Легенды и мифы мировой истории

При римлянах Иберия была самой римской из провинций империи. Воинственные иберийские кельты, коренное население, были в конце концов завоеваны хорошо смазанной, шипастой, бронзово-победной римской военной машиной. Кельты смешались с италийцами так, что почти не осталось «шва». На римских картах провинцию обозначили как Hispania.

Изабелла Кастильская (гравюра на стали)

Плодородная иберийская земля давала превосходные оливки, виноград, пшеницу, реки и прибрежные морские воды – замечательную рыбу для излюбленного римлянами соленого соуса garum. На средиземноморских берегах Иберии белели виллы аристократов, в глубине страны раскинулись огромные поместья-латифундии.

С римлянами в Испанию пришли и жители еще одной римской провинции – Иудеи. В особенно большом числе – после того, как разрушили их Храм в Иерусалиме.

Увидели. Понравилось. Поселились. Сейчас уже трудно сказать точно, но полагают, что некоторые из них принесли прямо из Иудеи и новую религию – христианство, и она сразу пустила в Испании глубокие корни.

Потом, веке в пятом-шестом, потомков осевших в Иберии римлян стали грубо теснить огромные германцы вестготы, или visigodo, как прозвали их иберийцы. И вытеснили-таки! Они пришли на своих гигантских лошадях откуда-то с далекого севера, из-за гор… Писать и читать – не умели, соблазнами цивилизации не были испорчены, и для иберийцев, несомненно, их владычество стало шагом назад. Да и спрашивать, прежде чем брать чужое, они не привыкли.

Готам не очень понравились города плодородных иберийских равнин: оливкого масла они не знали и к вину были не особо привычны, предпочитая ему желтоватую горькую жидкость, которая, по мнению иберийцев, и выглядела как моча, и вкус имела соответственный. Готам не приглянулись ни берега Гвадалквивира, ни изнеженные города Таррако, Гадес[150] и Малага у теплого моря. Они были суровы и не слишком любили солнце. И вот облюбовали уступы голых, оранжево-коричневых утесов реки Тахо, рассекшей эти скалы, как добрый клинок разрубает железные латы. И построили они на этих уступах множество крепостей, и сделали своей столицей Толедо. Столицей такой же суровой, как и они сами.

Готы тоже были христианами, это в них иберийцам несколько импонировало, как, кстати, и их необычная внешность, – были они высокие, белокурые или рыжеволосые, с прозрачно-серыми глазами и светлой кожей, которая быстро краснела, не вынося палящего иберийского солнца. А готам запали в душу изящные женщины этой завоеванной ими земли – с маленькими, почти детскими ступнями, гибкими талиями, густыми гривами темных блестящих волос и с глазами, в которых таилась опасная бездонность ночного моря. Совершенно не исключено, что многие из них были и еврейской крови, но тогдашние готы не придавали этому слишком большого значения.

Вестготы правили Иберией почти три столетия. А вот падение их опять-таки началось с женщины. Король Родерик, даром что отважный был воин с квадратным подбородком, а настолько влюбился в прекрасную дочь одного из местных толедских hispani, что, увидев ее у реки Тахо во время одной их своих охотничьих экспедиций, не смог совладать с собой и взял невинную девицу прямо на каменистом берегу, разогнав и напугав до смерти всех ее дуэний и подруг (девушка-то, быть может, в это время сидела и мечтала о счастливом респектабельном замужестве). Те бросились визжать по городу о случившемся. В результате ее оскорбленный отец отправился за море и уговорил северо-африканских мавров высадиться в Испании и отомстить обидчику.

Нет сомнения, что в 711 году девица была отомщена, и даже больше. Потому что переправившиеся из Северной Африки оливковолицые мстители в тюрбанах вскоре поняли, что им волею случая подворачивается прекрасная возможность, упускать которую было бы глупо. Они захватили Иберию, оттеснив visigodo, а заодно и hispani на север.

Кочевники-берберы, сирийские и йеменские арабы принесли в Иберию непоколебимую веру в пророка Магомета, воинственность и аскетизм. Но аскетизм их продолжался недолго – таково уж, видно, было влияние иберийского климата. Простоту их пустынно-кочевнического быта сменило вскоре кружево вычурных подковообразных арок в их роскошных дворцах, нега шелковых подушек и диванов, томная музыка лютни и поэтические экспромты. В их прекрасных садах, окруженных высокими стенами, росли вывезенные из Персии, невиданные ранее в Иберии розы, персики, апельсины и гранаты. Свысока оглядывали новую родину из-за высоких стен дворцов финиковые пальмы их некогда родного Марокко.

Так продолжалось какое-то время, а потом в Испании начался «круговорот мавров». Прознав о том, что халифы Андалусии пропускают по нескольку намазов в день, дегустируют вина и вообще сошли с пути праведного, переправлялись из Африки новые, фанатично преданные исламу мавры, чтобы либо казнить, либо вернуть отступников на путь правоверных.

Перевоспитание оказывалось делом долгим и хлопотным, поэтому предпочитали первое, это получалось быстрее. И селились новоприбывшие в захваченных дворцах. И вскоре, уже лет через двадцать, под тихое журчание воды дворцовых фонтанов, созерцая танцы изящных мальчиков с накрашенными глазами, начинали и эти пропускать намазы и так же плавно съезжать с пути истинного.

А дальше – больше: заниматься искусствами, астрономией, медициной, поэзией, создавать драгоценные украшения, обжигать керамическую посуду и плитку с изумительным причудливым орнаментом. Правда, умение ковать прекрасное оружие тоже сохраняли. А еще учреждали библиотеки, переводили запрещенных христианством языческих авторов европейской античности. Но нет-нет, да и вглядывались обеспокоенно в средиземноморский горизонт: не идут ли под полосатыми парусами какие-нибудь очередные ревнители аскетического образа жизни…

А поглядывать им следовало, кстати, не только на морской горизонт, но и на север, где обосновались вытесненные христиане, которые как были суровыми в своих горах, так и остались – разводили в предгорьях отличных овец, строили крепости (на всякий случай), укреплялись в вере. А на наблюдение звезд, слушание лютни да возлежание у фонтанов времени не тратили, да и холодно ночами в горах.

Нет, армия, конечно, у мавров оставалась боеспособной, особенно конница на нервных, злых, тонконогих арабских лошадях с широкими скулами, но основу ее составляли, в основном, ограниченные платные контингенты воинственных берберов, что регулярно прибывали для несения службы из Африки. И представляли они собой серьезную силу. О жестокости и стремительности их набегов ходили легенды.

До поры до времени христиан Иберии мавры всерьез не воспринимали, пока в 1086 году, под влиянием крестоносного движения, на подмогу тем не пришли отряды из Англии, Франции и Германии. И с их помощью, совершено неожиданно для всех, король Альфонсо отбил Толедо.

И тогда призвали иберийские мавры (на свою голову!) из Марокко очередное подкрепление – головорезов Альморавидов. И те снова быстренько «отучили» призвавших их халифов от игры на лютнях и дегустации вин. Но Толедо так и не вернули, а еще через восемь лет легендарный христианский рыцарь без страха и упрека Эль-Сид отбил у Альморавидов еще и Валенсию. А в 1236 году мавры потеряли даже Кордову – крупнейший центр исламской культуры в Европе, где была самая большая после Мекки мечеть.

А все потому, что не было единства среди «мавров» – как всех их, скопом, называли христиане. Арабы занимали ключевые посты, не допуская до власти берберов, сирийские арабы недолюбливали йеменских, арабы, родившиеся в Иберии, считали себя настоящими хозяевами и не слишком жаловали ни тех, ни других, ни третьих. Часто происходили и кровавые разборки между членами враждующих кланов, не говоря уж об интригах и заговорах в многонациональных гаремах. И очень большой популярностью пользовались лавки фармацевтов, где можно было купить яд «на любой вкус». В общем, раздоры перемежались с перемириями, трупы предавали земле, и жизнь продолжалась.

Иудеи Сефарда (так на древнееврейском называлась Иберия) при маврах переживали период относительного благополучия: они быстро обучились родственному арабскому языку, их впервые никуда не гнали, их культуру понимали, их пищевые ограничения совпадали с исламскими, их считали людьми Книги и религию их по крайней мере не преследовали. Жить они тоже могли где хотели, их образование, сметку и умения ценили, а потому с удовольствием нанимали на службу, где требовалась квалификация – казначеями, «налоговыми инспекторами», учителями, толмачами и врачевателями.

Вот только налоги, сборы и подати халифу приходилось им платить по гораздо более высокой шкале, как немусульманам, но, оглядываясь на бурное историческое прошлое, евреи ясно видели: это – просто мелочи.

Многие христиане (как потомки вестготов, так и исконных иберийцев) тоже жили в метрополисах халифата Аль-Андалуз – Кордове, Севилье, Валенсии, Кадисе и других. Там были работа, развлечения, бани, хорошие больницы[151], богатые товарами рынки, водопровод, уличное освещение, одним словом – цивилизация.

Правда, фанатики, как всегда и везде, умели внести в жизнь определенную долю абсурда. Один андалузский калиф, из тех, кто рьяно стоял за религиозную сегрегацию, издал, например, указ, чтобы все голые посетители бань из числа неверных в обязательном порядке носили на груди опознавательные знаки: христиане – большущий крест, иудеи – колокольчик. Чтоб не только было видно, но и слышно. Правоверным разрешалось мыться как есть, без дополнительных опознавательных знаков. В общем, что и говорить, веселые, видать, были эти межконфессионально-интернациональные банные дни.

Но в промежутках между особенно рьяными халифами люди разных религий жили более скучной жизнью, которую называли conviviencia, что вполне можно переводить как «худой мир – лучше доброй ссоры». Нет, неприязнь и стычки, конечно, случались. И, конечно, когда христианский сын приходил домой с объявлением, что собирается жениться на соседке-мусульманке или же еврейке, то, натурально, начинался невообразимый скандал, вопли, визг. О стынущем обеде все забывали, керамическая посуда билась о плитки пола и неслись крики: «По миру пущу!» Седой отец хватался за сердце: «Смерти моей хочешь!» – нежная престарелая мать падала в обморок на руки сестер, и те, наверное, визжали, как несмазанные колеса: «Вот до чего мать довел, радуйся!» Братья же… Ну да что там, представить это нетрудно. Ну и, когда еврей либо мусульманин объявлял семье о своей негасимой любви к женщине иной веры, возникала, как нетрудно догадаться, вполне аналогичная ситуация, ну, может быть, с небольшой поправкой на культурно-языковую и религиозную специфику.

Но жизнь в Аль-Андалуз брала свое, и как-то все обкатывалось, острые углы рихтовались временем и настойчивостью, предосудительные браки заключались или, на худой конец, «предосудительные» дети все равно появлялись на свет. И враждующие семьи, глядишь, начинали едва заметно кивать при встрече, потом, может, здороваться сквозь зубы, а потом – и признавать внуков. И появлялись в Андалузии elche – христиане, перешедшие в ислам, и крестившиеся мусульмане – moriscos, и принявшие иудаизм мавры, и совсем уж сюрреалистические mozarab – арабы, принявшие Христа, однако жившие по мусульманским обычаям, при этом слушавшие католические мессы и читавшие Библию… на арабском языке. Бывало, что местные мечети, синагоги или церкви открывали свои двери – по пятницам, субботам и воскресеньям соответственно – для совершенно различных «аудиторий». Но, согласитесь, долго так продолжаться не могло. И раздавались уже крикливые голоса, что во всем нужна четкость и ясность, особенно в вопросах истинной веры, особенно в эпоху Крестовых походов! Никакой фратернизации с последователями конкурирующих культов! Паства должна пастись со своим «пастухом» – в своем загончике, а то ведь так можно черт знает до чего дойти!

В 1248 году христиане взяли Севилью, а еще через несколько лет у мавров остался в Иберии лишь один эмират Гранада – под самыми вершинами Сьерра-Невады, с его прекрасным как сон дворцом Альгамбра. Эмират этот и стал их последним оплотом…