией Российскую империю подталкивал и целый ряд экономических факторов.

Первые свидетельства о намечаемом русско-английском сближении относятся к Альхесирасской конференции, а уже на следующий год Лондон заявил о своем желании вместе с Францией поучаствовать в предоставлении России крупного финансового займа. Двусторонние контакты еще больше оживились после назначения на должность министра иностранных дел сэра Э. Грея, который сразу заявил о своем желании решить все проблемы в русс ко-английских отношениях, о чем и уведомил своего коллегу в Санкт-Петербурге Ламздорфа. Ответным знаком из России стало назначение на пост министра иностранных дел сторонника сближения с Англией А. П. Извольского.

Русско-английские переговоры особенно интенсифицировались начиная с мая 1906 года. Ревизии был подвергнут весь комплекс двусторонних отношений — раздел сфер влияния в Персии, Афганистане, Юго-Западном Тибете, режим мореплавания в черноморских проливах, обсуждались и многие другие проблемы, представлявшие взаимный интерес. Итогом русско-английских консультаций стало подписание 31 августа 1907 года двустороннего соглашения, регламентировавшего разграничение сфер влияния Англии и России в Персии, Афганистане и Тибете. Так были заложены основы согласия между Россией, Англией и Францией. Теперь Европа окончательно оказалась разделена между Антантой и блоком центральных держав в лице Германской и Австро-Венгерской империй. Однако вплоть до начала Первой мировой войны отдельные участники противоборствующих коалиций предпринимали попытки изменить расклад сил на континенте и сблизиться то с одним, то с другим из участников коалиций.

Именно в контексте такого подхода к решению европейских проблем, думается, следует рассматривать подписание 29 октября 1907 года русско-германского Балтийского протокола, регулировавшего некоторые, отнюдь не самые важные, проблемы в этом регионе. По мнению российских историков, с которым, на наш взгляд, следует согласиться, "Балтийский протокол явился наиболее осязаемым плодом всех попыток русско-германского сближения после окончания русско-японской войны (и вплоть до 1910 г.), плодом скудным, ибо практическое значение протокола оказалось невелико".[9]