Война и революция в России

ОТСТУПЛЕНИЕ РУССКОЙ АРМИИ

Одновременное наступление русских частей на территорию Галиции и Восточной Пруссии, начатое в самом начале войны в момент, когда русская армия была еще очень далека от полного сосредоточения своих сил на театре боевых действий, вполне естественно привело к ослаблению наших войск в центре, на линии Вислы. В то же время нет сомнения, что эти операции принесли нам победу на обоих флангах. Естественно, Германия была вынуждена предпринять какие-то решительные меры – не сколько в своих собственных интересах, сколько для того, чтобы помочь союзнику. Австрия указывала на необходимость такого шага в своих неоднократных представлениях еще до того, как обратилась к своему могучему союзнику с просьбой о помощи после того, как практически без сопротивления отдала нам Лемберг (Львов).

Германские верховные власти, верные своему принципу действовать по линии наименьшего сопротивления, решили воспользоваться слабостью нашей обороны на линии Вислы, о чем уже упоминалось в предыдущей главе, и в сентябре начали свое первое наступление на территорию бывшего[61] Царства Польского.

Не встречая особого сопротивления, они дошли почти до самых предместий Варшавы. Для этого им потребовалось снять с французского фронта несколько армейских корпусов. Настоятельная необходимость отразить этот удар, грозивший падением Варшавы, побудила нас перебросить на левый берег Вислы три армии. Тем самым были ослаблены наши силы, действовавшие в Галиции и Восточной Пруссии; их пришлось подкреплять войсками, постепенно подтягивавшимися из центральных российских губерний и из Сибири. Первое германское наступление полностью провалилось, в результате чего им пришлось отступить за линию своей границы.

Задержки со снабжением частей продовольствием и боеприпасами, а также ожидание прибытия подкреплений вынудили нас отказаться от преследования германцев. Собравшись с силами, мы перешли в наступление, имевшее целью оккупацию Восточной Силезии. В первых числах ноября наши наступающие войска столкнулись к западу от Лодзи с вновь двинувшимися на нашу территорию германцами. Вероятно, основной причиной, заставившей противника дважды наступать в центральной части всего русского фронта, явилось желание оказать помощь своему союзнику, который был вынужден отступить в Карпаты и начал уже испытывать опасения в отношении безопасности Кракова. В это время, то есть в начале ноября, оказалась в окружении сильнейшая австрийская крепость Перемышль[62].

Однако ни первое германское наступление на Варшаву, ни последующее ослабление наших войск на обоих флангах не остановили продвижение русской армии. С прибытием из центральных районов России и из Сибири свежих армейских корпусов наше наступление продолжилось.

Сложившееся положение более чем когда-либо вынуждало германцев возобновить и ускорить свое наступление на Варшаву, что они предприняли в середине ноября 1914 года. Их главный удар был направлен вдоль левого берега Вислы от крепости Торн[63] с намерением обойти две наши армии, которые наступали на запад через Лодзь к Калишу.

Этот маневр германских войск не только остановил русское наступление на указанном направлении, но и принудил нас ослабить свои войска, которые, хотя и медленно, все еще продолжали продвигаться вперед в Восточной Пруссии.

Первые этапы германского наступления вдоль берега Вислы и на западе от Лодзи едва не закончились для них катастрофой, подобной той, что постигла корпуса армии Самсонова в Танненбергских лесах. Германские корпуса из состава армии Макензена, оказавшиеся между двух огней, уже находились в предчувствии момента, когда им придется сложить оружие.

После ряда успешных боев германцы встретили серьезное сопротивление наших армейских корпусов, которые остановили их продвижение на западе и северо-западе от Лодзи; одновременно с востока они были атакованы частями армии Ренненкампфа, двигавшимися вдоль берегов Вислы.

Мы уже видели, как в поисках выхода из непрерывно сжимавшегося кольца русских войск германские транспортные колонны заметались, меняя направление своего движения на прямо противоположное. Позднее стало известно, что одного из сыновей императора Вильгельма из опасения, что он может вместе с почти окруженными корпусами попасть в плен к русским, пришлось посадить в аэроплан, чтобы переправить по воздуху через наши боевые порядки. С нашей стороны надежда на успех была так велика, что тыловым учреждениям были даны указания собрать в Варшаве подвижной состав для перевозки будущих пленных. Однако вследствие трагических ошибок, в совершении которых обвиняли генерала Ренненкампфа, наше живое кольцо до конца не сомкнулось и германцам удалось вырваться из мешка и спастись.

Окончательным результатом этих событий стало то, что в Восточной Пруссии установилось равенство сил и бои продолжились, хотя перспективы достижения победы стали совсем иными. В это время я находился на крайнем правом фланге нашего тамошнего фронта на юго-востоке от городка Шталлупёнен. Под моей командой находились две кавалерийские дивизии – 1-я и 2-я, прикрывавшие правый фланг 10-й армии, в состав которой отошла большая часть корпусов 1-й армии после того, как ее управление было переведено в Варшаву. Вначале успешное наступление в Восточной Пруссии продолжалось, но позднее застопорилось в районе на запад от Гумбиннена. В последующих операциях здесь велись только сравнительно малозначимые бои, проходившие с переменным успехом.

21 ноября я получил предписание прибыть на левый берег Вислы в расположение 1-й армии и принять командование 6-м корпусом действующей армии, который был только что переброшен с правого берега реки в окрестности городка Лович. Сдав командование кавалерийской дивизией, я на следующий день отправился в путь и для быстроты пересек всю Восточную Пруссию через Лык на автомобиле, а от города Граево поехал по железной дороге через Варшаву, имея конечной целью городок Сохатов[64], в котором размещался штаб 1-й армии генерала Ренненкампфа.

Получив в штаб-квартире армии необходимые указания, я 26 ноября прибыл в расположение штаба 6-го армейского корпуса, как раз готовившегося напасть на германцев, которые, в свою очередь, наступали на городок Лович. Корпус состоял из трех дивизий и должен был атаковать на фронте протяженностью около двадцати пяти километров. Поначалу наше наступление развивалось успешно. Однако после того, как германцы, двинув в обход моего фланга свежие войска, предприняли маневр для захвата лобовым ударом железнодорожного узла Лович, я был вынужден отвлечь для обороны этого пункта значительную часть своих сил, что полностью исключало для меня всякую возможность дальнейшего продвижения вперед. Одновременно штаб армии, учитывая важность станции Лович, отправил в этот район несколько свежих дивизий и поручил мне организовать там оборону. Фронт, занимаемый моими дивизиями, к тому времени расширился до сорока километров. Обещанные войска, целиком укомплектованные резервистами второй очереди, еще до соединения со мной были яростно атакованы германскими колоннами. Впервые оказавшись в бою, второочередные дивизии не могли выдержать натиска закаленных германских частей, пользовавшихся вдобавок поддержкой тяжелой артиллерии, которая у нас на этом участке фронта полностью отсутствовала. В итоге мне пришлось организовывать оборону Ловича собственными силами, одновременно занимаясь приведением в порядок новоприбывших дивизий, совершенно расстроенных неприятелем. Впоследствии эти части не только выдерживали ураганный огонь врага и яростные атаки его пехоты, но, в свою очередь, побивали германцев своими контратаками. Когда стало возможно подтянуть свежие войска, мы не только укрепили свое положение под Ловичем, но оттеснили германцев достаточно далеко для того, чтобы проходящие через эту станцию железные дороги смогли продолжить работу. Во время своего первого наступления германцам удалось добраться до самых окраин маленького городка.

В это время весь сектор от Ловича до Вислы оставался совершенно без прикрытия, а следовательно, имелись не занятые нами щебеночные дороги, по которым можно было свободно проехать от Сохатова до самой Варшавы. По некоторым признакам, германцы намеревались воспользоваться преимуществами данного маршрута. Для блокирования этого пути вражеского наступления вперед был выдвинут 2-й Кавказский корпус, которым командовал один из героев Русско-японской войны генерал Мищенко[65].

Наши предположения оправдались. После трех дней бесплодных попыток захватить Лович германцы прекратили атаки и сосредоточили все усилия на Сохатовском направлении, обратившись против корпуса генерала Мищенко. В тот момент мой корпус, состоявший из пяти сильно поредевших дивизий, занимал фронт длиной примерно в сорок пять километров. В течение недели германцы наносили удар за ударом по частям генерала Мищенко, в то же время не прекращая атаковать и мои войска, хотя и значительно менее активно, чем прежде. Потери в некоторых из полков Кавказского корпуса генерала Мищенко достигали 80 и более процентов, но войска продолжали драться, временами даже отбрасывая германцев вспять своими контратаками.

Однако у всякой стойкости есть свои пределы, и в начале декабря от нового командующего армией генерала Литвинова[66], который заменил Ренненкампфа, был получен приказ об отходе всех корпусов армии на новый оборонительный рубеж по рекам Бзура и Рава.

Такое изменение позиции было рассчитано на сокращение линии обороны и использование речных долин в качестве естественных препятствий. Войска моего корпуса отводились в резерв. Я рассчитывал дать своим частям возможность отдохнуть, принять пополнения и возобновить запасы снарядов и патронов, но отдых продолжался всего два дня, после чего я получил приказ сменить на фронте войска 2-го корпуса. Этот корпус, ослабленный непрерывными германскими атаками, занимал позиции при слиянии рек Бзура и Рава между 1-м Сибирским и 1-м армейским корпусами. Для занятия фронта длиной в пятнадцать километров в моем распоряжении имелось три далеко не полностью укомплектованные дивизии. Это произошло в середине декабря 1914 года.

В это время как для моего корпуса, так и для большинства других соединений нашей армии начался новый период боевых действий – война приобрела позиционный или траншейный характер. На упомянутых позициях, с очень незначительными изменениями, русские войска оставались вплоть до середины лета 1915 года. Поначалу оборонительные сооружения на этой линии имели очень мало общего с теми укреплениями, которые были здесь возведены впоследствии. Во-первых, работам препятствовало наступление морозной погоды, которая чрезвычайно затрудняла рытье траншей и ходов сообщения, однако основной причиной было совершенно недостаточное снабжение войск колючей проволокой. Недостаток у нас этого средства защиты несомненно обеспечивал врагу превосходство; очевидно, в данном вопросе они испытывали не больше затруднений, чем с обильными поставками артиллерийских боеприпасов. На этом этапе боевых действий начали применяться и все прочие способы ведения позиционной войны. Строительство дополнительных укрепленных линий обороны, предназначенных на случай отступления на новые позиции, началось не только для отдельных воинских частей, но даже и для целых армий. В войсках приступили к импровизированному изготовлению и применению ручных гранат и траншейных мортир. Все это производилось на месте самими солдатами из подручных материалов, таких как пустые консервные банки, стреляные снарядные гильзы, обрезки газовых труб и т. п. В качестве запалов использовались обыкновенные фитили, давно, казалось бы, отжившие свой век в военной технике.

Пользуясь близостью к Варшаве с ее мастерскими, воинские части самостоятельно заказывали осветительные ракеты, гранаты, оснащенные приспособлениями для выстреливания из винтовок[67], и бомбометы[68]; однако я должен с сожалением отметить, что все это оружие имело крайне примитивную конструкцию и польза от его применения была весьма сомнительна.

Во время успешных контратак нам случалось захватывать у германцев запасы современных ручных и винтовочных гранат, зажигательных бомб, траншейных мортир, а также огромное количество осветительных ракет и т. п. Было совершенно ясно, что германские производители сконцентрировали все усилия на разработке и производстве изделий для разгрома и уничтожения неприятельских армий. Примерно в конце декабря германцы впервые применили средство поражения, до той поры никогда не применявшееся в войнах между цивилизованными государствами, – снаряды, начиненные удушающими газами. Новый способ истребления людей был встречен со всеобщим омерзением не только народами, которые уже вели борьбу с Германией, но и во всех странах, до той поры сохранявших нейтралитет.

Германцы в самом начале боевых действий грубо нарушили нейтралитет Бельгии, гарантированный великими европейскими державами в 1839 году, и еще в начале войны объявили, что любой международный трактат есть не более чем «кусок бумаги» и что военная необходимость не признает никаких законов. Естественно, после всего этого они могли нимало не сомневаться, применяя против своих врагов любые средства уничтожения, хотя бы и запрещенные выработанными за столетия международными законами, или нарушая обычаи ведения войны, установленные на Гаагской конференции и признанные их собственным правительством[69].

На моем правом фланге стояла 55-я дивизия, занимавшая оборону вблизи от Боржимовицкого леса на небольшом удалении от вражеских позиций. Примерно 28 декабря там успешно отразили несколько германских атак. После полудня траншеи дивизии, тянувшиеся приблизительно на километр вдоль леса, вновь подверглись сильному обстрелу. С приближением сумерек германцы пошли в атаку и, к изумлению начальника нашей дивизии, без особых трудностей заняли лес. К тому времени русские солдаты уже привыкли к ураганному огню германской артиллерии, открывавшемуся непосредственно перед атакой, и нашли способы так укрываться от обстрела, чтобы нести как можно меньше потерь. При этом подразделения располагались таким образом, что могли встретить атакующего неприятеля огнем; если же германцам сопутствовал временный успех, то наши солдаты немедленно контратаковали, не давая врагу времени прийти в себя после атаки или организовать оборону только что захваченных им траншей. На этот раз пришлось вызвать дивизионные резервы, чтобы лучше подготовить контратаку с использованием более крупных сил. Примерно в три часа пополуночи я получил донесение, что эта атака оказалась успешной и германцы из леса выбиты. Одновременно мне донесли, что наши траншеи буквально завалены трупами русских и германских солдат, ввиду чего в других местах начато рытье новых окопов. Старые траншеи закопали, использовав их в качестве братских могил. В то время еще не было морозов, и за ночь работа была закончена. Однако на следующее утро я получил дополнительное донесение в том смысле, что в лесу обнаружены тела солдат, находящихся в бессознательном состоянии и почти не подающих признаков жизни, и что еще примерно двести человек в подобном же состоянии отправлено в тыл. В то же утро, но много позднее большинство из этих людей пришли в сознание. Естественно, в первую очередь сами собой напрашивались два вопроса: какова была причина столь необычного происшествия и не может ли оказаться, что некоторые из погибших солдат в момент погребения были еще живы, но находились в такой же коме? Одновременно офицеры медицинской службы доложили, что от одежды доставленных к ним в полубессознательном состоянии людей исходит отчетливый запах формалина. Уцелевшие в бою подтвердили, что во время артиллерийского обстрела тот же самый запах был намного сильнее, чему во время атаки они не придали никакого значения, думая, что так пахнет какое-то новое взрывчатое вещество. Никто не подозревал, каковы будут результаты распространения этих газов. Германские солдаты, укрывшиеся в захваченных ими русских траншеях, чтобы спастись от нашего огня, по всей видимости, также подверглись действию удушающего газа, в результате чего Боржимовицкий лес остался в наших руках, причем сами атаковавшие германцы понесли тяжелые потери.

Невзирая на это, противник, по всей видимости, остался доволен своим изобретением, поскольку через месяц повторил этот эксперимент в значительно большем масштабе в самом центре моего сектора при подготовке атаки на помещичью усадьбу и винокуренный завод в Воле Шидловской. За всю зиму это была самая серьезная попытка германцев прорваться к Варшаве. Они начали подготовку к наступлению с длившегося целый день артиллерийского обстрела, применяя главным образом снаряды с удушающими газами. Тогда еще никто не задумывался о применении защитных масок; в нашем распоряжении имелось только некоторое количество нашатырного спирта, который в небольших банках разносили по траншеям для разбрызгивания в случае газовой атаки. Однако солдаты могли воспользоваться этим веществом не раньше окончания обстрела, да и тогда только для очистки воздуха на дне траншей и в землянках. Только в этот период в частях принялись за устройство защищенных от газа укрытий. После продолжительного артиллерийского обстрела и ценой неоднократных атак на позиции двух моих дивизий на фронте протяженностью около шести километров германцам удалось всего лишь захватить усадебный дом и винокурню, вынудив наши части отступить не далее чем на тысячу шагов, образовав в линии обороны только неглубокий уступ. Должен еще отметить, что мы поставили себя в крайне невыгодное положение, упорствуя при защите каменного винокуренного завода, капитальных амбаров и тому подобных строений, принадлежавших местному пану. Дело в том, что при этом наши солдаты получали многочисленные ранения не только от осколков снарядов, выпущенных из германских тяжелых орудий, но также и от многочисленных обломков камней и кирпича, вырываемых взрывами из стен. Напротив, положение германцев, занявших наши прежние позиции, было совершенно иным, поскольку в то время во всем моем корпусе не имелось ни единого тяжелого орудия, а легкая полевая артиллерия была слишком слаба для разрушения каменных зданий.

Тем не менее генерал Рузский, который в то время командовал Северо-Западным фронтом, решил восстановить положение в районе Воли Шидловской. Понимая, что корпус в составе трех дивизий недостаточно силен для этого, генерал Рузский издал серию приказов, передававших в мое подчинение одну новую дивизию усиления за другой. В то же самое время германцы, желавшие развить наметившийся успех в направлении Варшавы, продолжали напирать. Их действия вынудили меня контратаковать силами прибывших ко мне свежих частей. Мне пришлось бросить в бой сразу три дивизии – две Сибирские стрелковые и одну пехотную. Силами этих войск опасность германского прорыва была ликвидирована. После этого я получил дополнительно две новые дивизии и обещание прислать еще столько же. При этом мне было приказано организовать общее наступление с целью восстановить положение. Одновременно мы получили два отправленных в мое распоряжение 6-дюймовых крепостных орудия, а позднее были присланы еще два, чтобы с их помощью я мог бы разметать каменные строения завода и усадьбы. Однако эти четыре орудия смогли нанести противнику только сравнительно небольшой урон. В это самое время германцам удалось скрытно установить на территории усадьбы большое количество новых пулеметов. Поместье, благодаря окружавшим его канавам, и без того напоминало естественный форт. Свои пулеметы они сконцентрировали в одном пункте. Должен добавить, что запас артиллерийских боеприпасов был у меня так скуден, что на позиции имело смысл выводить только малую часть прибывавшей с новыми дивизиями артиллерии. При этом снаряды остальных батарей передавались орудиям, уже находящимся на линии огня. Ввиду такого положения батареи, стрелявшие по врагу были вынуждены строжайше экономить боеприпасы.

Две наши контратаки успеха не принесли. При этом в некоторых местах пехотным цепям, использовавшим для прикрытия придорожные канавы, удалось приблизиться к ключевой в тактическом отношении позиции Воли Шидловской на расстояние до ста шагов, но захватить ее они так и не сумели. На скованной морозом земле было почти невозможно хоть как-то укрыться от огня германских пулеметов. Несмотря на это, вышестоящее начальство не желало отказаться от идеи захвата наших старых позиций.

Для выполнения этой задачи я получил еще несколько новых дивизий. Две из них уже были сформированы: одна – из двух бригад, взятых из 30-й и 40-й дивизий 1-го армейского корпуса, а вторая – из четырех полков различных дивизий.

В общей сложности теперь у меня имелось одиннадцать дивизий. На момент моего прибытия в 6-й корпус в его состав входили 4-я, 16-я и 55-я дивизии, которыми командовали соответственно генералы Милеант, Трегубов и Захаров.

Далее, по порядку прибытия, шли две Сибирские стрелковые дивизии под командой генералов Таубе и Андреева, 69-я – генерала Пшелуцкого, 53-я – генерала Гунцадзе, 25-я – Кузьмина-Караваева, 75-я – Соковнина; одна дивизия из 1-го армейского корпуса, которой командовал генерал Карепов, и еще одна под командой генерала Стремоухова. Значительная часть этих войск имела большой некомплект личного состава, но две дивизии еще не бывали в боях, а одна почти вовсе не понесла потерь.

Я был уверен, что германцы больше не предпримут попыток наступления. В то же время можно было предвидеть, что единственным результатом нового нашего наступления станет только дезорганизация прибывших последними свежих дивизий. Мы уступали неприятелю в артиллерии и количестве пулеметов, и я, оценив все существующие обстоятельства, доложил командующему 2-й армии генералу Смирнову, что, по моему глубокому убеждению, дальнейшие бесплодные атаки не имеют смысла. Если тем не менее вышестоящее командование настаивает на продолжении попыток захвата наших прежних позиций, то оно должно прислать для выполнения этой задачи нового начальника; командование может, если угодно, считать меня неспособным организовать необходимую для этого контратаку. В тот самый день ожидалось прибытие в расположение штаба армии генерала Рузского.

Одновременно я просил об отправке ко мне оставшегося не у дел штаба 6-го Сибирского корпуса, который последовательно передал в мое распоряжение все свои дивизии. Эта просьба вытекала из желания передать этому штабу командование частью вверенных мне войск, поскольку непосредственно руководить одновременно одиннадцатью дивизиями крайне затруднительно. Такое положение наносит вред текущему управлению ходом боев. Последнее из моих предложений было одобрено, и половина моих частей на правом фланге была отдана под начало командира 6-го Сибирского корпуса генерала Васильева. Однако вышестоящее командование не пожелало сразу отказаться от идеи восстановления прежней линии фронта. Для прояснения ситуации на следующий день прибыл начальник штаба армии. В результате наступление сначала было отложено, а в конце концов и вовсе отменено. Не прошло и двух дней, как дивизии, которые я отказался бросить в бой, были в большой спешке отправлены в Восточную Пруссию, где наши ослабленные и утомленные войска оказались не в состоянии сдержать неожиданное наступление свежих германских корпусов и, вновь начав отступление, даже пересекли в обратном направлении нашу границу. Как видно, упорные германские атаки на войска моего корпуса в районе Воли Шидловской имели двоякую цель – во-первых, в случае успеха наступления, захват Варшавы, а во-вторых, при любом развитии событий – отвлечение к атакуемому пункту всех наших свободных резервов.

Выполняя свой план, германцы перебросили по железным дорогам в Восточную Пруссию свежие силы и, определив слабейший участок нашего фронта, атаковали его, отбросив назад русские части, после чего перешли в общее наступление против всего нашего фронта в Восточной Пруссии – от Шталлупёнена до Иоганнисбурга. Хотя германское намерение осуществить прорыв к Варшаве не реализовалось, другая их цель – истощение резервов Северо-Западного фронта – была таким путем успешно достигнута. Это может быть доказано тем фактом, что последние из присланных ко мне дивизий были взяты из разных армейских корпусов, а самая последняя из прибывших и вовсе была составлена из четырех полков, принадлежавших к разным дивизиям. Наиболее значительной победы германцы добились в сражении в Августовских лесах, когда большая часть двух русских армейских корпусов была застигнута в бездорожной местности, окружена обходным маневром вражеских колонн и по большей части взята в плен. Вдобавок германцы освободили около 2 тысяч своих солдат, ранее захваченных нами в ходе успешных контратак.

На этом этапе войны превосходство германцев особенно отчетливо проявлялось в степени развития их железнодорожной сети. Несмотря на то что в то время наш железнодорожный транспорт работал без всяких передышек, а весь подвижной состав был в полной исправности, мы располагали совершенно недостаточным количеством линий, ведущих в центральные районы страны, а в особенности – рокадных дорог, проходящих параллельно нашим рубежам. Германцы всегда имели возможность подвезти к любому участку своей границы количество армейских корпусов, достаточное для формирования ударной армии. Мы же, со своей стороны, для обеспечения одной-единственной армии оказывались неспособны (за исключением очень редких случаев) единовременно отправлять или принимать на позициях более одного армейского корпуса со всеми потребными для него тыловыми учреждениями.

В тех случаях, когда возникала необходимость сосредоточения нескольких корпусов, нам приходилось в первую очередь перебрасывать только фронтовые войска, в результате чего учреждения тыла оказывались от них оторваны, и воинские части были вынуждены удовлетворять свои потребности за счет корпусов, уже находящихся на позициях. Отсутствие железных дорог особенно дало о себе знать, когда мы, силою различных обстоятельств, а в первую очередь – по причине нехватки всех видов артиллерийского снабжения, были вынуждены перейти от наступательных действий к позиционной войне.

Наступающая армия владеет инициативой и вольна по собственному усмотрению ослаблять или усиливать те или иные части своих войск. Однако с того момента, когда инициатива отдана в руки противника, сторона, перешедшая к обороне и к тому же испытывающая трудности при переброске своих войск, вынуждена распылять свои силы, распределяя войска более или менее равномерно вдоль всей линии фронта таким образом, чтобы в любом пункте они могли бы сдержать вражеский натиск достаточно долго для подвоза резервов. К этому следует добавить еще и тот факт, что укрепление оборонительных позиций и устройство проволочных заграждений в этот период были еще очень далеки от того совершенства, которое позднее было достигнуто в этой области. Из перечисленного становится ясно, что предприимчивый противник, быстрее перебрасывающий войска по собственной территории и имеющий больше возможностей для сохранения этих перевозок в секрете, мог при всех обстоятельствах ожидать успеха на ранних стадиях операции.

Зимой 1914/15 года бои на нашем фронте велись беспрерывно. Отчасти это объяснялось очень мягкой погодой. Важнейшими факторами, определявшими превосходство германцев, было то обстоятельство, что действия всех их сил направлялись единой волей, а также то, что все перевозки войск между Западным и Восточным фронтами проходили без малейших задержек и в требуемые сроки. Союзники же в тот период еще нимало не задумывались о координации своих действий. Своевременное наступление армии Ренненкампфа, которое оказало такое значительное влияние на исход битвы на Марне, ни в коей мере не было результатом заранее продуманного плана или соглашения между союзниками. В то же время, когда германцы проявляли высочайшую активность на своем Восточном фронте, наши союзники на Западном фронте не предпринимали ничего, что могло бы отвечать потребностям русской армии на востоке. Только значительно позднее, после серьезных усилий, направленных на согласование действий, данный принцип был реализован и принес свои плоды. Впервые это случилось весной третьего года войны, когда генерал Брусилов перешел в наступление ранее намеченного срока исключительно для того, чтобы оттянуть на себя австрийские войска, угрожавшие вторгнуться в Ломбардию с севера. Фактически это было сделано потому только, что Италия, изнемогавшая под натиском австровенгерцев, обратилась к нашему Верховному главнокомандующему с просьбой предпринять немедленное наступление для спасения Ломбардии от вражеского нашествия.

Зимой 1914/15 года необходимость отражения германского наступления в центре и на правом фланге нашего фронта естественно привела к ослаблению русских войск, действовавших в Галиции. В то время наши части в этой провинции были растянуты по широкому фронту, так как, прекратив общее наступление, мы были вынуждены поддерживать здесь непрерывную линию обороны. Несмотря на это, наша армия смогла добиться здесь определенных успехов местного значения – так, например, нам удалось оккупировать некоторые густонаселенные пункты австрийской территории, что позволило войскам кое-где перевалить Карпатские горы и спуститься на равнины Венгрии, захватывая пленных и военную добычу.

Пока фронтовые части таким манером постепенно продвигались вперед и уже замаячил впереди день, когда они смогут добраться до древних стен Кракова, в их тылу продолжалась осада крупнейшей австрийской крепости Перемышль. Нехватка полевых частей сделала необходимым для блокады крепости сформировать из ополченцев особый армейский корпус, командиром которого был назначен генерал Селиванов[70] – один из отличившихся участников Русско-японской войны.

К несчастью, генерал Селиванов был убит в первые дни революции.

Его войскам приходилось одновременно не только вести осадные работы, но и обучаться этому искусству. Из-за малочисленности осаждающих частей и совершенно недостаточного для выполнения задачи материального обеспечения артиллерии осада продвигалась очень медленно.

Расчеты на то, что крепость скоро вынуждена будет сдаться по причине слабости своей артиллерии и из-за нехватки интендантских запасов, оказались совершенно неосновательными. В таких условиях штурм укреплений, не подготовленный предварительно самым мощным артиллерийским обстрелом, да еще войсками, состоящими из бывших ратников ополчения, был бы абсолютным безумием. В результате нам пришлось довольствоваться медленным продвижением осадных работ. Однако в самом начале весны, в один из дней середины марта, австрийцы с раннего утра открыли совершенно беспорядочный артиллерийский огонь, результативность которого оказалась просто ничтожной. По окончании обстрела в различных фортах и в самой крепости раздались мощные взрывы.

Очень немногие из осаждающих могли тогда определенно сказать, находится ли крепость на грани капитуляции, или же ее гарнизон намерен попытаться провести крупную диверсию с целью прорыва наших позиций и соединения с главными силами своей армии. Вскоре появился неприятель, двигавшийся густыми цепями, позади которых были видны пехотные колонны. По-видимому, противник выбрал вторую возможность. Столкнувшись на позициях ведущих осаду частей с упорным сопротивлением, австрийцы повернули назад. Вскоре над крепостью был поднят белый флаг и стрельба понемногу затихла.

Когда было подсчитано количество сложивших оружие солдат гарнизона и приведены в известность захваченные в крепости военные материалы и снаряжение, выяснилось, что только численностью пехоты осажденные более чем в два раза превосходили осаждающих.

Вновь получило подтверждение правило, гласившее, что «судьба крепостей решается на поле битвы». Такое серьезное поражение, как потеря Перемышля, в сочетании с продолжавшимся наступлением наших войск, в ходе которого некоторые русские кавалерийские части уже спустились на венгерские равнины, вынудили Австрию обратиться к Германии не с просьбой даже, а с отчаянной мольбой о немедленной действенной помощи для предотвращения русской оккупации Венгрии. К тому моменту на германской территории уже не оставалось ни единого русского солдата.

С приближением весенней распутицы операции на русско-германском фронте потеряли интенсивность. Ранний приход весны позволил возобновить боевые действия на австрийском театре военных действий примерно на полтора месяца раньше предполагаемого срока. К тому времени германцы уже должны были установить, что мы испытываем острую нехватку всех видов артиллерийских боеприпасов, и на этом основании сделать вывод, что Россия окажется не в состоянии провести широкомасштабное и длительное наступление, а потому они по-прежнему сохранят инициативу в своих руках. В таких условиях они могли позволить себе перебросить в Австрию значительное количество германских корпусов под общим командованием Макензена. Эти войска предполагалось использовать в качестве тарана, который должен был проломить тонкую линию наших чрезмерно растянутых позиций, чтобы затем в тылу русских передовых линий развить успех влево и вправо, тем самым заставляя отступать весь наш фронт. После выполнения этой части своего плана германцы рассчитывали атаковать нас, двигаясь вдоль линии Вислы или иным маршрутом, который предполагалось выбрать позднее, исходя из того, какой участок нашего фронта будет наиболее ослаблен переводом резервов в Галицию для остановки там австро-германского наступления. Планам германцев сопутствовал успех, поскольку по причинам, о которых я уже упоминал, инициатива безоговорочно находилась в их руках, а также – и это главное – потому, что во время летней кампании 1915 года русская армия испытывала острейший кризис, вызванный нехваткой артиллерийских орудий, боеприпасов и, в первую очередь, винтовок и даже винтовочных патронов.

И наконец, в тот период германское превосходство особенно отчетливо проявлялось в безусловном преобладании их тяжелой артиллерии.