Генералы Великой войны

Колонны БЭС двигались походным маршем от побережья Ла-Манша до бельгийской границы, под грузом тяжелой амуниции солдаты изнемогали от летнего зноя, и многие из них хромали из-за волдырей, натертых неразношенными, только что выданными сапогами. А в это же время противник готовил свои силы для массированного вторжения во Францию. Как предписывалось планом Шлиффена, основной удар будет нанесен по Франции с севера, со стороны Бельгии.

Остается загадкой, почему, несмотря на данные, загодя собранные разведкой, и на обилие фактов, подтверждающих их достоверность, французский Генеральный штаб не хотел поверить, что основное вторжение во Францию немцы планируют совершить через Бельгию. В общих чертах план Шлиффена был известен в течение уже многих лет, и даже когда война уже началась, полковник Репингтон, военный корреспондент газеты «Таймс», опубликовал статью и сопровождающую ее карту с расположением германских сил, из которого было четко видно, что главные силы своей армии немцы сосредоточили на севере. Если нужны еще доказательства, тот факт, что Германия была готова действовать, рискуя в случае своего вторжения в Бельгию вовлечь в войну Великобританию (а точнее, будучи уверенной, что вовлечет), даже этот факт должен был бы указать на что, что такое вторжение будет производиться большими силами. Немцы не стали бы подвергать себя опасности возникновения войны большого масштаба только ради того, чтобы несколько кавалерийских бригад смогли напоить своих коней из Мааса.

Несмотря на все мольбы генерала Ланрезака, действия французов, направленные на то, чтобы отразить нависающую опасность, в лучшем случае можно назвать лишь неуверенными. Дело в том, что все свое внимание Генеральный штаб французских войск сосредоточил на неукоснительном исполнении директив Плана XVII и нанесении своих главных ударов по Германии к востоку от Эльзаса, Лотарингии и Арденн. Чтобы проанализировать события, благодаря которым части БЭС приняли участие в боевых действиях под Монсом, необходимо вернуться назад на несколько дней, предшествовавших сражению, и рассмотреть обстановку на севере. 15 августа было замечено появление германской кавалерии на реке Маас под Динаном, к югу от Намюра. В этот день Ланрезак получил разрешение сменить фронтальное направление его частей с восточного, в сторону Арденн, на северо-восточное направление, заняв позиции между реками Маас и Самбра по линии Живе — Мобеж, где 5-я армия Ланрезака должна будет состыковаться с БЭС. Заодно Жоффр, который к этому времени уже был встревожен тем, что немцы и в самом деле могут готовить нанесение основного удара через Бельгию, приказал французской 4-й армии, что располагалась справа от армии Ланрезака, подготовиться к обороне. Учитывая приверженность французов к l’offensive a outrance, (наступательным действиям), это была большая уступка со стороны французского Генерального штаба, однако она немного запоздала.

Немцы начали форсировать Маас 17 августа. Сторожевые заставы французской кавалерии, которые вели наблюдение за форсированием, доложили, что германские дивизии устремляются на север, в Бельгию, а не на юг во Францию. 12 августа 1-я германская армия захватила Брюссель, а 21 августа 2-я германская армия начала осаду города Намюра, расположенного при слиянии рек Самбра и Маас. К этому времени уже совсем прекратили сопротивление форты Льежа и стало ясно, что немецкие 1-я, 2-я и 3-я армии, имеющие в своем составе 16 корпусов, шесть приданных и пять кавалерийских дивизий, являются частью гигантского маневра частями в западном направлении. Результатом этого маневра будет обход левого фланга 5-й армии Ланрезака с последующим продвижением на юг в глубину Франции. На дальнем и самом северном участке этого фланга находились позиции четырех пехотных и одной кавалерийской дивизий Британских экспедиционных сил.

Подразделения БЭС продвигались все дальше к северу, и теперь вся тяжесть удара 1-й немецкой армии должна была бы обрушиться на них. Однако 22 августа, используя для прикрытия своего выдвижения кавалерийскую дивизию Алленби, британские пехотные дивизии заняли позиции вдоль берега широкого канала, который на протяжении 16 миль между Монсом и Конде проходил строго с востока на запад, и представлял собой удобный рубеж обороны. При ширине в 64 фута (примерно 20 м) и средней глубине 7 футов (примерно 2,14 м), канал имел не менее 18 мостов, соединяющих его берега. Однако эти мосты можно было уничтожить или же держать под прицельным огнем. Когда ранним утром 23 августа выдвижение было завершено, позиции БЭС были расположены в следующем порядке, начиная с запада.

На крайнем левом фланге находились позиции только что прибывшей 19-й пехотной бригады. Она была послана фельдмаршалом Френчем с целью усиления фланга II корпуса Смит-Дорриена и заполнения стыка между этим корпусом и 84-й дивизией французской Национальной гвардии к западу от него. Затем, по мере продвижения на восток, располагались позиции дивизий из корпуса Смит-Дорриена, начиная с 5-й дивизии, закрепившейся на берегу канала от Ле-Пти-Крепина и до самого Монса. Немного западнее Монса канал, прежде чем вновь устремиться на восток к Самбре, поворачивал на север, огибая город по широкой дуге, оканчивавшейся у Обера, в трех милях от Монса. Этот изгиб образовывал выступ, направленный вперед, позже он был назван Монсский выступ. И хотя сейчас там занимали позицию войска 3-й дивизии II корпуса, этот участок не считался пригодным к обороне, потому что, если немцы сосредоточат на нем свои усилия, он будет простреливаться с трех сторон. Смит-Дорриен разместил штаб корпуса в Сар-ля-Брюйер в 5 милях (примерно в 8 км) от канала. Связь с подразделениями была плохой и осуществлялась только с помощью посыльных и вестовых. На то чтобы прокладывать телефонные линии и устанавливать телефонную связь вдоль всех 24 миль (примерно 38,5 км) линии обороны корпуса, времени не было, а местная телефонная сеть не была развитой.

Первый корпус Хейга занимал позиции фронтом на восток и изо всех сил старался не терять контакта с левым флангом армии Ланрезака, хотя разрыв между частями постоянно расширялся. А тем временем сам Френч разместил штаб-квартиру БЭС в Ле-Като и устроил передовой штаб в Бавэ. После того как развертывание дивизий БЭС было подобным образом завершено, оставалось ждать новых приказов или подхода противника. Если Френч и не был доволен тем, что Смит-Дорриен командовал одним из двух его корпусов, первые дни военной кампании содержат мало свидетельств, подтверждающих это. И тем не менее решение Китченера послать Смит-Дорриена вместо Плюмера в конце концов привело к одной из великих личных трагедий той войны. Любая ссора между высшими военачальниками, оказавшимися на одном участке Западного фронта, должна удерживаться в определенных пределах, если речь идет о войне, которая унесла такое количество человеческих жизней. Однако здесь будет уместным вспомнить о ней, потому что благодаря этой ссоре Великобритания не смогла в полной мере использовать ум и опыт хорошего генерала, а еще потому, что она в полной мере раскрывает характер фельдмаршала Френча, который в течение многих лет копил свою ненависть к Смит-Дорриену. Это враждебное чувство он хранил даже после войны, даже тогда, когда оно оказалось просто за пределами понимания.

Корни неприязни Френча к Смит-Дорриену можно отыскать в 1907 году, когда Френч покинул пост командующего военным округом в Олдершоте и на его место заступил Смит-Дорриен. Ознакомившись с положением дел на месте своего нового назначения, последний сразу же вмешался в процесс подготовки кавалерийских войск, горячо любимых Френчем, и приказал увеличить объем занятий по огневой подготовке и тактике боевых действий в пешем строю в ущерб освоению приемов ведения боя с саблей и пикой. Выяснилось, что Смит-Дорриен намерен преобразовать кавалерию в столь ненавистную конную пехоту, и это всего лишь через несколько недель после ухода Френча.

Подобные разногласия могут служить источником великих обид. Смит-Дорриен настаивал на своей точке зрения и делал все для того, чтобы кавалерийские подразделения Олдершотского военного округа как минимум хотя бы знали тактику боя в пешем строю и имели огневую подготовку. Эту точку зрения он подчеркивал и в своей автобиографии много лет спустя.

«Для многих военачальников уже давно очевидно, что, будь то в конном или в пешем строю, беглый огонь может оказаться решающим фактором в бою, что дни атак, проводимых большими формированиями кавалерии, сочтены и что в крупномасштабных боевых действиях главной ценностью лошадей будет их способность быстро доставить кавалеристов на позицию, где они смогут спешиться и быстро открыть огонь. Это было убедительно доказано в 1904 году под Мукденом, когда японцы заставили отступить русскую армию.

В силу этого я вовсе не был доволен, узнав, что кавалерийская бригада в Олдершоте демонстрирует безнадежно плохие результаты на ежегодных смотрах по огневой подготовке и что во время маневров ее кавалеристы практически не слезают с седла и проводят великолепные, но невыполнимые атаки в сомкнутом строю против обороняющейся пехоты. В силу этого обстоятельства 21 августа 1909 года, приказав всем кавалерийским офицерам собраться для совещания в столовой 16-го уланского полка, я недвусмысленно изложил перед ними свои взгляды по данному вопросу. Результатом этого совещания стало то, что появилось более серьезное отношение к боевым действиям в пешем строю. Смею утверждать, что мои действия были оправданы последующим развитием событий в Первую мировую войну, но мне известно, что в то время мой взгляд на кавалерию вызывал негодование»

«Memories of Forty-Eight years’ Service», pp. 358–359.

Смит-Дорриен слыл человеком вспыльчивым и далеко не самым тактичным, а Френч, к тому времени генерал-инспектор вооруженных сил, был наверняка обижен действиями своего преемника, и он хранил свою обиду годами. Олдершот являлся главным военным округом Соединенного королевства, но за все время своего пребывания на посту генерал-инспектора Френч никогда не приезжал к Смит-Дорриену, за исключением тех случаев, когда это являлось частью его обязанностей: являясь генерал-адъютантом короля, он был обязан раз в год сопровождать его в инспекционной поездке по Олдершотскому военному округу. В силу этого обстоятельства Смит-Дорриен был человеком, которого Френч меньше всего хотел видеть рядом с собой в августе 1914 года. Однако такова уж логика мира военных, что Френч получил именно Смит-Дорриена.

Китченеру было хорошо известно о неприязни Френча к Смит-Дорриену. Генерал сэр Чарлз Дуглас, который сменил Френча на посту начальника имперского Генерального штаба, говорил военному министру, что назначение такого рода поставит Смит-Дорриена в тяжелое положение, поскольку Френч уже давно и в течение многих лет испытывает зависть и враждебность по отношению к Смит-Дорриену. Китченер говорил Смит-Дорриену, что он сомневается, правильно ли будет направлять его во Францию. Но в конце концов такое решение было министром принято, и вечером 20 августа Смит-Дорриен заступил на свой новый пост в Бавэ, что находился в 18 милях (примерно в 29 км) к северо-востоку от Ле-Като. Оттуда он поехал представиться сэру Джону Френчу и, по его собственным словам, «был принят дружественно».

Генерал-лейтенант сэр Орас Смит-Дорриен был интересным человеком. Он родился в Хертфордшире в 1858 году и был одиннадцатым ребенком в семье, где всего было пятнадцать детей. Его отец был военным, и это не могло не повлиять на решение Ораса пойти в армию. В феврале 1876 года он поступил в Королевский военный колледж в Сандхэрсте. Распределенный для несения службы в стрелковую бригаду (95-й стрелковый полк), он в январе 1877 года получил окончательное назначение в часть, которая станет 2-м батальоном полка Шервудских лесных стрелков, и направился прямо в свой полк в Ирландию.

Смит-Дорриен был вспыльчивым, высоким человеком с впалыми щеками, добрым, хотя и неуживчивым по характеру. Он беспокоился об условиях жизни его подчиненных, а в бытность командующим округом в Олдершоте принимал меры, чтобы улучшить условия быта и отдыха солдат в казармах, и положил конец вечернему патрулированию города нарядами военной полиции, поскольку считал, что нет необходимости тревожить солдат в то время, когда они свободны от несения службы. Смит-Дорриен изучал все составляющие его профессии, он показал себя очень способным командиром в полевых условиях, и все в армии признавали, что он — хороший воин. Ему также довелось и повоевать немало, главным образом в Индии, Египте и Южной Африке.

В 1877 году Смит-Дорриен был направлен в Южную Африку. Там он участвовал в зулусской войне 1879 года и оказался единственным из пяти английских офицеров, кто смог спастись от ужасной резни, которую устроили британским и африканским войскам зулусские «импи»[24] в сражении при Инсандхлвана. Когда противнику удалось сокрушить линию обороны британских войск, Смит-Дорриен смог пробиться к реке Буффало, переплыть ее, освободить одного из своих коллег-офицеров и, пройдя пешком 20 миль и отстреливаясь из револьвера от преследовавших его зулусов, добраться до города Хельпмакаара.

По окончании этих полных тревог и опасностей событий Смит-Дорриен на короткое время вернулся в Ирландию, а затем во время арабской кампании 1882 года он служил в Египте под началом сэра Гарнета Уолсли. После этого Смит-Дорриен прослужил некоторое время в Индии, а потом его откомандировали в английскую Египетскую армию для участия в Суакинской кампании против дервишей. Здесь он принимал участие в сражении при Джиннисе — в последнем бою, во время которого английские солдаты были одеты в свои традиционные красные мундиры.

В период с 1887 по 1889 год Смит-Дорриен учился в штабном колледже, и после завершения курса обучения его вновь направили в Индию. Здесь во время Тирахской кампании 1897–1898 годов ему пришлось принимать участие в боевых действиях в провинции Северо-Западная граница. В мае 1898 года Смит-Дорриен вернулся в Египет и, получив под свою команду Суданский батальон, участвовал в Нильской кампании Китченера, завершившейся разгромом дервишей под Омдурманом. После этой победы он сопровождал Китченера в его походе вверх по течению Нила для встречи в Фашоде с начальником французской экспедиции исследователем Маршаном.

В 1899 году, накануне англо-бурской войны, Смит-Дорриен имел чин подполковника и командовал 1-м батальоном полка Шервудских лесных стрелков, но в феврале 1900 года он получил повышение и стал командовать 19-й пехотной бригадой. Вскоре после этого Смит-Дорриен был повышен снова: он стал генерал-майором. Во время англо-бурской войны ему пришлось принимать активное участие в боевых действиях, и на последних ее этапах он командовал эвакуацией войск. После этого Смит-Дорриен был послан в Индию для службы в должности генерал-адъютанта и прослужил на этом посту с 1902 по 1903 год. В период с 1903 по 1905 год он командовал 4-й дивизией Индийской армии Великобритании, а в 1907 году, имея к этому времени чин генерал-лейтенанта и Рыцарский крест Великобритании, Смит-Дорриен был назначен на пост командующего военным округом в Олдершоте. Быть командующим округа, который по сути является самым сердцем армии Великобритании, — это очень престижная должность. Согласно данным автобиографии Смит-Дорриена, если не считать двух лет, проведенных им в штабном колледже, это было его первое служебное назначение в пределах Соединенного королевства за все 27 лет службы.

Нет никакого сомнения, что генерал-лейтенант сэр Орас Смит-Дорриен был рожден для великих дел. Когда Смит-Дорриен оставил пост командующего Олдершотским военным округом, ему было предложено командовать войсками Южной Африки, однако он предпочел возглавить Южный военный округ со штаб-квартирой в Солсбери, где ему представилась возможность познакомиться с Территориальными войсками Великобритании, формирование которых только-только началось. Смит-Дорриен пришел в восхищение от высокоразвитых и полных служебного рвения солдат Территориальных войск, свободных от постоянного пребывания в казарме. Он оставался командующим Южным военным округом до того самого дня августа 1914 года, когда его направили во Францию для службы под началом Френча.

Уж если вся армия знала об отношении Френча к Смит-Дорриену, вряд ли можно говорить, что о нем ничего не знал сам генерал. Ни один человек не отдаст себя по собственной воле в распоряжение своего врага. Однако здесь имели место совершенно исключительные обстоятельства, и не в последнюю очередь то, что в августе 1914 года единственным местом, где подобало оказаться профессиональному солдату, были БЭС во Франции. Что бы ни чувствовал Смит-Дорриен в отношении Френча, он тут же согласился на предложение командовать соединением действующей армии, и спустя два дня после того, как он прибыл в Бавэ, II корпус вступил в сражение под Монсом.

В тот день 22 августа, когда БЭС еще продолжали свое выдвижение, Ланрезак начал отходить, испытывая давление со стороны немецкой 2-й армии, наносившей удары по его центру и по правому флангу. Головные походные заставы кавалерии Алленби, действовавшие впереди и на левом фланге БЭС, наткнулись на германскую кавалерию и скоро доложили о концентрации больших сил противника впереди по фронту. Однако эти донесения, равно как и те, что были доставлены летчиками-наблюдателями авиационного корпуса, не принимались в расчет в штаб-квартире Френча. Левый фланг последнего был полностью открыт, и чтобы защитить его, не имелось никаких сил, за исключением французской Национальной гвардии и корпуса французской кавалерии под командованием генерала Сорде. Однако в гораздо большей степени командующий БЭС был озабочен положением дел на своем правом фланге, где корпус Хейга, казалось, совсем терял контакт с 5-й армией Ланрезака. Беспокойство Френча было вполне понятным, потому что к вечеру 22 августа части БЭС оказались примерно на десять миль впереди 5-й армии, и разрыв между флангами двух армий возрастал. И чем глубже отступит Ланрезак или чем дальше продвинутся вперед БЭС, тем шире будет становиться этот разрыв.

В конце концов Френч решил остановить свое выдвижение на линии канала Монс — Конде и ответил отказом на просьбу Ланрезака, которая поступила к нему 22 августа и согласно которой ему надлежало на следующий день повернуть фронт своих войск вправо, чтобы пресечь любую попытку немцев нанести удар по левому флангу 5-й армии. Тем же вечером Ланрезак поставил в известность Жоффра, что БЭС, заняв позиции на значительном удалении от фронта, фактически оказались «эшелонированными в тылу 5-й армии». Это утверждение не только не соответствовало действительности, но и было абсолютно нелепым. Когда еще позже той же ночью британская пехота вышла к южному берегу канала Монс — Конде и начала окапываться, и в штаб-квартире БЭС, и в штаб-квартире французской 5-й армии царил хаос.

Положение БЭС было критическим, но винить в этом фельдмаршала Френча нельзя. В соответствии с приказом Китченера Френч был обязан действовать в тесном взаимодействии с французской армией, что он и пытался делать, выполняя приказ Жоффра о выдвижении в северном направлении. Причиной ошибки являлись действия французской 5-й армии, оборона которой рушилась под натиском немцев, позволяя тем самым 3-й германской армии продвинуться до Шарлеруа и вбить клин между 5-й и 4-й французскими армиями последней командовал генерал Лангль де Кари, и она располагалась справа от Ланрезака. Сам Ланрезак, стараясь не потерять контакт с французской армией справа от него, был готов к тому, чтобы покинуть своих британских союзников на левом фланге. Решение проблемы лежало в обеспечении более тесного взаимодействия и в создании силами БЭС и 5-й французской армией единого фронта для отражения готовящейся атаки с северо-восточного направления, но ни того, ни другого сделано не было. Что же касается Френча, то он принял решение закрепиться по берегу канала и готовиться дать бой при Монсе.

Местность вокруг Монса мало подходит для ведения боя в обороне. Официальная история описывает ее как «одну большую и неприглядную деревню, которую пересекают мощеные дороги и над которой высятся только шахтные терриконы и кучи шлака, часто имеющие высоту более 100 футов (более 30 м). Это — местность, где настолько мало ориентиров и пространства для совершения маневра, что еще ни одна армия не заходила сюда, чтобы воевать здесь с цивилизованным противником и в какой-нибудь серьезной кампании» (т. I, с. 63). Генерал Смит-Дорриен, который приехал знакомиться с позицией, заметил, что местность вокруг «Монсского выступа» мало пригодна к обороне, и предложил отвести его солдат из этого выступа и подготовить вторую, более короткую линию обороны примерно в миле (1,6 км) к югу от канала. Согласно первоначальному оперативному построению корпус Смит-Дорриена должен был оборонять позиции протяженностью более 20 миль (более 32 км) вдоль канала и вокруг города Монс — фронт слишком большой для обороны силами двух дивизий и приданной бригады. Однако канал сам по себе был удобной преградой, и II корпус остался на позициях первоначального оперативного плана. Основной удар германского наступления должен был прийтись на II корпус Смит-Дорриена, а не на I корпус Хейга, расположенный далее к востоку.

В 6 часов 00 минут утра 23 августа фельдмаршал Френч созвал в штаб-квартире Смит-Дорриена совещание командующих корпусами. Он дал оценку оперативной обстановке и сообщил своим подчиненным, что перед фронтом БЭС будут действовать «от силы» два корпуса неприятеля и, возможно, кавалерийская дивизия. По воспоминаниям Смит-Дорриена, Френч «великолепно выглядел»… и пребывал в блаженном неведении в отношении действительного положения вещей. Главнокомандующий БЭС приказал командирам корпусов быть готовыми к выдвижению вперед. Правда, одновременно с этим он приказал усилить боевое охранение, а саперы II корпуса получили приказ подготовить к уничтожению мосты через канал.

Смит-Дорриен указал на ряд недостатков, органически присущих растянутой вдоль канала линии обороны, особенно уязвимость Монсского выступа, который в случае наступления противника будет простреливаться с трех сторон, и добавил, что он уже приказал подготовить вторую линию обороны в двух милях (примерно 3,2 км) к югу от Монса. Френч одобрил его решение, но когда раздались первые выстрелы сражения при Монсе, он еще вел в Сар-ля-Брюйер это совещание с командующими корпусов.

С той или иной степенью подробности сражение при Монсе описано во многих исследованиях Первой мировой войны, но на самом деле это было короткое и незначительное по масштабам столкновение. Примерно в шесть часов утра боевое охранение британских войск вступило в перестрелку с головной походной заставой немцев, а в десять часов, когда он проезжал через Жемапп, Смит-Дорриен увидел, как немецкий снаряд разорвался на дороге перед его машиной. Примерно в течение часа артиллерия противника вела огонь по Монсу, и теперь сражение шло как на Монсском выступе, так и вдоль всего канала. К 18 часам того же дня британские войска были вынуждены отступить под натиском значительно превосходящих сил противника, так что все сражение при Монсе длилось около двенадцати часов, и с британской стороны в нем участвовал лишь один усиленный пехотный корпус.

По своему характеру сражение при Монсе было «встречным боем», в котором участвовали передовые части 1-й немецкой армии генерала фон Клука, которая, пройдя Брюссель, делала поворот в южном и западном направлении, и пехота БЭС, окапывавшаяся вдоль канала Монс — Конде. Ни конная, ни пехотная разведка Клука не могли сообщить своему генералу особенно много разведданных. В силу этого последний до тех пор, пока его части не попали под плотный и прицельный огонь, который британские войска вели со своих позиций в районе Монсского выступа, не имел никакого представления о том, что англичане разворачивают здесь свою оборону. Мало-помалу, поскольку 1-я армия все еще делала поворот для движения на юг, начала возрастать концентрация немецких войск у берега канала, и боевые действия стали расширяться в западном направлении.

Вскоре два корпуса армии Клука — III и IX корпуса, имевшие в своем составе четыре пехотные дивизии и еще кавалерийскую дивизию, — вели ожесточенный бой с дивизиями корпуса Смит-Дорриена, в то время как на участке I корпуса Хейга все было спокойно. Вскоре подошло еще больше немецких дивизий, и они тоже были направлены на штурм Монса. По данным германского Генерального штаба, позиции третьей дивизии атаковали три с половиной немецких дивизии, а на позиции пятой дивизии были брошены две с половиной дивизии — всего шесть немецких дивизий против двух дивизий II корпуса БЭС. Если бы атакующие были должным образом организованны и имели артиллерийскую поддержку, такого количества солдат было бы достаточно, чтобы подавить всякое сопротивление на британских позициях. Однако у немцев не было надлежащей организации боя, а британские войска имели лучшие условия для ведения огня на поражение.

Боевые действия в Южной Африке научили английскую пехоту, как занимать удобные и хорошо скрытые позиции и как огнем своих винтовок поражать намеченные цели; и это умение поддерживалось постоянной практикой в огневой подготовке. За одну минуту средний британский пехотинец мог сделать двадцать прицельных выстрелов, а многие солдаты даже больше. Тактика боя, избранная немцами, просто обеспечивала этих метких стрелков превосходными мишенями. В сражении при Монсе именно германская пехота наступала, «тесно сплотив свои копья, шиты свои сдвинув вплотную, сомкнут был щит со щитом и с воином воин». В силу этого, сидя в своих окопах, британские стрелки обрушили на сомкнутые цепи противника настолько плотный и точный огонь, что последний поверил, что здесь ведется заградительный пулеметный огонь.

Дело не только в плотном винтовочном огне; дело еще и в том, как вести его. Перед тем как отдать приказ на открытие огня, английские офицеры велели своим солдатам выжидать и не открывать стрельбу до тех пор, пока немцы не подойдут на расстояние максимально эффективного поражения цели. Командиры отделений отобрали лучших стрелков и поставили перед ними отдельную задачу: выискивать и уничтожать офицеров и унтер-офицеров в цепях наступающего противника. После того как командный состав был выбит, началась откровенная бойня. Атака немецкой пехоты захлебнулась, потому что наступавшие лишились своих командиров, а их цепи заметным образом поредели благодаря точному огню обороняющихся англичан, позиции которых немцы даже не смогли увидеть. Однако на смену остановленной пехотной атаке вступила в игру артиллерия, и она стала испытывать на прочность оборону англичан огнем своих пушек. Как это говорится в одном из рапортов командованию БЭС: «Неожиданно на нас обрушился дождь пуль и снарядов».

На Западном фронте Первой мировой войне суждено было стать войной артиллерии. В период с 1914 по 1918 год 58 процентов всех потерь английских войск во Франции и в Бельгии пришлось на потери от артиллерийского огня, так что, если в сравнении с масштабами последующих артиллерийских налетов обстрел в Монсе и выглядел пустяком, все равно это было тяжелое испытание для войск, не привыкших к нему. Это сражение с участием пехоты и артиллерии, с массированными пехотными атаками, разрывами падающих снарядов и треском винтовочного огня продолжалось все утро, медленно перемещаясь вдоль канала на запад, по мере того как подходило и ввязывалось в бой все большее число немецких батальонов.

Как уже говорилось, германские силы, которые в сражении при Монсе наступали на II корпус, включали в себя войска III и IX корпусов, а также 9-й кавалерийской дивизии II кавалерийского корпуса — все из 1-й армии Клука. Британские войска, оборонявшие Монсский выступ, были с трех сторон охвачены полнокровной немецкой дивизией, а именно 18-й пехотной, и вскоре их положение стало трудным. Однако там, где бои шли вдоль берега канала, атаки противника отражались без особого труда. Тем не менее Смит-Дорриен полностью отдавал себе отчет, что позиция, занимаемая его частями, была изначально не пригодна для обороны. Давление со стороны немцев усиливалось, все большее число их дивизий вступало в бой, а у него не было резервов, чтобы пополнить ими линию обороны, которая и так была чересчур длинной и совсем не глубокой. У немцев был несомненный перевес в живой силе и в крупнокалиберных орудиях, поэтому раньше или позже они форсируют канал и выйдут во фланг Смит-Дорриену.

Винтовочный огонь англичан приводил немцев в ужас. Немецкий писатель Вальтер Блём, который тогда служил в Бранденбургском полку, вспоминает, как его командир оплакивал потерю своего «гордого, прекрасного батальона, выбитого англичанами до последнего человека. Теми самыми англичанами, которых мы высмеивали». Именно так складывалась обстановка на всей линии обороны в течение утра и части дня — не прекращающиеся массированные атаки немецкой пехоты и ее массовая гибель под плотным огнем. Когда раздаются обвинения, что генералы Великобритании, и как это представляется, только генералы Великобритании, подобным образом отправляли на смерть своих солдат, следует вспомнить о тактике данного боя. При Монсе немцы строили свою тактику боя на том, чтобы опрокинуть британскую линию обороны, введя в действие большое количество пехоты и принимая как должное большие потери. Только ближе к вечеру численный перевес немцев стал давать свои плоды настолько ощутимо, что перед Смит-Дорриеном встала проблема, как отвести свои войска, когда они все еще находятся в состоянии тесного контакта с неприятелем.

Но к счастью для фельдмаршала Френча, который в этом сражении участия не принимал и провел весь день в разъездах по другим соединениям своих войск, генерал Смит-Дорриен знал, что делать. Когда к середине второй половины дня стало ясно, что удерживать Монсский выступ далее невозможно, он приказал начать отход батальонам, оборонявшим его. В первую очередь оставил свои позиции 4-й батальон королевских стрелков, оборонявший мосты в самом Монсе. После этого, начиная с правого фланга и последовательно смещаясь к левому, начала оттягиваться назад вся линия обороны британских войск. Это было не волнообразное движение справа налево, а осуществлявшийся по частям отвод войск тогда и там, где роты или взводы оказывались в состоянии подавить огонь противника перед своей позицией и отойти назад под надежное прикрытие. Обилие садов и дома Монса обеспечивало безопасный отход, в силу чего этот маневр, выполнявшийся хорошо обученными и дисциплинированными войсками, прошел без всяких ненужных осложнений. Его ни в коем случае нельзя было назвать отступлением под давлением превосходящих сил противника, ни тем более беспорядочным бегством. Взрыв мостов через канал стал сигналом для всеобщего отступления, и к 16 часам 40 минутам большая часть оборонявшихся британских войск была выведена из соприкосновения с противником и отходила на заранее подготовленные позиции в двух милях к югу от канала.

О каких-то серьезных потерях можно было говорить только применительно к выступу, где подразделения 8-й пехотной бригады оказались окруженными наступавшими немецкими войсками. Чтобы овладеть этой позицией, немецкие войска примерно в 17 часов 30 минут повторили свою атаку. Она была встречена артиллерийским огнем и еще более губительным ружейным огнем Королевских шотландцев, хайленеров Гордона и стрелков Королевского ирландского стрелкового полка. Немцы отступили, после этого их сигналисты подали сигнал «Прекращение огня», дав отбой всем атакам на сегодняшний день. Солдаты германской армии на собственной шкуре испытали возможности солдат Великобритании и не пришли в восторг от полученных ощущений.

Такой была знаменитая битва при Монсе. Она длилась двенадцать часов, и если не считать ряда тактических решений, принятых по ходу боя, и также приказа отступать, отданного в начале вечера, высшему командованию корпуса и даже самому генералу Смит-Дорриену не нашлось особенно много работы. С того самого момента, когда прозвучал первый выстрел, исход сражения зависел от твердости духа и меткости солдат и от тактического мастерства командиров батальонов; ни те, ни другие не подвели Смит-Дорриена. Общее количество потерь во II корпусе составило 1600 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести; корпус потерял также две пушки. Потери I корпуса Хейга составили всего сорок человек, а в кавалерийской дивизии Алленби они были и того меньше.

Поскольку в этом сражении участвовал только II корпус, ему следует воздать должную похвалу. А что касается вины, например, за то, что корпус Смит-Дорриена оказался вынужденным воевать против такого количества немецких дивизий, то ее следует возложить на генерала Ланрезака и, в определенной степени, на фельдмаршала Френча, который утерял контроль за ходом кампании, отказался согласовывать действия с французскими союзниками или настоять на проведении несомненно важного совещания с Ланрезаком и вынудил БЭС без всякого прикрытия двигаться навстречу наступающим немцам.

В наступившей ночи части II корпуса продолжали отходить из зоны непосредственного соприкосновения с противником. Войска нуждались в устранении некоторого неизбежного в таких условиях беспорядка, в переформировании, в приеме пиши и хоть в каком-то отдыхе. Что же касается их командира Смит-Дорриена, от него требовалось произвести перегруппировку своих сил, обеспечить солдат необходимым довольствием, связаться с Френчем, доложить обстановку и получить новый приказ. А пока он, отведя свои части на подготовленные оборонительные позиции в двух милях южнее канала, отдал им приказ окапываться и готовиться к возобновлению сражения на следующий день. Усталые солдаты II корпуса приступили к выполнению этого приказа, но в 23 часа от Френча поступил приказ Смит-Дорриену сейчас же послать офицера-штабиста в ставку главнокомандующего в Ле-Като и получить новую директиву.

Согласно Генри Вильсону, предпосылкой этого вызова послужили следующие события. Во второй половине дня 23 августа, в то время как II корпус вел бои в Монсе, Вильсон сделал расчет и пришел к выводу, что силы, которые противостоят БЭС, не превышают двух корпусов. Раз это так, то он подготовил проект приказов от имени Френча, которые предписывали II корпусу, кавалерийской дивизии и 19-й пехотной бригаде на следующий день, 24 августа, провести наступление в северо-восточном направлении от Монса. К счастью, в это время от Жоффра поступили более свежие данные, из которых следовало, что немцы действуют на этом участке фронта значительно большими силами, и проект приказа о наступлении был отложен на неопределенный период. Вслед за этим в ставку главного командования пришло тревожное известие, что 5-я французская армия, стоящая на правом фланге БЭС, откатывается назад, и сообразно с этим тут же были подготовлены новые приказы, предписывавшие войскам Великобритании отступить на линию Мобеж — Валансьен. Теперь эти приказы надлежало довести до войск, и глава штаба II корпуса, бригадный генерал Форестье-Уокер, был отправлен в штаб-квартиру БЭС, для того чтобы получить их.

Необходимо иметь представление о возможностях коммуникации, существовавших в Северной Франции во втором десятилетии XX века. У штаба Хейга имелась телефонная связь с Ле-Като; у Смит-Дорриена такой связи не было. Этим и объясняется приказ командировать офицера штаба II корпуса в штаб-квартиру командования БЭС на предмет получения инструкций ставки. Правда, поскольку Френч уже принял решение об отступлении, остается непонятным, почему приказ такого содержания нельзя было отправить непосредственно Смит-Дорриену с помощью вестового, примерно так же как он был передан Хейгу по телефону.

Но, так или иначе, пока Форестье-Уокер ездил в ставку и обратно, было потеряно несколько драгоценных часов. Точно так же и приказы, которые он привез с собой, не содержали ни ценных указаний, ни каких-то задач особой сложности. Единственное, что в них было, — это совет, чтобы командующие двух корпусов проводили подготовку к отводу войск совместно, хотя при этом высказывалось пожелание, чтобы части I корпуса прикрывали отход второго. Было три часа утра 24 августа, рассвет начинался в 5 часов, солдаты не спали двое суток, и не было никакого сомнения, что бой возобновится, как только станет настолько светло, что артиллеристы на своем командном пункте смогут наблюдать, куда ложатся разрывы. И на самом деле, германская артиллерия начала обстрел новых позиций II корпуса в 5 часов 15 минут утра, так что, если оба корпуса были намерены отойти без потерь, время терять было нельзя.

В 5 часов 30 минут I корпус уже был на марше; однако когда примерно в 7 утра германские войска вновь пошли в атаку на II корпус, их пехота была встречена градом ружейно-пулеметного огня, который английские солдаты вели со своих надежно укрытых позиций. 3-я дивизия II корпуса смогла оставить свои позиции с боем, но без ненужных потерь. Однако 5-я дивизия, которой пришлось отбиваться от трех германских дивизий, которые пытались обойти с левого фланга линию британской обороны, была прижата к земле артиллерийским огнем, а после этого подверглась массированной немецкой атаке. Солдаты регулярной армии Великобритании смели цепь атакующей немецкой пехоты, а контратака, которую с доблестью провели 9-й уланский и 4-й конногвардейский драгунский полки, позволила вывести из-под угрозы захвата немало пушек. И лишь только после этого пехота смогла отступить.

Некоторые из батальонов Смит-Дорриена понесли тяжелые потери, и не всем из них удалось отступить; так, 1-й Чеширский полк был отрезан неприятелем, и когда у него кончились боеприпасы, он был вынужден сдаться. Но и в этих условиях II корпус, как показал конец этого дня, смог отбить все атаки немцев и организованно отступить, потеряв при этом еще 2000 человек убитыми, ранеными или попавшими в плен. И снова I корпус Хейга практически не участвовал в боевых действиях, и за весь день 24 августа он потерял только 100 человек. В целом БЭС оставались по-прежнему полнокровным и по-прежнему готовым биться соединением, но его солдаты были сильно утомлены и очень нуждались в пище и отдыхе.

Фельдмаршалу Френчу в тот день пришлось тоже очень много поработать, правда, его деятельность не принесла особой помощи ни подразделениям под его командой, ни совместным действиям союзников в целом. 24 августа он отправил послание Ланрезаку, которое гласило: «В случае возникновения угрозы левому флангу БЭС я намерен отступать к своим линиям коммуникации (то есть в юго-восточном направлении, к Амьену), и в этом случае генерал Ланрезак должен будет сам позаботиться о левом фланге, поскольку британские войска больше не смогут отвечать за обеспечение его прикрытия». Возможно, что это письмо, задуманное как форма ответного удара, доставило Френчу значительное удовлетворение, но оно было изумительно мелочным и глупым. Ведь левый, или западный, фланг БЭС уже оказался под ударом немецких войск, и поэтому у Френча не было иного выбора, кроме отвода своих войск строго на юг и обеспечения какого-то взаимодействия с французской армией.

Ланрезак ничего не ответил на это послание, но он направил его к Жоффру, который предложил, что, коль скоро фельдмаршалу Френчу приходится отводить войска БЭС, ему следует делать это в направлении Камбре. Тогда Френч послал телеграмму Жоффру, сообщая последнему, что намерен отходить к Мобежу и Валансьену. Большую часть дня 24 августа Френч провел в своей передовой штаб-квартире в Бавэ, но оттуда он выезжал в корпус Хейга, а также для встречи с генералом Сорде, командующим французским кавалерийским корпусом. Еще он выезжал приветствовать подразделения 4-й дивизии генерала Сноу, которые выдвигались на передовую. Но по какой-то причине он даже не попытался встретиться со Смит-Дорриеном — на тот день единственным командующим корпуса, части которого находились в постоянном боевом контакте с противником. В конце дня Френч вернулся в Бавэ; Смит-Дорриен прибыл туда к 18 часам, чтобы получить указания по характеру движения на следующий день. Согласно воспоминаниям Смит-Дорриена, Френч сказал ему, что «он волен поступать как хочет», а что касается Хейга, то на следующий день, 25 августа то есть, последний намерен начать отход своих войск в 5 часов утра.

Желая больше всего на свете избежать еще одной утренней стычки с противником, Смит-Дорриен доложил, что к полночи он намерен начать движение своих солдат, так чтобы к рассвету пересечь дорогу Валансьен — Бавэ. К этому времени стало известно, что отступают все три французских армии, которые находились на правом фланге БЭС, поэтому приказ выступать в ночь был отдан по всем частям и подразделениям английских войск. Поэтому, после задержки, вызванной необходимостью пропустить кавалерийский корпус Сорде, маршрут которого пересекал направление движения войск БЭС, подразделения английских войск начали движение в южном направлении в ночь на 25 августа, а Френч перенес свою штаб-квартиру южнее, из Jle-Като в Сен-Квентин.

И тут возникла еще одна проблема. На пути движения БЭС лежал Мормальский лес — большой и густой лес, с прекрасными путями сообщения как в западном, так и в восточном направлении, но с полным отсутствием дорог с севера на юг. Учитывая данное обстоятельство и необходимость избежать заторов, было принято решение, чтобы I корпус двигался вдоль восточной опушки леса, а II корпус — вдоль западной. Предполагалось, что, как только они обойдут лес, оба корпуса повернут навстречу друг другу и встретятся. Однако этого не случилось, и между войсками Смит-Дорриена и корпусом Хейга образовался разрыв в несколько миль, устранить который удалось лишь через шесть дней. 25 августа, после того как началось движение войск, Смит-Дорриен отметил в своем дневнике, что «организация связи с I корпусом — вещь исключительно сложная… В течение целого дня я не имел никаких сообщений от I корпуса… и никаких сведений о нем не поступало ко мне из ставки главнокомандующего. Мне представлялось, что согласно приказу мы должны были встретиться этим вечером в Ле-Като».

К 18 часам того дня, после еще одного изнурительного марша по жаре, части I корпуса встали на постой в Ландресье и в Мариолле. Солдаты Хейга практически не участвовали в боях, и их потери были ничтожно малы. Но жара, волдыри на ногах и постоянное недосыпание тоже были тяжелым испытанием для каждого. Что касается II корпуса, 19-й бригады и кавалерийской дивизии Алленби, то те, наоборот, постоянно находились в боевом соприкосновении с частями германской 1-й армии, которая пыталась, обогнув западный фланг, либо отсечь их, либо заставить все части БЭС войти в крепость Мобеж, где их можно было окружить, а позже уничтожить. В конечном счете и солдаты II корпуса, и их братья-кавалеристы смогли отразить эти наскоки немцев, но с тем неизбежным результатом, что и сам корпус, и поддерживающие его части оказались разбросанными и рассеянными как по фронту, так и в глубину. Поскольку дороги были до предела забиты толпами бельгийских и французских беженцев, спасавшихся от наступающих германских войск, задача объединения всех частей корпуса в одну боеспособную единицу становилась еще более сложной.

«Тому, кто там не был, трудно представить себе, какой мрак и неизвестность, присущие войне, окружали нас в ту ночь, — пишет Смит-Дорриен в своих мемуарах. — Самым трудным делом было обеспечение надежной связи, и хотя связисты корпуса со своими проводами и кабелями творили настоящие чудеса, тем не менее сведения о расположении частей можно было получить только спустя несколько часов, после того как они (связисты) добирались до них. Кроме того, мои обязанности не ограничивались только II корпусом, мне приходилось вести работу во взаимодействии с кавалерийской дивизией, 19-й пехотной бригадой и 4-й дивизией. Ни одна из этих частей не была подчинена мне, они докладывали о своих действиях и получали боевые приказы из ставки главнокомандующего, расположенной в 26 милях (примерно 42 км) от передовой. Действительно, в 13 часов 25 августа ставка выпустила приказ, согласно которому 19-я бригада переводилась в подчинение II корпусу, но тогда она воевала совместно с кавалерийской дивизией, и только одному Богу известно, когда до нее дошел этот приказ. Лично мне удалось поймать их только на следующее утро, когда они отправлялись на юг из Ле-Като».

Теперь немецкие части буквально наступали на пятки отступающим британским войскам, и к вечеру 25 августа разведывательные дозоры их кавалеристов-уланов уже проводили разведку боем перед позициями I корпуса возле Ландресье. Сразу же после наступления темноты там же в Ландресье произошла оживленная перестрелка, явившаяся результатом короткого столкновения с неприятелем гвардейцев 4-й бригады, случившегося на окраине города. Хейгу, а он во время этого столкновения находился в 4-й бригаде, с некоторыми трудностями удалось вернуться назад в ставку. Прибыв туда примерно в час ночи 26 числа, он доложил Френчу, что положение в Ландресье «очень критическое», и попросил, чтобы II корпус, находившийся тогда в Ле-Като, в восьми милях к юго-западу от Ландресье, пришел на помощь гвардейской бригаде.

Френч пошел еще дальше. В 5 часов утра он послал полковника Гуже, который теперь стал французским офицером связи при ставке главнокомандующего БЭС, в штаб-квартиру Ланрезака, сообщив, что, встав на постой, I корпус «был атакован превосходящими силами противника, и в настоящее время он намерен отступать, если позволят обстоятельства, на юг, в направлении Гиза. Если же так не получится, отступление будет вестись в юго-восточном направлении на Ля-Капель. Утром завтрашнего дня БЭС продолжит отвод своих частей в направлении Перонны. Не могла бы французская 5-я армия прийти на помощь фельдмаршалу Френчу, обеспечив прикрытие I корпусу, пока тот не соединится с основными силами британских войск?»

Плохая связь перепутала все карты и в этом случае. В течение нескольких часов боевое столкновение в Ландресье было достаточно интенсивным, однако в сравнении со сражением при Монсе и со сражением первого дня отступления оно было не более чем стычкой. Но эта стычка шла под покровом темноты, никто толком не знал, что происходит, и поскольку не существовало способа быстро установить истинное положение вещей, страх и неуверенность росли. Послание Френча побудило Ланрезака приказать частям своего левого фланга, чтобы те оказали Хейгу посильную помощь. Однако к этому времени немцы отошли от Ландресье, и на рассвете 26 августа I корпус смог продолжить свое отступление. Когда колонны солдат уходили на юг, они слышали звуки сильной артиллерийской канонады и частого ружейного огня, доносившиеся со стороны Ле-Като, где в то время вели тяжелый бой II корпус, 4-я дивизия и кавалерия.

Чтобы лучше разобраться в обстановке, результатом которой 26 августа стало сражение у Ле-Като, нужно вернуться к предыдущему вечеру. Штаб Смит-Дорриена достиг Ле-Като примерно к 17 часам 30 минутам 25 августа, и в то время там было известно, что корпус Хейга находится на удалении примерно восьми миль (примерно 13 км) к северо-востоку. Как это следует из объяснения Смит-Дорриена, бои прошедшего дня привели к тому, что подразделения II корпуса на марше оказались очень растянутыми; части 3-й дивизии подходили к Ле-Като, когда уже наступила полночь. Хотя она и не находилась в подчинении у Смит-Дорриена, 4-я дивизия, которой командовал Сноу, вела бои у Солеме, к северу от Ле-Като, смогла дойти до места постоя лишь в 3 часа 30 минут утра, в то время как 19-я пехотная бригада передвигалась совместно с кавалерийской дивизией Алленби. В течение трех дней (в случае 4-й дивизии в течение двух дней) солдаты всех этих частей либо шли в походных колоннах, либо воевали или окапывались, и как же они были измотаны!

Смит-Дорриен расположил свой штаб в деревне Бертри, в трех милях к юго-западу от Ле-Като. Примерно в 18 часов он получил записку от Генри Вильсона — своего рода «приказ-предупреждение», извещавший, что в скором времени поступят приказы о продолжении отступления. Эти приказы должным образом были получены в 22 часа 15 минут, а о состоянии корпуса в то время можно судить по предыдущему абзацу: его части оказались растянутыми, некоторые батальоны еще только-только подходили к местам постоя, и местонахождение многих подразделений вообще не было известно. Ничто не могло помочь в сложившейся ситуации, однако и винить за нее было некого. Трудное положение возникло из-за тяжелых боев в течение этого дня и из-за возможностей военной связи в 1914 году. Однако от этого Смит-Дорриену не становилось легче. Действительно, как ему сообщить приказ своим измотанным и растянутым на большое расстояние силам, когда он даже не знает, где находятся многие из них… а те части, позиции которых ему известны, не способны продолжить движение?

В два часа ночи, когда Смит-Дорриен еще продолжал размышлять над создавшимся положением, прибыл генерал Алленби и сообщил, что поскольку его кавалерийские бригады тоже очень растянулись на марше, а у солдат, равно как и у лошадей, «сил не осталось ни капли», на следующий день он не сможет занять позиции на высотах, занимающих господствующее положение над маршрутом отступления корпуса Смит-Дорриена. В силу этого обстоятельства Алленби убеждал Смит-Дорриена немедленно начать отступление и, пользуясь темнотой, оторваться от противника, ибо в противном случае днем он будет вынужден снова обороняться. Обдумав все это, Смит-Дорриен стал совещаться с командирами дивизий. И тот и другой сказали ему, что солдаты дивизий очень устали и что еще не все батальоны подошли к пунктам сбора. Было принято решение, согласно которому 11 корпус продолжит отход в 9 утра, если не позже. Затем Смит-Дорриен спросил Алленби, согласится ли тот воевать под его началом, если обстановка сложится так, что ему придется занять оборону в Ле-Като. «Я заметил по этому поводу, — вспоминает Смит-Дорриен, — очень хорошо, джентльмены. Мы займем оборону и будем сражаться, и я попрошу генерала Сноу, чтобы он тоже согласился на мое командование».

К 5 часам утра удалось связаться со Сноу, и он согласился с тем, чтобы 4-я дивизия перешла в оперативное подчинение Смит-Дорриену. После того как все эти вопросы были решены, войска стали готовиться к предстоящему бою. Сообщение о принятом решении Смит-Дорриен направил в Сен-Квентин, в ставку главнокомандующего БЭС. В нем он объяснял причины, вынудившие его занять оборону и принять бой, вместо того чтобы продолжить отступление, как этого требует приказ. Это сообщение было получено в Сен-Квентине в 5 часов утра, и Френч тут же отправил ответную телеграмму:

«Если вы способны оборонять занятые вами позиции, можно предполагать, что обстановка начинает улучшаться. 4-я дивизия должна воевать во взаимодействии с вами. Французские войска занимают оборону на правом фланге I корпуса. Хотя вам предоставлена свобода выбора метода действий, данная телеграмма не должна создавать впечатление, что мне безразлично, когда вы продолжите отвод войск, и вы должны приложить все силы, чтобы продолжить его».

Этот ответ весьма обрадовал Смит-Дорриена. У него не было никакого желания пускаться в продолжительную дискуссию по поводу принятого решения или просить о направлении помощи, и по данной телеграмме он заключил, что фельдмаршал Френч понял причины, вынудившие его занять оборону, и одобрил принятое решение. Позже в этот же день Смит-Дорриен говорил Вильсону, что он намеревается всего лишь «нанести противнику ощутимый удар и ускользнуть, пока тот приходит в себя», и что, как ему представляется, эта задача будет ему вполне по силам. Вильсон ответил на это: «Удачи вам… За прошедшие три дня это мой первый разговор с человеком, голос которого звучит бодро и весело».

Точно так же как и при Монсе, сражение при Ле-Като не было продолжительным и не предъявило каких-то особых требований к полководческому искусству генералов. От армии Великобритании потребовалось только то, что она прекрасно умела делать, — занять позицию и удерживать ее, выдержать удар атакующего неприятеля, потом нанести самой контратакующий удар и, заставив неприятеля самого перейти к обороне, оставить поле боя раньше, чем тот успеет опомниться. Это было единственной целью сражения, запланированного Смит-Дорриеном, и он великолепно справился с этой задачей.

Он расположил свой силы так, чтобы 3-я дивизия, развернутая фронтом на север, оседлала дорогу Ле-Като — Камбре, а оперативное построение находящейся на ее правом фланге 4-й дивизии было направлено на юг, в глубину обороны, но развернуто фронтом на запад. Открытый западный фланг за позициями 4-й дивизии прикрывала французская кавалерийская дивизия генерала Сорде, а за ней дивизия французской национальной гвардии обороняла город Камбре. Ле-Като расположен в холмистой местности, господствующие высоты находятся к северу от дороги на Камбре и вдоль долины Селль, которая идет к югу от города. 5-я дивизия занимала позиции непосредственно в самом Ле-Като и к югу от него над долиной Селль, а бригады кавалерийской дивизии Алленби выполняли роль поддерживающих сил и средств, располагаясь в тылу пехотных дивизий или на флангах. Левый фланг оставался открытым, поскольку корпус Хейга находился слишком далеко и не мог оказать помощи. В силу этих обстоятельств оборона корпуса Смит-Дорриена представляла собой тонкую ломаную линию длиной примерно 10 миль, и трудно было ожидать, что она сможет продержаться длительное время.

В целом оборона британских войск под Ле-Като имела некоторое сходство с обороной при Монсе, и генерал фон Клук повел наступление во многом тоже как под Монсом, послав на нее независимо друг от друга четыре армейских корпуса. Германский IV корпус нанес удар по Ле-Като, и вскоре он выдавил оттуда оборонявшихся солдат из Восточно-Суррейского полка и полка легкой пехоты герцога Корнуоллского, заставив их отступить и занять позиции на возвышенностях к югу от города. На склонах этих высот и при поддержке спешившихся кавалеристов 3-й кавалерийской бригады им удалось остановить дальнейшее продвижение неприятеля.

Утро было туманным, и под прикрытием тонкой пелены тумана немцам удалось просочиться сквозь позиции 5-й дивизии и далее в долину реки Селль. По мере того как в наступление включалось все больше и больше немецких частей, которые встречал огонь британской пехоты и артиллерии, сражение все больше и больше расширялось в западном направлении, поскольку противник пытался найти путь в обход британской линии обороны. Германская артиллерия была причиной тяжелых потерь у обороняющейся пехоты, и она наносила серьезный ущерб британской артиллерии, которая вела огонь с открытых позиций. Однако основная тяжесть борьбы легла на плечи британских пехотных батальонов, которые своим точным ружейным огнем отражали атаку за атакой немецкой пехоты. В течение шести часов все атаки неприятеля разбивались о пехотные бригады, что стояли на правом фланге, а части в центре обороны подавляли любую попытку продвинуться через дорогу Ле-Като — Камбре.

Вскоре стало ясно, что немцы были намерены взломать оборону левого фланга и что для достижения этой цели они сосредоточили всю массу артиллерийского огня на 4-й дивизии. Фактически же самым слабым звеном в британской линии обороны был правый фланг, поскольку его не прикрывал корпус Хейга, который по-прежнему отходил на юг. Наконец, примерно часов в 12 дня, начало сказываться давление, оказываемое наступающими на оборону 5-й дивизии, и, сперва по несколько человек, а позже группами большего состава, солдаты начали отходить. Они перебегали от одного укрытия к другому и, нанося время от времени ответные улары по противнику, замедляли его продвижение. Теперь пришло время отводить пушки. В силу ее малочисленности артиллерия в БЭС всегда была объектом особой заботы, поэтому потребовались особое искусство и немалая храбрость, чтобы отвести батареи дивизионной артиллерии по обращенным к противнику и насквозь простреливаемым немцами скатам высот. После того как пушки были отведены и установлены на позициях для обеспечения прикрытия дальнейшего отхода, начала свое отступление пехота, которой пришлось с боем прокладывать себе дорогу среди передовых отрядов немецкого III корпуса, выдвинувшихся с целью отрезать англичан от долины реки Селль.

Не всем подразделениям БЭС удалось выйти из Ле-Като. К середине дня там оказались отрезанными и были разбиты подразделения 2-го Саффолкского батальона, однако большинству других батальонов удалось без особых сложностей оторваться от противника. В начале наступающего вечера генерал Смит-Дорриен наблюдал за тем, как мимо него нескончаемым потоком идут по дороге солдаты его корпуса, «подобно толпам болельщиков после скачек» — с трубками во рту, спокойные и уверенные. Благодаря упорству, проявленному в боях на фланге 4-й и 5-й дивизиями, смогла отойти без особых затруднений 3-я дивизия, которая оборонялась в центре. Правда, при этом был потерян еще один батальон — 1-й хайлендерский Гордона, который не получил приказа об отходе и продолжал сражаться до тех пор, пока не был разгромлен. Немцы не преследовали своего противника, и позже вечером, когда II корпус продолжал удаляться от поля боя, немецкие снаряды разрывались на оставленных позициях.

Сражение при Ле-Като является примером хорошо организованного и небольшого по масштабам сражения, заслуга в проведении которого всецело принадлежит генералу Смит-Дорриену, бесстрашным войскам его корпуса и двум дивизиям — 4-й и кавалерийской, — которые оказали ему неограниченную поддержку. Сам Смит-Дорриен также отдает должное французской кавалерийской дивизии генерала Сорде, которая остановила продвижение немецких частей на левом фланге и в середине дня очень эффективно использовала свои 75-мм орудия против немецкой пехоты. Как об этом говорит официальная история: «Не имея прикрытия ни на одном из флангов, II корпус дал бой вдвое превосходящим силам противника, нанес ему ощутимый удар и практически без помех, если не считать столкновений на правом фланге 5-й дивизии, вывел свои войска из боя».

«Упреждающий удар», нанесенный Смит-Дорриеном у Ле-Като, оказался очень эффективным. Прошло целых двенадцать часов, прежде чем Клук смог собрать свои дивизии и вновь пуститься в погоню, и Смит-Дорриен отметил в своем дневнике, что, «если не считать отдельных групп всадников и конных отрядов, которые не приближались на расстояние выстрела», следующие двенадцать дней их отступления никто не причинял беспокойства его корпусу. Как всегда, успех достался дорогой ценой. После сражений при Монсе и при Ле-Като общие потери британских войск составили 7812 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, включая 2600 солдат, взятых в плен, и 38 орудий.

Теперь, после того как за плечами у них оказалось два сражения, которые, если и не были явными победами, поражением тоже никак не назовешь, наверное, стоит взглянуть попристальнее на трех генералов Великобритании, в наибольшей степени связанных с этими боями, и дать оценку их действиям. Мало что можно сказать о командовавшем I корпусом генерале Хейге, поскольку его корпус практически не привлекался к боевым действиям, и судить его по делам его еще только предстоит. Что касается генерала Смит-Дорриена, то ему, несомненно, нужно отдать должное, поскольку он выполнял все, что намеревался, и делал это хорошо. Он дважды выходил на бой с более сильным противником и в такой местности, которая не обеспечивала ему особых преимуществ, и заводил его в тупик, умело спасая своих солдат и сохраняя боеспособность своих частей на следующий день. В свете таких фактов не выдерживает никакой критики ни один из упреков в адрес генерала Смит-Дорриена, несмотря на то что спустя годы после данных сражений обвинения в некомпетентности и выдвигались его командиром, фельдмаршалом сэром Джоном Френчем. Однако важно отметить, что в ту пору Френч их не выдвигал.

Сам главнокомандующий БЭС ничем особенным не прославился во время этой войны, и совсем нетрудно найти прорехи в его деятельности на этом поприще. Хоть это было и не всецело по его вине, но ему не удалось установить нормальных деловых отношений с Ланрезаком, а 25 августа он выглядел командиром, не имеющим никакого представления об обстановке, в которой оказались его солдаты. Приказ, в котором II корпусу предписывалось продолжить отступление из Ле-Като, был издан им в условиях полного неведения условий, в которых Смит-Дорриену придется выполнять этот приказ. Конечно, какая-то часть вины за это может быть возложена на постоянное отсутствие надежной связи, но ведь Френч ничего не сделал, чтобы установить положение дел со II корпусом, кавалерийской дивизией, а также с 4-й дивизией и 19-й бригадой. И это при том, что все эти соединения находились под его прямым командованием, а три последние части подчинялись непосредственно ставке главнокомандующего. Данные три подразделения в течение всего дня 25 августа вели боевые действия, и одно это обстоятельство должно было бы служить признаком того, что II корпус может испытывать определенные затруднения.

Фельдмаршал Френч практически не прикладывал никаких усилий, чтобы повлиять на течение событий ни во время сражений при Монсе и при Ле-Като, ни во время отступлений, последовавших за ними. Говорить командующим корпусов, что им самим надлежит принимать решение об отводе войск из-под Монса, это — в лучшем случае — странный способ управления войсками для любого командующего армией и не в последнюю очередь потому, что здесь можно усмотреть нежелание взять на себя ответственность. Похоже, что Френч большую часть времени проводил вдали от своей ставки, и не исключено, что благодаря этому обстоятельству он не имел четкого представления об оперативной обстановке, особенно в том, что касалось II корпуса. Возможно, фельдмаршал Френч чувствовал себя спокойнее и более уверенно, управляя войсками непосредственно на поле боя. Однако трудно расстаться с ощущением, что масштабы этой войны, столь отличной от всего, с чем приходилось сталкиваться фельдмаршалу Френчу до этого, подавили его способность к объективной оценке обстановки. Помимо всего этого, как свидетельствуют его собственные мемуары, фельдмаршал Френч уделял слишком много внимания размышлениям над недостатками, реальными или мнимыми, своего упорно сражающегося подчиненного — генерала Ораса Смит-Дорриена. Однако до поры до времени Френч свои сомнения держал при себе.

Но даже учитывая все промахи главнокомандующего британскими войсками, беспристрастный анализ сражений при Монсе и Ле-Като не может отразиться плохо на репутации любого из генералов Великобритании. С другой стороны, если обвинять генерала Ланрезака, необходимо не забывать, что положение, в котором оказались его войска и в котором ему пришлось воевать, оказалось именно таким, о каком он не один раз предупреждал Генеральный штаб Франции. Понятно, почему армия Великобритании с гордостью вспоминает об этих своих успешных боевых действиях, однако сражения при Монсе и Ле-Като были небольшими сражениями, которые оказывали мало влияния на исход титанической борьбы, которая тогда разгоралась на Западном фронте между армиями Франции и Германии.

Френч не согласился бы с подобной оценкой, и его первое официальное донесение, написанное 7 сентября 1914 года и содержащее анализ боевых действий при Монсе и Ле-Като, содержит массу слов похвалы его армии, командующим соединениями и в особенности Смит-Дорриену:

«Мое краткое сообщение о доблестной обороне британских войск было бы неполным, если бы я не отразил в нем своей высокой оценки действий генерала сэра Ораса Смит-Дорриена. Скажу без всякого колебания, что 26 августа правый фланг руководимой мной армии не был бы спасен от поражения, если бы операциями там не руководил лично командир необыкновенно хладнокровный, бесстрашный и решительный… я не могу переоценить полководческое искусство, проявленное двумя генералами, командовавшими корпусами армии».

Это была хоть и неискренняя, но вполне заслуженная похвала. Но прошло немного времени, и Френч предпочел забыть о том, как Смит-Дорриен командовал войсками в сражениях при Монсе и Ле-Като, а в конце концов он выпустил книгу, где он полностью пересмотрел мнение о своем несчастливом подчиненном.

Пятью годами позже этот фельдмаршал издал книгу «1914», содержавшую его личные впечатления о первых месяцах войны. Написанная рукой бывшего главнокомандующего БЭС, такая книга могла бы стать бесценным документом, средством проникновения в глубинную сущность событий тех трагических дней как на фронте, так и в ставке главнокомандующего. Вместо этого единственной и главной темой книги стала жалоба на генерала Смит-Дорриена. Книга также не страдает недостатком сплетен и лжи, порочащих имя человека, который к тому времени не имел возможности защитить себя от нападок. Удары исподтишка наносятся и по фельдмаршалу Китченеру, который в 1914 году был политическим и военным руководителем Френча и который, когда книга вышла из печати, уже три года как был мертв.

«1914» — книга не только злопыхательская, но и неудачная до такой степени, что можно только изумляться — что же побудило Френча написать ее: ведь многие «факты», которые он вставил в свою книгу, с тем чтобы опорочить Смит-Дорриена, можно легко опровергнуть ссылками на его собственные донесения, на военные дневники подразделений или на воспоминания еще живых тогда очевидцев, многие из которых охотно высказывали свое мнение, чтобы донести до британской общественности представление об истинном положении вещей.

Из своей книги «1914» Френч изымает все слова похвалы, высказанные им в адрес Смит-Дорриена:

«В своем донесении от сентября 1914 года я с похвалой отозвался о сражении при Ле-Като… В силу необходимости оно (донесение) составлялось весьма поспешно и до того, как мне представилась возможность ознакомиться с докладами об оперативной обстановке, как предшествовавшей, так и складывавшейся в ходе того сражения, с помощью которых только и можно было установить истинное положение вещей… и слово в слово содержало ту оценку характера действий немецких войск в отношении II корпуса, а также складывающейся угрожающей обстановки, которую дал командующий этим корпусом…»

«1914», с. 79–80

Френч здесь не доходит до того, чтобы полностью отказаться от направленного им донесения, однако вывод из сказанного однозначен: действия Смит-Дорриена в ту пору не заслуживали похвалы, и теперь Френч намерен исправить ошибку. Его объяснение — как и почему возникла подобная ошибка — при пристальном рассмотрении не выдерживает никакой критики. С тех пор как произошло сражение при Ле-Като и до дня, когда было составлено донесение, прошло целых 12 дней… и еще пять лет до того момента, когда Френч пришел к выводу о необходимости опровергнуть большую часть содержавшегося в нем. Правда же заключается в том, что Френч не имел представления о состоянии II корпуса, когда тот вошел в Ле-Като, и Смит-Дорриен поступил совершенно верно, отказавшись исполнять приказ о дальнейшем отступлении. Подобные действия предусмотрены «Уставом полевой службы», действовавшим в то время (часть 1, раздел 12, параграф 13) и гласившим: «Если в отсутствие высшего начальства подчиненный безукоснительно следует букве данного ему приказа в тех случаях, когда обстоятельства требуют прекратить исполнение этого приказа, и если следствием этих действий является провал операции, он должен нести ответственность за данный провал».

На книгу «1914», которая была написана через пять лет после событий, якобы описываемых в ней, и которая, что довольно странно, была посвящена Дэвиду Ллойд Джорджу — человеку, у которого генералы Первой мировой войны вообще любовью не пользовались, можно было бы и не обращать внимания, если бы не одно обстоятельство. Она позволяет познакомиться поглубже со складом ума и с характером сэра Джона Френча. Если судить по его же собственным словам, можно прийти к выводу, что в своей ненависти к Смит-Дорриену он доходил до маниакально-параноидального состояния — факт, который можно проиллюстрировать рядом следующих примеров. Датированное 26 августа послание Френча к Смит-Дорриену до такой степени недвусмысленно выражает молчаливую поддержку решения последнего провести оборонительный бой у Ле-Като, что обязывает 4-ю дивизию поддержать его в этом бою.

Однако в своей книге Френч, продолжая комментировать содержание того сентябрьского донесения, пишет: «В анализах отступления из Монса более чем неоднократно заявлялось о том, что в ставке главнокомандующего в Сен-Квентине было дано какое-то, как минимум негласное, согласие на решение, принятое командующим II корпуса. Благодаря способным и преданным делу офицерам моего штаба я могу сказать, что в подобных заявлениях нет ни капли правды» («1914», с. 80). Читателям предлагается снова взглянуть на то послание Френча к Смит-Дорриену и решить самим, насколько правдиво данное высказывание фельдмаршала.

Говоря об этом послании, нужно также коснуться и вопроса времени. В книге Френч утверждает («1914», с. 82): «О том, что левое крыло моей армии ведет активные боевые действия, мне стало известно только к 8 часам утра 26 августа. К Смит-Дорриену немедленно были посланы офицеры связи штаба с безукоснительным приказом прекратить боевые действия и немедленно продолжить отступление». Это — ложь, и такая ложь, которую нетрудно опровергнуть. Ответ, который ставка направила Смит-Дорриену, тот самый ответ, который Френч позднее решил опровергнуть в своей книге, датирован 5 часами утра 26 августа, то есть за три часа до того, как Френчу якобы стало известно о решении Смит-Дорриена силами своего корпуса нанести контрудар противнику.

Затем Френч упоминает («1914», с. 84) о «плачевном состоянии войск, которые сражались при Ле-Като», совершенно упуская из виду, что это были те самые войска, которые после того сражения прошли за два дня более 30 миль (более 48 км) и к концу второго дня провели переформирование своих батальонов. Френч знал, что это его утверждение ложно, поскольку 28 августа он сам стоял на обочине дороги на Гам и смотрел, как мимо него «со свистом и с песнями» проходят колонны солдат, а позже написал в своей книге («1914», с. 89): «Единственным вопросом, который раз за разом повторяли солдаты, было: „Когда же мы перестанем отступать и встретимся с ними лицом к лицу в бою?“ А после этого они добавляли: „Мы можем загнать их в ад“». Такое состояние солдат нельзя назвать «плачевным», но Френчу так хочется унизить Смит-Дорриена, что он зачастую противоречит сам себе.

Еще одна ложь Френча относится к приводимым им цифрам потерь. В данном случае это выглядит намеренным извращением фактов, нежели спорным заявлением, подлежащим обсуждению в открытой дискуссии. В своей книге «1914» он утверждает, что в сражениях при Монсе и при Ле-Като потери корпуса Смит-Дорриена составили «как минимум 14 000 солдат и офицеров, а также не менее 80 орудий». Это примерно вдвое больше действительных потерь, которые были понесены во время этих сражений и фактически составили 7812 человек убитыми и ранеными и 38 орудий. Несомненно, потери Первой мировой войны всегда трудно поддаются учету, но ошибки такого порядка нельзя отнести к ошибкам статистики.

В книге также много искажений того, что было в действительности. Френч заявляет, что в ночь перед началом сражения при Ле-Като «сэр Орас спросил генерала Алленби, каким, по его мнению, будет исход сражения, если он (Смит-Дорриен) останется и займет оборону на этой позиции, добавив, что его солдаты настолько измотаны, что это обстоятельство в течение некоторого периода времени не даст ему возможности снова послать их в поход». Подобная перетасовка разговора, действительно имевшего место, — характерный, как мы сможем увидеть, прием фельдмаршала — являлась частью попытки отобрать честь победителя при Ле-Като у Смит-Дорриена, отдав ее Алленби. Действительное положение дел было таким, как оно описано выше, и это подтвердил сам Алленби после выхода книги Френча из печати в 1919 году. Возвращаясь к сражению при Монсе, если верить Френчу, то не было никаких соединений германской армии, на самом деле наступавших на позиции II корпуса Смит-Дорриена. Двух армейских корпусов и кавалерийской дивизии, а также еще одного корпуса на подходе — целых шести полнокровных дивизий согласно построению германской армии просто никогда не существовало, и все сражение было превращено в вооруженное столкновение между кавалерийскими патрулями. Немало желчных насмешек направлено в адрес Смит-Дорриена и за его решение отвести войска с Монсского выступа, хотя одного взгляда на карту достаточно, чтобы понять, что эта позиция непригодна для обороны. И в таком духе написана вся книга, от страницы к странице. Читать «1914» — далеко не самое приятное занятие.

Что еще бросается в глаза и даже вызывает какой-то странный интерес, так это то, что в своей книге Френч из кожи вон лезет, превознося действия Дугласа Хейга и его корпуса. Даже несмотря на то что, как уже было показано, этот корпус принимал мало участия в сражениях при Монсе или Ле-Като, и в первые дни отступления противник мало беспокоил его в сравнении с войсками Смит-Дорриена. Идя на поводу у зависти и подозрительности в отношении Смит-Дорриена, Френч, кажется, даже не догадывался, что его настоящим противником в то время был сэр Дуглас Хейг, который каждому, кто только соглашался слушать его, сообщал, что фельдмаршал не соответствует занимаемой должности и что его вообще не следовало ставить главнокомандующим БЭС. Все это могло быть неизвестно Френчу в 1914 году, но в 1918 году, когда он сел за работу над своей книгой, он не мог не знать, что тогда думал о нем Хейг. И тем не менее, для того чтобы Смит-Дорриен выглядел неумелым и беспомощным, Хейг в книге Френча представал очень компетентным и преданным подчиненным главнокомандующего.

Публикация книги «1914» была встречена с негодованием. Сэр Джон Фортескью, выдающийся специалист по истории британской армии, с грустью написал следующие слова:

«В целом мы должны сказать, что это — книга с самой печальной судьбой из всех когда-либо написанных. Вызывает огорчение сам дух, в котором написана книга. Чтобы запятнать репутацию подчиненного, который лишен права защитить себя, автор опускается до самого неуклюжего и наиболее нелепого оговора и искажений в трактовке событий».

Последнее замечание связано с тем, что Смит-Дорриен посчитал, что он имеет право на ответ и на расследование обвинений, выдвинутых Френчем, и с этой целью обратился к премьер-министру Ллойд Джорджу — тому человеку, которому Френч посвятил книгу «1914». Ллойд Джордж отказал Смит-Дорриену и в том и в другом на том основании, что тот все еще состоит на действительной службе и поэтому не имеет права на публикацию своих воспоминаний. Поскольку фельдмаршалы в силу своего звания состоят на действительной службе пожизненно, то в таком же положении оказался и сэр Джон Френч, но это обстоятельство как-то прошло мимо внимания Ллойд Джорджа. Затем последовали публикации в «Таймс» и «Дейли Телеграф», и Смит-Дорриен снова запросил созыва комиссии с целью изучения соответствующих документов. Однако военный министр Великобритании принял решение отказать Смит-Дорриену в любой форме публичного ответа, «потому что, — как сказал он, — если мы хоть раз разрешим офицерам, состоящим на действительной службе, писать статьи в газеты, то, как мне кажется, ущерб, причиненный тем самым армии, будет просто бесконечным». Сэр Орас к этой теме больше не возвращался, однако его друзья позаботились о том, чтобы подлинное положение дел в 1914 году во Франции стало достоянием широких кругов общественности.

Мы еще остановимся на этой печальной теме, однако сейчас нам нужно вернуться на поля сражений, где в последнюю неделю августа 1914 года Британские экспедиционные силы, потрепанные в боях, но по-прежнему боеспособные, отступают на юг к Марне.