От стабилизации к кризису (1964–1985)
После прекращения массовых репрессий, разоблачения «культа личности Сталина», а затем и развенчания Хрущева социалистическая экономика лишилась двух важнейших стимулов к труду: всепроникающего страха и коммунистического энтузиазма. Однако глобальное противостояние с «капиталистической системой» требовало высоких темпов развития, а опасение социальной напряженности внутри страны не позволяло отказаться от курса на дальнейшее повышение уровня жизни населения. Эти обстоятельства заставили брежневское руководство, в целом не склонное к реформам, продолжить преобразования в экономике. Было решено задействовать новый стимул – материальную заинтересованность, попытаться совместить административно-командную систему с элементами экономического стимулирования. Благо соответствующие идеи были высказаны советскими экономистами в начале 1960-х гг.
В 1965 г. по инициативе Косыгина начались экономические реформы. Были ликвидированы совнархозы и восстановлены промышленные министерства, управление народным хозяйством переведено с преимущественно территориального на отраслевой принцип. Но суть реформ заключалась в существенном расширении самостоятельности предприятий и усилении материального стимулирования как предприятий, так и работников. Было сокращено число директивно планируемых показателей. Чтобы заинтересовать предприятия в повышении качества товаров и сокращении продукции, не пользующейся спросом, наряду с объемом валовой продукции, был введен показатель стоимости реализуемой продукции. Предприятия и объединения переводились на хозяйственный расчет. Чтобы стимулировать инициативу, в их распоряжении оставлялась доля прибыли, из которой формировались фонды, предназначенные для развития производства, социальной сферы и поощрения работников. Вместо искусственного поддержания низких оптовых цен намечалось установить их на уровне, обеспечивавшем работу предприятий на началах хозрасчета.
Положения реформы входили в жизнь с трудом, а некоторые вообще не удалось реализовать. Предусмотренные первоначально прямые связи между предприятиями и оптовая торговля средствами производства введены не были из-за несовместимости с системой фондирования и разнарядок. В итоге хозрасчет оказался без материального обеспечения. Возросшая самостоятельность предприятий пришла в противоречие с полномочиями министерств и ведомств, жестким директивным планированием всего народного хозяйства и системой ценообразования, в частности, с установкой на стабильность розничных цен.
Многочисленные противоречия реформы можно было устранять, постепенно продвигаясь к рынку. Но это блокировалось политико-идеологическими факторами. Сам Косыгин был противником рынка и выступал лишь за усиление роли экономических регуляторов в социалистической, т. е. огосударствленной, директивно планируемой экономике. Брежнев хотя и понимал роль материальных стимулов, не был сторонником глубоких, сложных реформ. К тому же советскую элиту напугала Пражская весна (попытка чехословацкой компартии реформировать экономику, задействовать некоторые рыночные механизмы привела к политической дестабилизации). В итоге экономическая реформа в СССР стала свертываться.
Незавершенные косыгинские реформы дали определенный импульс экономике. По официальным данным, среднегодовые темпы роста промышленного производства в 1966–1970 гг. составили 8,5 % по сравнению с 8,6 % в 1961–1965 гг. Это свидетельствовало о приостановке наметившегося с 1950-х гг. замедления развития. (Но некоторые альтернативные оценки, напротив, свидетельствуют о снижении темпов промышленного роста с 7 до 4,5 %.) В любом случае эффект оказался временным. В 1970-е гг. темпы роста падали, диспропорции в экономике увеличивались. Из-за фиксированности цен, жестко регулируемых государством, предприятия стремились свертывать производство неприбыльной продукции и увеличивать выпуск прибыльной, более дорогой. Это привело к росту инфляции. Увеличилась доля средств предприятий, идущих на потребление в ущерб накоплению. В итоге в реформе 1965 г. стали видеть источник хозяйственных трудностей.
В 1979 г. была проведена своеобразная контрреформа, вновь усилившая централизацию управления экономикой и узаконившая возврат к детальному планированию и оперативному управлению предприятиями со стороны министерств и ведомств. Но это не могло предотвратить фактической стагнации. Даже по официальным, явно завышенным данным советской статистики, развитие экономики стремительно замедлялось (табл. 1).
Таблица 1. Среднегодовые темпы роста (%)
В натуральном выражении объемы производства в ряде отраслей снижались. Фактически прекратился рост производительности труда.
Сельское хозяйство в 1965 г. также подверглось реформированию. Была предпринята попытка изменить механизм его управления за счет усиления материальной заинтересованности хозяйств, колхозников и рабочих совхозов в росте производства. План обязательных закупок зерна снизили и объявили неизменным на 10 лет, сверхплановые закупки должны были производиться по повышенным ценам. Был снят ряд ограничений с личных подсобных хозяйств. Однако акцент делался на увеличении капиталовложений, поставок техники и повышении роли Министерства сельского хозяйства в планировании и руководстве отраслью. Таким образом, преобразования в сельском хозяйстве отчасти напоминали меры 1953–1954 гг.
Поначалу принятые решения дали заметный эффект. Стоимость сельскохозяйственной продукции за восьмую пятилетку (1966–1970) выросла на /, совокупная рентабельность совхозного производства составила 22 %, колхозного – 34 %. Однако с 1970-х гг. эти и другие показатели вновь стали быстро падать. Государство ответило беспрецедентным наращиванием капиталовложений, масштабными программами по развитию Нечерноземной зоны РСФСР, мелиорации земель, строительству огромных животноводческих комплексов, Продовольственной программой и др. В результате в одиннадцатой пятилетке (1981–1985) ввод основных фондов на селе вырос в 1,5 раза по сравнению с девятой (1971–1975). За 1970–1985 гг. поставки тракторов увеличились с 2 до 2,8 млн штук, грузовиков – с 0,86 до 1,33 млн, а минеральных удобрений (в пересчете на питательные вещества) – в 2,5 раза. Но все это уже не давало серьезной отдачи. Несмотря на огромные инвестиции, мелиорацию, поставки техники и удобрений, среднегодовой валовой сбор зерна в одиннадцатой пятилетке оказался меньше, чем в девятой, урожайность зерновых практически не выросла. Доля занятых в сельском хозяйстве сократилась с 25 % в 1970 г. до 19 % в 1988 г. Это соответствовало общемировым тенденциям, но, в отличие от западных стран, не было компенсировано опережающим или хотя бы адекватным ростом производительности труда. Даже по явно завышенным данным советской статистики, среднегодовые темпы роста сельскохозяйственного производства в 1966–1970 гг. составили 3,9 %, в 1971–1975 гг. – 2,5, в 1976–1980 гг. – 1,7, а в 1981–1985 гг. – 1 %. Сельское хозяйство переживало системный кризис.
Государству не удалось разрешить проблему материальной заинтересованности колхозников в наращивании сельскохозяйственного производства. К этому добавилось и отставание развития производственной инфраструктуры (дороги, хранилища и т. п.), механизации (70 % работников были заняты ручным трудом) и прогрессировавшее обезлюдение деревни. Из-за гораздо худших, чем в городах, социальных условий, более низкого уровня доходов только за 1970-е гг. сельское население уменьшилось с 105,7 до 98,8 млн человек, главным образом за счет молодых людей. Хотя на сельскохозяйственные работы, особенно на время уборки урожая, в порядке так называемой шефской помощи селу привлекалось до половины всех рабочих и служащих СССР(!), потери урожая составляли около 30 %. Хороший же урожай превращался для государства едва ли не в стихийное бедствие. Впрочем, такое случалось все реже.
Как следствие, закупки зерна за рубежом выросли с 2,2 млн т в 1970 г. до 45,6 млн т в 1985 г.; мяса соответственно со 165 тыс. до 857 тыс. т. Ввоз из-за границы продовольствия, ставший важнейшей статьей импорта, обескровливал советский валютный бюджет. В 1981 г. сельскохозяйственной продукции было импортировано на 21 млрд долл. (сельскохозяйственный экспорт с начала 1970-х гг. составлял 2–3 млрд долл. и по большей части носил характер бартера с социалистическими странами). Однако и колоссальный импорт не мог предотвратить быстрого ухудшения продовольственного положения в стране. С 1970-х гг. в разряд дефицита попали мясо, колбасы, а во многих районах и молочные продукты.
В основе кризиса лежали прежде всего результаты прежней аграрной политики (насаждение колхозов, беспощадное выкачивание ресурсов из деревни, попытки ликвидации личного подворья и т. д.). Кроме того, сказались просчеты в управлении этой сферой в брежневское время и объективная нехватка инвестиций, порожденная, в частности, нежеланием советского руководства повышать розничные цены на сельскохозяйственные продукты (из-за опасения социальных протестов), несмотря на увеличение закупочных цен на них и стремительный рост их себестоимости. Развитие аграрного производства хотя и не покрывало потребностей народного хозяйства, но требовало от государства все новых и новых дотаций, превращаясь в «черную дыру» советской экономики. Именно на селе наиболее ярко проявилась несостоятельность «социалистических методов хозяйствования».
В целом экономика СССР развивалась преимущественно экстенсивно, несмотря на постепенное исчерпание свободных ресурсов (прежде всего, трудовых) или их существенное удорожание (добыча и транспортировка полезных ископаемых). Как следствие, темпы роста быстро падали, началась стагнация.
Огромное деформирующее влияние на экономику и все советское общество оказывало масштабное наращивание военных расходов. Все лучшие людские, материальные и научно-технологические ресурсы страны были сосредоточены в ВПК. Благодаря перенапряжению экономики, нефтедолларам, а отчасти и тому, что американцы во второй половине 1960 – первой половине 1970-х гг. завязли в кровопролитной и дорогостоящей войне во Вьетнаме, был достигнут военно-стратегический паритет с США. Однако гонка вооружений продолжалась. Брежневское руководство, не ослабляя усилий в сфере стратегических вооружений, форсировало развитие военно-космических сил, начало вновь наращивать сухопутную армию, авиацию и флот. Военно-морской флот из преимущественно «прибрежного» стал океанским. В его составе появились авианесущие корабли. Подводный флот (главная ударная сила ВМФ) был самым крупным в мире. Некоторые системы советского стратегического и «обычного» оружия не имели аналогов в мире. По производству оружия всех видов (кроме кораблей) СССР превосходил 16 государств НАТО вместе взятых! Кроме того, Советский Союз оказывал огромную военную помощь более чем 30 развивающимся странам. По некоторым оценкам, с 1954 по 1987 г. она составила 125 млрд долл., а экономическая помощь – еще 40 млрд долл. Советские войска открыто или тайно вмешивались в десятки региональных войн и конфликтов, в них погибло в общей сложности 17,5 тыс. наших соотечественников.
Платой за военно-стратегические успехи стала сверхмилитаризация экономики. ВПК практически подмял ее под себя. Данные о реальных военных расходах тщательно засекречивались, порой их не знали даже секретари ЦК, ведавшие экономическими вопросами. По оценкам, советские военные расходы составляли 20–25 % ВВП, что примерно втрое превышало соответствующие показатели США, а тем более других западных стран. Милитаризацию экономики еще более усилила война СССР в Афганистане (1979–1989), ежегодно поглощавшая 3–4 млрд руб. Советское народное хозяйство просто не выдерживало колоссальных военных трат. Более того, к 1980-м гг. из-за отставания в научно-техническом развитии и экономических трудностей (усугубленных войной в Афганистане) в некоторых сферах стало намечаться отставание СССР в гонке вооружений, в неблагоприятную сторону изменялся и баланс сил в Европе.
Латать зияющие бреши в тонущей экономике и поддерживать видимость благополучия позволила массовая распродажа природных ресурсов. Благоприятные условия для этого создало освоение нефтяных, газовых месторождений Западной Сибири и 4-кратный скачок мировых цен на энергоносители в начале 1970-х гг. (В 1972 г. средневзвешенная цена на сырую нефть составляла 8,1 долл. за баррель, в 1974 г. – 33,1 долл.) Только за 1970-е гг. в страну поступило, по оценкам, 180 млрд нефтедолларов. Но эта колоссальная сумма была израсходована не столько на решение острейших структурных проблем экономики, сколько на военные нужды, закупки продовольствия, товаров массового спроса и другие текущие потребности.
Глубинные причины нараставших хозяйственных трудностей коренились прежде всего в кризисе мотивации к труду. В результате, по данным некоторых социологических исследований, в полную силу в СССР трудился лишь каждый третий работник.
Благодаря притоку нефтедолларов, доля расходов на науку в национальном доходе с 1970 по 1985 г. увеличилась с 4 до 5 %, а численность научных работников – с 0,9 до 1,5 млн человек. Однако хотя кадровый (количественный) потенциал советской науки в 1980-х гг. был лишь чуть ниже уровня США, число сфер, в которых мы опережали или шли вровень с американцами, сокращалось, и особенно в прикладных областях. США смогли высадиться на Луну, перейти к космическим кораблям многоразового назначения («шаттлам»), а в развитии электроники, компьютерных технологий опередили СССР на поколение.
По мере дальнейшего развертывания научно-технической революции все более обнаруживалась невосприимчивость социалистической экономики к научно-техническому прогрессу. Среднегодовой прирост использованных в производстве изобретений и рационализаторских предложений неуклонно сокращался: в 1950-е гг. он, по некоторым подсчетам, составил 14,5 %, в 1960-е гг. – лишь 3, а в 1970-е гг. – всего 1,8 %. В итоге в производство внедрялась лишь X часть изобретений (и то чаще всего лишь в рамках одного предприятия). Таким образом, если достижениями первого этапа научно-технической революции СССР, благодаря огромной концентрации ресурсов на сравнительно немногих передовых направлениях, в целом смог воспользоваться, то новый этап НТР, связанный с изобретением микропроцессоров, массовой компьютеризацией и т. п. и характеризовавшийся резким расширением «фронта» и темпов научных и технологических открытий, мало затронул советскую экономику. Несколько лучше ситуация складывалась в военных отраслях. Но даже и в них традиционная политика максимальной концентрации материальных и кадровых ресурсов стала давать сбои, так как эти отрасли все больше зависели от общего технологического уровня экономики, от эффективности хозяйственного механизма.
Между тем ведущие страны Запада уже в 1950—1960-х гг. начали переход к постиндустриальному обществу, которое в 1970—1980-хгг. вступило в новую, информационную стадию. В нем основным капиталом была уже не земля (как в аграрном обществе), не фабрики и заводы (как в обществе индустриальном), а информация. Это общество характеризовалось резким увеличением роли «непроизводственной» (по марксистской идеологии), и особенно образовательной, сферы, свертыванием традиционных отраслей промышленности – добывающей, металлургической и т. д. (с 1960—1970-х гг. численность занятых в промышленности Западной Европы сокращалась, росла почти исключительно сфера услуг), переходом к ресурсосберегающим и наукоемким технологиям (микроэлектронике, информатике, телекоммуникациям, биотехнологиям), индивидуализации потребления. В 1985 г. в США почти каждая пятая семья имела персональный компьютер (у нас же лишь немногие знали, что это такое), / населения работали в сфере услуг (в СССР в «непроизводственных отраслях» было занято менее 27 % работников).
Таким образом, СССР по-прежнему развивался в рамках индустриального общества, делая упор на традиционные отрасли. Он занял первое место в мире по производству нефти, газа, стали, железной руды, минеральных удобрений, серной кислоты, тракторов, комбайнов, всего почти по трем десяткам показателей. Некоторые из этих достижений свидетельствовали о расточительном, неэффективном характере советской экономики. Например, отставая от США по производству зерна в 1,4 раза, СССР опережал их по выпуску тракторов в 6,4 раза, а зерноуборочных комбайнов – в 16 раз!
Но даже и в традиционных отраслях советская экономика отставала. При проверке в 1979–1980 гг. технического уровня почти 20 тыс. видов отечественных машин и оборудования выяснилось, что не менее трети из них нуждается в снятии с производства или коренной модернизации. По международным меркам экономика СССР (за исключением сырьевых отраслей) была неконкурентоспособна. Доля машин и оборудования в советском валютном экспорте (в развитые капиталистические страны) упала с 5,8 % в 1975 г. до 3,5 % в 1985 г. В общем объеме экспорта их доля сократилась с 21,5 % в 1970 г. до 13,9 % в 1985 г. В то же время доля энергоносителей поднялась с 15,6 до 53,7 %. До / поступлений от экспорта советской нефти, нефтепродуктов и газа к концу 1970-х гг. уходило на покрытие отрицательного внешнеторгового сальдо по машинам и оборудованию.
К началу 1980-х гг. советская экономика вошла в полосу стагнации. Попытки Ю. В. Андропова преодолеть нараставшие кризисные явления в экономике или хотя бы найти для этого действенные средства существенного результата не принесли.
Особенностью экономического развития СССР в 1964–1985 гг. являлся стремительный рост внешней торговли. Благоприятные условия для этого создала разрядка международной напряженности 1970-х гг., резкое повышение мировых цен на энергоносители и наращивание их экспорта из СССР. За 1970–1985 гг. экспорт нефти вырос с 66,8 до 129 млн т, а газа – с 3,3 до 79,2 млрд м. Немаловажное значение имел и курс советского руководства на максимально тесное экономическое сотрудничество, широкую производственную кооперацию с социалистическими странами, имевший как экономические, так и политические цели (сплотить «социалистический лагерь»). В результате внешнеторговый оборот СССР за 1970–1985 гг. вырос с 22,1 до 142,1 млрд руб. В структуре экспорта доминировали энергоносители и сырье, а в импорте – машины, оборудование, зерно и товары массового спроса. По ряду отраслей (прокатное оборудование, оборудование для химической, текстильной промышленности и т. д.) импорт обеспечивал подавляющую часть потребностей советской экономики. Таким образом, во второй половине 1960 – середине 1980-х гг. шло постепенное, во многом вынужденное преодоление автаркии советской экономики и ее интеграция (по ряду позиций) в мировое экономическое пространство. Это повышало зависимость экономики СССР от международной конъюнктуры, но одновременно создавало предпосылки для качественно новой попытки экономических преобразований в будущем.