Кто развязал Первую Мировую войну

Множество анекдотов имеет такое стандартное начало: возвращается муж из командировки, а... – и т.д. Подобные возвращения происходят иногда не только с несчастливыми мужьями, но и с целыми государствами. Такого рода командировкой, оторвавшей Россию от привычной нормальной жизни, и была для нее сначала война на Дальнем Востоке, а потом и революция. Возвращением для России стало появление полноценного главы правительства в лице П.А.Столыпина, разгон совершенно недееспособной I Государственной думы и переход к постепенной политике реформ и модернизации народного хозяйства. Увы, столь нетипичный для России период относительно хорошей жизни оказался недолговечен, но нам пока рано заниматься тем, как и почему так случилось. В данный момент нас, прежде всего, интересует то, к какой же международной ситуации вернулась Россия из своей длительной командировки.

В этой ситуации как раз произошли такие изменения, которые, будучи постепенно оценены и осознаны некоторыми экспертами-аналитиками в течение нескольких последующих лет, и привели затем Европу прямиком к началу Первой Мировой войны.

Постоянным фактором международных отношений, сложившимся в девяностые годы XIX века, с которого мы и начали наше повествование, стала гонка морских вооружений, затеянная Германией по инициативе Вильгельма II.

Поначалу, как мы уже сообщали, англичане изо всех сил делали вид, что этот сюжет их совершенно не волнует. Однако, судя по тем практическим шагам, которые они предпринимали, это было не совсем так. Хотя трудно, на самом деле, понять, что же их могло волновать к концу 1905 года, когда у Англии имелось 65 броненосцев, а у Германии – только 26[723]. Тем не менее, когда в октябре 1904 года пост первого морского лорда – командующего Британским флотом – занял сэр Джон Фишер, то военная стратегия Великобритании приобрела вполне определенные новые черты. Фишер и его единомышленники признали, что Владычице Морей брошен серьезный вызов, на который следует серьезно отвечать.

Чисто практическим решением, на котором остановился Фишер, было не количественное наращивание сил – в ответ на количественное наращивание сил Германией, а переход к качественно иному морскому оружию. В течение последующего столетия (через пару недель после того, как пишутся данные строчки, как раз и наступит октябрь 2004 года) человечество еще не раз сталкивалось с такой ситуацией, когда какая-то из стран пыталась добиться безоговорочного военного преимущества, обзаведясь принципиально новым типом оружия; самая классическая ситуация такого рода – это атомное оружие в американских руках в 1945 году.

Вот и Фишер, заняв высший пост в Британском флоте, попытался обзавестись чем-то подобным.

Несколько специалистов в разных странах, задумавшись о дальнейшем развитии военно-морского вооружения, пришли к идее создания новейшего типа корабля, превосходящего по своим боевым и эксплуатационным возможностям все, известное до сего времени.

Этими специалистами были итальянский инженер Куниберти, австрийский инженер Зигфрид Поппер, американский лейтенант флота Паундсон[724].

Они осознали и обосновали практическую возможность постройки корабля со столь мощной силовой двигательной установкой, что появлялась возможность значительно увеличить общую массу с одновременным увеличением скорости. Это позволяло создать цельнометаллический корабль с броней невиданной толщины и оснастить его артиллерийским оружием немыслимой мощности. По сравнению с таким кораблем все прежние боевые корабли превращались как бы в маленькие катера, да еще и движущиеся со смехотворно низкой скоростью; можно сказать даже, что не в катера, а в маленькие шлюпочки или лодочки!

Фишер первым понял, что практическая реализация такого проекта является именно тем, в чем нуждается Англия в данный исторический момент. Уже в этом сказалось преимущество Фишера по сравнению с его германскими коллегами, до которых дошло то же самое только тогда, когда Англия приступила к практической постройке первого корабля такого типа. Собственное название этого первенца – «Дредноут» (Непобедимый) и стало названием всего этого типа кораблей, хотя уже после Первой Мировой войны в международном морском лексиконе в основном вернулись к традиционному наименованию, бытующему применительно к основному типу боевых кораблей еще парусного флота – линейный корабль, линкор.

«Дредноут» был построен в Англии всего за один год, спущен на воду 10 февраля 1906 года и полностью вступил в строй в 1907 году. Он еще не был спущен на воду, когда все остальные специалисты во всех флотах мира уже поняли, что это такое.

И тут возникла ситуация, которую явно не сразу осознали Фишер и прочие его умнейшие коллеги в Британском флоте: «Дредноут» настолько качественно превосходил все прежнее, что все старые корабли внезапно настолько устарели, что годились только к немедленному списанию. Это практически было почти эквивалентно тому, что все прежние боевые корабли всего мира вдруг сразу и одновременно ушли на дно! Вся гонка строительства кораблей, которой занималась Германия уже десяток лет, вдруг оказалась совершенно бесполезной! По-видимому, именно эта идея и привела английских адмиралов в такое эйфорическое состояние, что они не сразу поняли, что наиболее пострадавшей стороной оказалась не кто-нибудь, а Англия!

Действительно, арифметика весьма простая:

Сколько у Англии было современных боевых кораблей высшего класса в 1905 году?

– 65!

А у Германии?

– 26!

А сколько у них стало в 1907 году?

– Один у Англии и ни одного у Германии!

Конечно, если вычислять соотношение, то было 65:26, а стало 1:0 – т.е. преимущество стало бесконечным. Радость была недолгой, и закончилась в тот момент, когда стало ясно, что новый виток гонки вооружений начался теперь практически с нуля: отныне все морское преимущество Англии сохранялось исключительно за счет кораблей устаревших типов. Конечно, они не превратились в шлюпочки или лодочки, но и полноценными кораблями они уже не были.

Это оказалось шоком: отныне, фактически, сравнивать приходилось не наличные корабли, а производственные мощности судостроительных промышленностей Англии и Германии.

Да и другие страны, коль скоро им теперь приходилось сравнивать собственные силы с мощнейшими флотами в составе одного или нескольких кораблей, могли не на шутку задуматься: а не обзавестись ли и им самым мощнейшим флотом в мире?

Российские моряки даже прямо пришли к такой идее. Морской Генеральный штаб (МГШ), только что созданный в России в начале 1906 года, прямо заявил: «Мы без особого труда можем в несколько лет создать такой флот, который в состоянии будет бороться с германским». В войну «мы потеряли то, что уже непригодно для современного боя. Другие державы, в том числе Германия, не потеряли ни одного корабля от войны, но тем не менее все их прекрасные корабли, построенные до русско-японской войны, уже мало пригодны для современного боя, и им приходится создавать эскадренные броненосцы так же как и нам» – это было заявлено на совещании в Морском министерстве, где решался вопрос о том, что теперь делать с отечественной судостроительной промышленностью[725]. Одно только непонятно: почему российские моряки брались сравнивать свой флот с германским, а не прямо с мощнейшим английским?

Фактом остается то, что в те годы мания обзаводиться дредноутами охватила чуть ни весь мир, включая такие мощнейшие морские державы как Аргентина и даже Чили!

Если говорить всерьез, то даже непонятно, как же можно было в те годы сравнивать истинное соотношение сил флотов различных держав. Практика как критерий истины, почти ничего не дает в этом отношении: морские сражения Первой Мировой войны не привели в практическое противоборство основные силы борющихся сторон; единственное исключение – Ютландский бой 31 мая – 1 июня 1916 года, первая фаза которого завершилась практически вничью, после чего обе стороны (и англичане, и немцы) увели свои корабли в собственные базы. Так что арифметика так и продолжала оставаться чисто бумажной, хотя почему-то и считалось, что Британский флот сохранял свое преимущество и действительно практически осуществлял блокаду германских берегов.

Похоже, на самом деле, на то, что это было чистейшим блефом со стороны англичан, но никто, кроме десятка их высших адмиралов и морских штабников, а также нескольких английских министров, так и не понял, что это был именно блеф. Эти же, посвященные в данную тайну, хранили ее, как Кощей Бессмертный хранит свою смерть!

Повторяем, что никакое аргументированное мнение никакого военно-морского эксперта не может дать ответа на то, каково же было истинное соотношение тогдашних флотов Англии и Германии – уж слишком различными были качественно тогдашние корабли. Опасаемся, что не может помочь даже современное компьютерное моделирование. Да и к чему такое моделирование, если Вильгельм II решил в 1914 году крайне просто: держал почти весь свой флот, не выпуская из гаваней вплоть до самого конца войны – вот и все! Что же тут моделировать?..

А вот чисто политические действия тогдашних английских моряков и политиков весьма выразительны, и очень заставляют подозревать, что сами англичане вполне осознавали эфемерность собственного морского преимущества.

Выразилось это прежде всего в том, что радикальнейшим образом изменилось отношение англичан к России. Если с самых времен после разгрома Наполеона I и вплоть до Цусимского боя отношение англичан было примитивно простым: давить на Россию по всем точкам, в которых она сама пытается давить на Англию, то затем это изменилось. Возможно, это изменилось даже раньше: во время Гулльского инцидента, когда как раз Фишер и занял свой высший пост. Интересно, действительно, насколько связаны эти события и в какой именно связи они находятся! Но во время Портсмутских переговоров отношение изменилось уже очень заметно. Ведь никакие усилия Вильгельма, Рузвельта или Моргана не помогли бы Витте и России, если бы Англия (в совокупности с Японией) заняла бы непримиримую позицию и продолжала додавливать Россию насколько это было возможным. И, однако!..

Очень похоже на то, что уже в 1905 году англичане больше верили не в свой флот, а в сухопутную Русскую армию – и принимали все меры к тому, чтобы не довести до развала ни ее, ни само Российское государство.

Сэр Артур Никольсон, новый английский посол, появившийся в Петербурге в мае 1906 года, перед отъездом тщательно инструктировался всей британской политической верхушкой[726].

9/22 мая берлинский корреспондент «Таймс» сообщил о возможности скорого заключения англо-русского соглашения[727] – это стало сенсацией!

11/24 мая сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Великобритании, отвечая на запрос в палате общин по поводу публикации в «Таймс», заявил о «дружеских отношениях» между Россией и Англией и о тенденции к их сближению. Однако, похоже, что тут англичане забежали несколько вперед: предложенный ими дружеский визит Британского флота в столицу России был вежливо отклонен[728]: российскому правительству было не до дипломатических визитов иностранных флотов – свой собственный Балтийский флот составлял первоочередную проблему для правительства. Действительно, спустя месяц состоялся разгон I-й Думы, а в ответ были подняты восстания моряков в Кронштадте, Свеаборге и Ревеле. Они, правда, были тут же подавлены (ничего удивительного: в Кронштадте, например, восстанием руководил сам Азеф, но удивительно то, что эта сторона его деятельности так никогда и не подверглась анализу ни современников, ни историков!).

Хотя новый министр иностранных дел России А.П.Извольский и встретился и беседовал с Никольсоном уже 6 июня (н. ст.), но его больше волновали совсем не международные дела, а стремление установить отношения с думской оппозицией[729]: правительство еще висело в воздухе по мнению некоторых членов правительства!

В июне 1906 морской министр А.А.Бирилев ставит вопрос о пригодности дредноутов на Балтике, получает единодушно отрицательное заключение адмиралов Иванова и Успенского, но все равно принимается предложение строить два дредноута – дабы не закрывались судостроительные заводы; в июле Бирилев обратился к Коковцову (тот снова стал министром финансов после увольнения Витте) с запросом 42 млн. рублей на 3-4 года на их строительство[730].

В июле-августе начальник МГШ адмирал Брусилов запрашивает Извольского о принципах внешней политики России, и не получает ничего конкретного в ответ[731]. Затем все же Извольский информирует Брусилова о мирных инициативах Англии, прежде всего – по Тибетскому вопросу[732].

В самом же МГШ в данное время превалирует мнение: нужно торговаться и с Германией, и с Англией: Балтийский флот как аргумент при вступлении в союз – либо пистолет к затылку германского флота, либо усиление германского флота против английского[733].

В октябре 1906 Коковцов совещается с моряками и директорами заводов. Претензии Коковцова к отсутствию многолетней программы Бирилев парировал отсутствием указаний МИДа. Поскольку возникала возможность закрытия заводов, то Коковцов принципиально соглашался строить корабли[734].

В это же время Англия отказывается от бойкота Сербии, введенного после цареубийства 1903 года (точнее – королевоубийства) – это первый британский шаг к усилению противостояния Германии и Австро-Венгрии на Балканах[735].

К осени 1906 немцы решили необходимые технические задачи и получили возможность заложить первые два дредноута водоизмещением по 17 тыс.т; после этого рейхстаг принял новую судостроительную программу. Англичане же решили демонстрировать миролюбие: вместо 4 дредноутов заложить только 3, вместо 5 эсминцев – 2, вместо 12 подлодок – 8; британское правительство заявило, что может заложить на следующий год только два дредноута – «в зависимости от выяснения судостроительных программ других государств, и в особенности, Германии» – но это не вызвало никакого ответного эффекта[736].

Вот тут-то, в ноябре 1906, Никольсон и сделал коронный шаг: заявил в беседе с Извольским, что «Англия при определенных обстоятельствах могла бы обсудить позиции России в Дарданеллах» – Извольский «засиял от удовольствия»[737].

Засияли и лица русских моряков, прослышавших об этом. Еще бы: Россия может получить не только флот, но даже и возможность выводить его в океан по собственному усмотрению! Тут, к сожалению, вспоминается старый анекдот: письмо из психиатрической лечебницы: «Мы прыгаем в бассейн вниз головой. Нам обещали, что если мы будем себя хорошо вести, то нам, может быть, нальют и воду!» – это очень походит на последующее поведение российских моряков и дипломатов.

Но в то же самое время взбунтовался великий князь Николай Николаевич, проявив здравомыслие, которого не был все же полностью лишен. На совещании 15/28 декабря 1906 он, как глава Совета обороны, отказался поддерживать требования моряков на финансирование строительства стратегического Балтийского флота. Николай II утвердил результаты этого совещания. В результате Бирилев ушел в отставку в январе 1907, а с его преемником, И.М.Диковым была достигнута договоренность об умерении претензий флота[738].

Англичане, между тем, продолжали политику ненавязчивого ухаживания. В марте 1907 революционные опасности сильно поутихли, и уже эскадра Балтийского флота совершила визит в Портсмут (на этот раз другой – в Англии); группа русских офицеров по приглашению короля Эдуарда VII приезжала в Лондон[739].

Вдохновленные вниманием Владычицы Морей, моряки поднялись в новую атаку на финансы.

Протокол заседания Совета обороны от 9/22 апреля 1907 года вполне ясно характеризует все точки зрения:

Адмирал И.М.Диков: «Флот России как великой державе необходим, и она должна иметь его и быть в состоянии послать его туда, куда его потребуют государственные интересы»;

Генерал Ф.Ф.Палицын заявил, что предложения Дикова противоречат договоренности от 15 декабря 1906 года;

Министр иностранных дел А.П.Извольский: «Линейный флот нужен России вне всякой зависимости от забот по обороне наших берегов /…/ для участия в разрешении предстоящих мировых вопросов, в которых Россия отсутствовать не может»;

Генерал А.Е.Эверт: «Необходимейших средств для подъема боеспособности армии нельзя добиться, а в то же время требуют миллиарды на морские средства»;

Генерал А.А.Поливанов: «Чтобы наши армии были бы доведены до того положения, которое признается нормальным в иностранных государствах, необходимо около 2,5 млрд. руб. /…/ Из числа этих потребностей, необходимых для удовлетворения нужд вопиющих, нужно около полумиллиарда. Если к этой цифре прибавить еще около 1800 млн. руб. на флот, то нельзя не признать, что расходование таких средств может оказаться государственному казначейству совершенно невозможным»;

Министр финансов В.Н.Коковцов против «свободной морской силы»: «Не только Россия, но и никакое государство таких затрат на частные, второстепенные задачи выдержать не может»;

Военный министр А.Ф.Редигер: «подобные затраты на флот для государства непосильны»;

Резюме великого князя Николая Николаевича: начинать надо с восстановления сухопутных сил, и только затем, по мере возможности, переходить к созданию линейного флота;

Николай II не утвердил журнал заседаний, оставшись недовольным его итогами[740].

Позиция царя показала, что Россия будет всерьез восстанавливать флот. А раз так – то ему потребуется выход в океан. Витте пребывал в отставке, а без него вопрос о Кольском береге никому, почему-то, в голову не приходил.

Дальний восток был уже опробован – со вполне понятными результатами. Оставались еще два варианта – выход через Балтийское море, но он, безусловно, требовал дружбы с Германией; или выход через Черное море, которого фактически не было, но Англия намекала, что он может появиться – при каких-то условиях, которые пока никому не были понятны.

В это время вообще мало кто что понимал. Вот и английская пресса, после очередного разгона Думы, теперь уже II-ой, подняла в июне 1907 кампанию протеста против поддержки собственным правительством такого реакционного российского режима! В ответ последовало заявление английского правительства о том, что ведущиеся англо-русские собеседования не имеют никакого отношения ко внутренним делам России, а преследуют цели ликвидации спорных конфликтов, касающихся границ обоих государств[741].

Кайзер, правительство Германии, командование ее флота, морские эксперты и разведчики просто не понимали того, что у Англии, как считали ее собственные специалисты, просто отсутствует флот, который ей приходится отстраивать с нуля – как и немцам. Пока сохранялась такая информационная несимметрия, основной задачей посвященных лиц в Англии оставалось соблюдение этой тайны. Она никоим образом не должна была доводиться до сведения ни иностранных специалистов, ни международной публики, ни публики своей собственной. Круг посвященных в эту тайну был явно пронумерован, и увеличивался в силу необходимости сугубо штучным образом. Вот и в 1907 году он был расширен на одну единицу: молодой выдающийся политик сэр Уинстон Черчилль именно в это самое время был посвящен в эту жгучую тайну.

Чтобы сохранять свое преимущество, Англия должна была строить кораблей заведомо больше, чем Германия, и это удавалось со все большим и большим трудом. А к 1912 году надвинулась еще большая опасность, о которой так никогда никто из врагов Англии и не сумел догадаться:

«В Англии только за один 1912-1913 финансовый год в строй вступили 4 линейных корабля, 3 линейных и 4 легких крейсера, 5 эсминцев 3 подводные лодки, а на 1 апреля 1913 г. продолжали еще строиться 11 линейных кораблей, 3 линейных и 13 легких крейсеров, 35 эсминцев и 21 подводная лодка. Между тем, по утвержденной в марте того же года программе, предполагалось к этому добавить еще 5 линейных кораблей, 8 легких крейсеров и 16 эсминцев. Судостроительная промышленность Англии была самой могучей в мире /.../. Но все же /.../ во весь рост вставала грозная опасность: все более и более ощущалась нехватка специалистов на верфях и личного состава на флоте, а поскольку в Англии отсутствовала всеобщая воинская повинность, набрать нужное количество даже матросов было не так-то просто. Всего матросов адмиралтейство могло наскрести на 60 крупных кораблей; классных специалистов и офицеров – только на 53, а организация великобританского флота предусматривала наличие в его составе 65 линкоров и линейных крейсеров.

Закладывать линейные корабли, зная, что на них некому будет служить – совершенно бессмысленно»[742].

Вот оно в чем было дело: в Англии уже в 1912 году строились не настоящие корабли, а «Летучие голландцы», т.е. корабли-то были самыми настоящими, но служить на них должны были призраки, поскольку живых людей не хватало!

Разумеется, бросив соответствующий клич о спасении империи, англичане в течение какого-то времени могли рассчитывать на дополнительный приток добровольцев. Или нужно было вводить всеобщую воинскую повинность, что и было сделано во время обеих Мировых войн. Но при этом пришлось бы рассекретить тот вопиющий факт, что без этих экстраординарных мер гонка морских вооружений с Германией заведомо проиграна! А это уже было бы тяжелейшим политическим и моральным поражением, которое пагубнейшим образом отразилось бы и на сугубо материальных делах, прежде всего – на позициях и врагов, и потенциальных союзников.

Англия была уже почти политическим трупом и, чтобы не стать им окончательно, приходилось всячески скрывать признаки собственного разложения. Надеемся, что сегодняшнее положение Англии не вызывает сомнений в весомости наших аргументов?

«Выступая в парламенте в марте 1913 г., Черчилль от имени правительства предложил Германии сделать в скачке вооружений „выходной день“ – не закладывать в этом году ни одного дредноута. „Это так просто, – уверял Черчилль, – что не может привести к недоразумениям. Финансы вздохнули бы, а флоты не пострадали бы... Эту аппеляцию Великобритания адресует ко всем нациям, и ни к одной с такой искренностью, как к Германии, великому соседу по Северному морю“.»[743]

Но все было тщетно: упрямый кайзер по-прежнему стремился к выигрышу, не понимая того, что уже давно практически выиграл, но так никогда и не сумел обратить этот объективный выигрыш в пропагандистскую победу. Дальше же все заведомо становилось все хуже и хуже для англичан.

И теперь вопросом жизни и смерти для них становилось то, сумеют ли они обмануть русских, не вызвав подозрений немцев, и натравить их друг на друга. Только это оставляло им шансы на продолжение игры на первенство.