Война и революция в России

Зима 1916/17 года не принесла успокоения русскому Верховному командованию. Причиной тому послужил характер развития военных действий вдоль румыно-австрийской и румыно-болгарской границ.

Вполне успешное, если не сказать – победоносное, наступление румынских войск в пределы Трансильвании в конце августа и начале сентября 1916 года длилось недолго. Затишье, постепенно установившееся на всех важных фронтах осенью этого года, стало большой удачей для австрогерманцев, позволив им перегруппировать войска, чтобы сначала остановить дальнейшее продвижение румынской армии, а затем и самим начать наступление. Румынские части, разбросанные почти на всем протяжении своей границы, на практике оказались неспособны оказать серьезное сопротивление австрогерманцам, тем более что резервы, имевшиеся у них вначале, очень быстро были брошены в бой. Первая помощь, которую мы оказали Румынии, – та самая, от которой она отказалась перед началом военных действий, – состояла в постепенном удлинении нашего левого фланга вдоль линии румыно-трансильванской границы. Разумеется, замена на этом участке румынских войск на русские позволила командованию румын получить свежие резервы; к несчастью, из-за природных условий они могли поступать только относительно небольшими партиями. Второе, что мы сделали для оказания помощи румынам, была посылка на левый берег Дуная, в Добруджу, особого корпуса, составленного из русских и сербских дивизий.

При отправке этих войск народ в России цеплялся за обманчивую надежду на то, что болгары не решатся обнажить меч на братьев и потомков тех солдат, которые менее сорока лет назад напоили болгарскую землю своей кровью, чтобы ее ценой создать независимую Болгарию. Вскоре, несмотря ни на что, эти иллюзии поблекли и окончательно умерли, когда этот самый русско-сербский корпус, столкнувшись в тяжелом кровопролитном бою с превосходящими силами болгар, потерпел серьезное поражение и постепенно отступил к железнодорожной линии Чернавода – Констанца для сокращения линии обороны. Этот участок фронта начал приобретать все большее и большее значение, так что в середине ноября этот изолированный корпус постоянно получал подкрепления, пока не превратился в отдельную Дунайскую армию, находившуюся в непосредственном подчинении Ставки. Командование ею было поручено генералу Сахарову. Начальником штаба у него стал генерал Шишкевич. Со временем эти начальники и штаб Дунайской армии составили ядро командования и штаба румынского фронта, но это произошло уже только в конце декабря.

Самое тяжелое время для румынской армии, без сомнения, наступило в ноябре-декабре. Защищая свою границу от Трансильванского выступа до Орсовы и далее наблюдая весь берег Дуная, относительно слабая румынская армия была вынуждена бороться с численно превосходящим ее противником. Но германцы имели и другое огромное преимущество. На их стороне сражались солдаты и командиры – как высокого ранга, так и младшие, – имевшие боевой опыт. Войска были хорошо обучены и полностью экипированы. Напротив, в распоряжении румынского командования были только совершенно необстрелянные части. Что же касается их боевого потенциала, то в общем можно утверждать, что румынские солдаты были хороши, чего никак нельзя сказать о штабных работниках и строевых командирах, в профессиональном отношении плохо подготовленных и не имевших достаточных военно-теоретических знаний. По их общему убеждению, наилучшим оружием являлась артиллерия, но даже и в этой области они ничего не знали о новых методах ее применения, разработанных в ходе нынешней войны. Поэтому помогать румынской армии пришлось союзникам: французская армия прислала своих военных специалистов, а русская – квалифицированных артиллерийских инструкторов.

Главой французских инструкторов был назначен генерал Бертло, ставший одновременно ближайшим советником по военным вопросам румынского короля Фердинанда. Очевидно, было весьма непросто управлять действиями войск, достоинства и недостатки которых были не вполне известны даже их собственным начальникам. Только этим я могу объяснить, почему все операции, предпринятые для отражения наступления германцев – несомненно владевших инициативой и имевших более подвижные войска, – планировались таким образом, как если бы румынские части умели с равным успехом вести траншейную войну и маневрировать на открытой местности. Особенно ярко это проявилось в конце ноября, когда германцы на нескольких направлениях пересекли границу и вторглись в Румынию. Все попытки остановить германское нашествие при помощи фланговых маневров и ударов по тылам наступающих колонн неизменно заканчивались разгромом румынских войск, а нередко и их пленением. С каждым днем число сохранявших боеспособность румынских дивизий все сокращалось, а опасность германской оккупации возрастала. Не требовалось особого воображения, чтобы предвидеть возможность прибытия австрогерманцев в румынскую столицу.

Тогда румынское Верховное командование и румынское правительство через своего военного представителя при Ставке генерала Коанду обратились к его величеству с просьбой оказать Румынии еще более действенную помощь не только путем замены на нашем левом фланге румынских частей нашими войсками, но вдобавок прислать несколько русских корпусов для непосредственной обороны Бухареста. На следующее утро царь сообщил мне о своем разговоре с генералом Коандой. Благодаря этому я случайно узнал, что в Ставке действует приказ, согласно которому старшие представители иностранных военных миссий испрашивали аудиенции у его величества, не сообщая об этом начальнику штаба. По этой причине подобный порядок конечно же нельзя было считать нормальным. В приватной беседе с царем иностранные представители с легкостью могли поставить его величество в неловкое положение, требующее немедленного точного ответа на их вопросы. В то же время невозможно было ожидать от Верховного главнокомандующего во всякое время достаточного знакомства с истинными фактами, имеющими касательство к поднятым ими проблемам. Подобный упрощенный порядок доступа к главе государства не допускается ни в одной цивилизованной стране даже применительно к иностранным послам, которые всегда договариваются об аудиенции при посредстве Министерства иностранных дел.

Этот случай дал мне удобную возможность довести до сведения глав иностранных миссий через их старших представителей, что они должны предупреждать меня о своем желании провести с его величеством деловую беседу, изложив при этом хотя бы в общих чертах ее предполагаемую тему.

Удовлетворение запроса румынского командования было делом очень непростым. Оно требовало переброски резервов сначала по нашим железным дорогам, а потом еще и по румынским. Сами резервы вынужденно должны были быть настолько крупными, чтобы мы могли надеяться либо на успех всей операции, либо, в крайнем случае, на формирование из них нового изолированного центра сопротивления. В то же время необходимо разъяснить здесь сущность обоюдной договоренности, имевшейся между главами русского и румынского командований. Включение в состав румынской армии небольших русских формирований могло привести только к их расчленению и, следовательно, всего лишь увеличило бы общую численность отступающих войск. По этой причине о немедленном выполнении румынской просьбы не могло быть и речи, однако подготовка к операции была начата незамедлительно. Что же до остального, то потребовалось только подтверждение предписанных ранее мероприятий, которые, в общих чертах, сводились к постепенной концентрации целых армий, которым предстояло заполнить большой разрыв между нашей левофланговой армией под командованием генерала Лечицкого, стоявшей на границе Трансильвании, и правым флангом Дунайской армии, действовавшей в то время в Добрудже. Но реализация этих планов могла происходить только очень медленно, что не позволяло вовремя помочь удержанию в наших руках Бухареста. Именно поэтому генерал Сахаров получил приказ за счет ослабления обороны Добруджи постепенно растянуть свои передовые линии вдоль Дуная с конечной целью подключить их к обороне румынской столицы.

Одновременно с выполнением этой директивы на левый фланг армии Лечицкого прибывал по частям резервный корпус генерала Деникина – того самого генерала, который при Временном правительстве с успехом занимал последовательно такие важные посты: начальника штаба Ставки в одном ряду с Алексеевым и Брусиловым, главнокомандующего армиями Западного фронта (на этой должности он заменил меня) и главнокомандующего Юго-Западным фронтом во время выступления Корнилова против Керенского. В тот момент он был арестован «советским» солдатским комитетом как главнокомандующий, открыто заявивший о своей верности Верховному главнокомандующему всех русских армий генералу Корнилову.

Появление этого корпуса дало мне возможность предложить генералу Коанде выяснить у румынского правительства, где и каким образом они могут использовать эти войска с целью непосредственной обороны Бухареста. В результате уже довольно поздно вечером в присутствии государя произошло совещание, на котором генерал Коанда сообщил мне, что румынское правительство нуждается в подкреплениях и, благодаря увеличению пропускной способности их железных дорог, получение нашей помощи окажется своевременным и вполне реальным делом. Необходимо отметить, что уже в то время со стороны всех русских военных начальников слышались серьезные нарекания на работу румынских железных дорог. Она была столь неудовлетворительна, что офицеры, приезжавшие из Румынии, утверждали, будто причина такого положения заключается не только в невежестве персонала, проявляемом при выполнении сложной работы, но и в явной недобросовестности железнодорожников, демонстрировавших активные прогерманские симпатии. Я не стану пытаться судить о справедливости этих утверждений. Не следует забывать, что во все времена во всех странах в периоды военных неудач выдвигались обвинения в предательстве. Поскольку наличие в Румынии прогерманских настроений являлось общепризнанным фактом, это давало богатую пищу для подозрений и разговоров о широко распространившейся в этой стране измене.

Обсудив все напрямую с румынским Генеральным штабом, сильно встревоженный генерал Коанда на следующий день сообщил мне, что Румыния, к несчастью, вынуждена отказаться от предложенной помощи. Он объяснил, что переброска к Бухаресту целого корпуса возможна только по железной дороге, но железнодорожная линия, которой можно было бы для этого воспользоваться, не справляется даже с перевозкой в Бухарест румынских дивизий, заменяемых на правом фланге румын войсками Лечицкого. В большой степени это можно объяснить тем, что указанная дорога в то время использовалась для эвакуации столицы, а потому была забита излишним количеством поездов. Со временем подвижной состав, выведенный из железнодорожной сети Западной Румынии, доставил румынским властям множество хлопот и затруднений. Из ответа генерала Коанды я смог понять, что при стратегическом развертывании вышеупомянутого русского корпуса, долженствовавшего закрыть разрыв между войсками Лечицкого и Сахарова, ни в коем случае нельзя полагаться на помощь румынских железных дорог. Для экономии времени и для возможного пресечения германского наступления следовало воспользоваться многочисленной русской кавалерией. Уже в это время одна конная дивизия за другой двигались походным порядком позади Юго-Западного фронта и постепенно направлялись в центр Румынии, оставляя позади наши пехотные корпуса.

Не следует забывать, что тогда стояла осень; дороги с твердым покрытием в Румынии почти совсем неизвестны, а большое движение по немощеным дорогам неизбежно очень скоро превращает их в непроходимое болото. Наши кавалеристы, в силу обстоятельств сидевшие в траншеях, не имели возможности поддерживать своих коней в состоянии, пригодном для совершения длительных маршей; на пути в Румынию лошадей приходилось кормить в основном не овсом, а кукурузой. Все перечисленное не могло не замедлять движения кавалерии и отрицательно сказывалось на эффективности ее действий в маневренных боях, к которым в большой степени сводились военные операции, проведение которых предполагалось в Валахии.

Время, необходимое для завершения всех упомянутых мероприятий, не давало нам никакого права надеяться, что нам удастся удержать Бухарест в своих руках. Однако рано или поздно соединение фронта Брусилова и Дунайской армии должно было все же произойти. Отсюда возникал вопрос о том, каким образом будет организовано верховное руководство образующегося фронта. Следовало принять во внимание, что на этом фронте произойдет смешение русских и румынских частей. В то же время не могло идти речи ни о раздельном командовании войсками, ни о создании фронта, прикрывающего плодородные губернии юга России, который не подчинялся бы русскому Верховному командованию. Предстояло решить, при чьем посредстве будет обеспечено подчинение румынских войск русскому Верховному главнокомандующему. На первый взгляд вопрос был легким, поскольку нашим главнокомандующим был сам царь, но, с другой стороны, представлял затруднения, так как во главе румынской армии стоял король Румынии Фердинанд.

Действительно, сорок лет назад румынский король Карл[132], в то время еще великий князь, подчинялся великому князю Николаю Николаевичу, брату правившего тогда императора Александра II.

Начавшийся обмен телеграммами не привел к согласованию простого решения, которое могло состоять в организации румынского фронта на той же основе и под таким же управлением, что и остальные русские фронты. Было необходимо создать более сложную систему, которая обеспечивала бы следующее положение: король Фердинанд рассматривается нами как главнокомандующий румынским фронтом, составленным из русских и румынских частей; при этом ни слова не говорится о его подчинении русскому Верховному командованию. Король в качестве главнокомандующего фронтом назначает себе заместителя, в военном отношении подчиненного русскому Верховному главнокомандующему, – генерала Сахарова, который с точки зрения русских войск обладает правами главнокомандующего. При нем создается русский штаб, начальником которого становится генерал Шишкевич, а также, для поддержания отношений с румынскими войсками, румынский штаб, главой которого назначается генерал Презано[133].

Практика показала, что столь необычная структура управления не приводила к сколько-нибудь необычным трениям. Между генералом Сахаровым и румынским королем установились нормальные отношения. В результате совместные боевые действия русских и румынских войск протекали успешно благодаря бескорыстной взаимопомощи.

Отвод русских войск, численностью до двух корпусов, с правого на левый берег Дуная поначалу был предпринят в попытке отстоять Бухарест, а затем закрыть левый участок будущего румынского фронта, что привело к необходимости оставления русскими войсками линии Чернавода – Констанца. Сначала они несколько отодвинулись назад для сокращения своего фронта и занятия более удобных позиций, но превосходящие силы болгаро-турецких войск отбросили их дальше в направлении долин нижнего Дуная. В начале 1917 года русским частям после упорных боев пришлось постепенно эвакуировать всю Добруджу. Важнее было сохранить свое присутствие на правом берегу Серета, нежели удержать небольшой участок на правом берегу Дуная. Следует учитывать, что ежегодно в течение нескольких недель из-за плывущих по течению льдин судоходство по Дунаю совершенно невозможно. Русские войска, остававшиеся на правом берегу реки, в то время поддерживали связь со своей базой и получали оттуда все жизненно необходимое посредством канатного парома, находившегося вблизи от Измаила. Для такого большого отряда пропускная способность этой переправы была недостаточна, и существовала большая вероятность, что наши войска, остававшиеся на правой стороне Дуная, могут попасть в критическое положение, имея перед собой превосходящие силы неприятеля при отсутствии позади надежной линии для подхода подкреплений или пути к отступлению. Концентрация приблизительно шести русских кавалерийских дивизий к западу от линии Серета давала нам возможность сосредоточить русские корпуса, которым для этой цели приходилось следовать по обычным дорогам. Там они могли объединенными силами поддержать отступающие румынские войска и остановить германское наступление на восток. Можно было с уверенностью рассчитывать на то, что прибывшие русские войска вскоре окажутся в состоянии заполнить все незащищенное пространство между левым флангом армии генерала Лечицкого и правым флангом Дунайской армии, которая под командованием генерала Сахарова постепенно отходила от Бухареста в северо-восточном направлении. Затем, невзирая на продолжавшееся отступление румынских войск, русским частям после ряда упорных боев удалось остановить дальнейшее продвижение австрогерманцев на правом берегу реки Серет.

По мере того, как русские части вступали в контакт с германскими войсками, остатки румын, и так уже достаточно потрепанные, посылались дальше в тыл, где их переформировывали, пополняли и, можно сказать, обучали перед тем, как они вновь обретали способность участвовать в боевых действиях. Тем не менее часть румынских войск, составлявших правый фланг всей румынской позиции, все еще сохраняла боеспособность. В их числе следует отметить бригаду в составе восемнадцати батальонов калараши[134] под командованием генерала Стурдзы[135].

Остальные боеспособные румынские войска были подкреплены несколькими русскими кавалерийскими дивизиями, среди которых был корпус генерала Маннергейма[136] – того самого, чье имя стало известно всему миру в начале весны 1918 года, когда он организовал и возглавил финляндскую Белую гвардию.

С каждым днем способность румынской армии к сопротивлению падала, а протяженность доверенного ей фронта постепенно уменьшалась. В начале 1917 года румынские части занимали только тридцатикилометровый участок линии обороны в Трансильванских Карпатах. Мало-помалу налаживалась организация управления румынского фронта, хотя здесь пришлось столкнуться со многими сложностями ввиду необходимости формирования новых штабов.

Но самые большие трудности были связаны с управлением и реорганизацией железных дорог. Было необходимо согласовать работу русской и румынской железнодорожных сетей. Ни одна из них не функционировала должным образом, однако – по различным причинам, что еще больше усложняло положение. Румынские дороги страдали от перегруженности путей и станций подвижным составом, выведенным с линий, уже попавших в руки неприятеля. Эти вагоны по большей части были загружены различными товарами, эвакуированными из оставленной столицы. Другим недостатком румынских железных дорог была недостаточная готовность их персонала к напряженной работе в военное время. Напротив, наши дороги в тот же период начали испытывать нехватку подвижного состава, но наши железнодорожники уже привыкли к работе в тяжелых условиях и изыскивали возможности для достижения наилучших результатов с имевшимися в их распоряжении недостаточными средствами. Это было особенно трудно по той причине, что ширина колеи наших путей не совпадала с принятой на румынских железных дорогах. Несмотря ни на что, наше положение на новом румынском фронте с каждым днем становилось легче, а работа постепенно входила в нормальное русло. Существовала и другая проблема, создававшая множество затруднений как военным властям союзников, так, в особенности, румынскому правительству, – снабжение войск и населения, и в первую очередь той его части, которая покинула Валахию перед вторжением австрогерманцев. Этот вопрос был теснейшим образом связан с работой железных дорог. Если русские части, спешившие на помощь румынской армии, по плану кампании должны были походным порядком преодолеть сотни километров, то легко сделать вывод, что железные дороги не справлялись с поставленными перед ними задачами. Тем не менее ценой невероятных усилий и взаимных уступок как с нашей, так и с румынской стороны удалось добиться положения, при котором ни наши войска на румынских границах, ни население не страдало от серьезной нехватки продовольствия. Крупнейший провал в работе железных дорог произошел при эвакуации больных и раненых, но даже в этом случае было предпринято все физически возможное. Несмотря на свой преклонный возраст, для правильной организации дела неутомимую энергию проявлял глава санитарного департамента принц Александр Ольденбург[137].

Будучи человеком чрезвычайно вспыльчивым, он не терпел недобросовестной работы окружающих. Разумеется, подчиненные страшились его гнева, однако при подготовке к его приезду все приводилось в исправность и ремонтировалось; все недостающее изыскивалось, поскольку было очень трудно скрыть что-либо от его внимательного и опытного взгляда. В этом смысле его инспекции основных санитарных учреждений бывали весьма полезны.

Таким образом, русские предприняли в румынской армии полную реорганизацию, проведенную, впрочем, на фронте сократившейся протяженности. Такие перемены могли быть осуществлены только ценой истощения наших резервов на других фронтах, что было позволительно только в период зимнего затишья в боях. Необходимо было думать о приближающейся весне в связи с ожидаемым наступлением всех союзников. Конференция представителей союзных армий, имевшая место в ноябре месяце в Париже, признала необходимым договориться, насколько это будет возможно, о переходе в наступление всех союзников в одно и то же время. Кроме того, участники конференции договорились предпринять свое первое согласованное наступление в начале 1917 года. Это решение было принято на основе предположения, что зима для русской армии является наилучшим временем года для ведения наступательных операций. Надо полагать, что в данном случае они вспомнили об успешной зимней кампании 1812 года, которая привела к полному разгрому армии Наполеона. Возможно, еще имелась в виду зимняя кампания 1914–1915 годов, но в обоих случаях отсутствовала какая-либо аналогия с приближающимися боевыми действиями 1917 года.

Операции февраля и марта 1916 года были тому достаточным подтверждением. Не менее необходимо принять в расчет решение Межсоюзной военной конференции о возможности подготовки к активным действиям уже в январе или феврале. Что же касается весны и лета 1917 года, то было необходимо полностью подготовиться к усилению снабжения материальными ресурсами, которые поступали как из нашей страны, так и поставлялись союзниками. Штаб Главной квартиры был занят также работой по подготовке материалов, которые предстояло рассмотреть на конференции главнокомандующих всех наших фронтов. Такие совещания под председательством Верховного главнокомандующего проходили несколько раз в год, однако собрать всех главнокомандующих было возможно только в зимний период кампании. Данное совещание предполагалось созвать в конце декабря 1916 года так же, как это имело место в декабре 1915-го.