История XX века: Россия – Запад – Восток

Курс на укрепление государственности президент Путин поначалу сочетал с активизацией рыночных реформ и интеграцией с Европой. Благодаря большому «политическому ресурсу» президента и конструктивно настроенной Думе (где с 1999 г. впервые в постсоветское время правительство получило поддержку большинства депутатов), правительство М. М. Касьянова (1999–2004), поддерживая профицитный бюджет и избегая прямых государственных инвестиций в производство, продолжило линию на поощрение частной инициативы. В 2000–2002 гг. оно развернуло целый ряд крупных реформ, разработанных министром экономики Г. О. Грефом. В ходе налоговой реформы была введена «плоская» и одна из самых низких в Европе ставок подоходного налога в 13 %; отменены так называемые оборотные налоги (с продаж, в дорожный фонд); налог на прибыль был снижен до 24 %, единый социальный налог – с 36,5 до 26 %, НДС – с 20 до 18 % и т. д. Была начата реорганизация естественных монополий (РАО ЕЭС России и МПС), легализована купля и продажа земель несельскохозяйственного назначения, начата дебюрократизация экономики и судебная реформа. По масштабам рыночных реформ Россия опережала все страны СНГ, кроме Казахстана.

Все это в сочетании с необычайно высокой внешнеэкономической конъюнктурой (цены на нефть на международном рынке поднялись до 69 долл. за баррель) позволило продолжить экономический подъем. Рост ВВП составил в 2001 г. – 5,1 %, в 2002 г. – 4,7, в 2003 г. – 7,3, в 2004 г. – 7,2, в 2005 г. – 6,4, в 2006 г. – 6,7 %. Высокими темпами росли золотовалютные резервы и созданный для стерилизации «горячих» нефтяных денег Стабилизационный фонд. Фондовый рынок России, сформировавшийся лишь в середине 1990-х гг., увеличился на порядок. Индекс РТС, составлявший в 1995 г. 100 пунктов, в 2006 г. превысил 1900.

Тем не менее постепенно становилось очевидным, что поставленная Путиным задача «удвоения ВВП» в намеченные сроки нереализуема. Рост экономики до сих пор во многом носит восстановительный характер (после спада 1990-х). Его поддерживают главным образом чрезвычайно высокие цены на нефть и быстрое увеличение доходов населения, создавшие потребительский бум на российском рынке, а также развитие в стране банковского потребительского кредитования.

В то же время осуществление рыночных реформ вновь затормозилось. В 2004 г. премьер-министром стал М. Е. Фрадков. Президент использовал смену главы правительства для существенной коррекции экономической политики. Вместо институционных реформ, развития конкурентного рынка и частной инициативы был провозглашен курс на «частно-государственное партнерство», а по сути, на существенное усиление роли государства в экономике. Призыв к диверсификации экономики, во многом базирующейся на добыче энергоносителей, сырьевых отраслях, в значительной мере воплотился в прямые государственные инвестиции. Более того, начатая президентом борьба с рядом олигархов стала выливаться в передел собственности и даже фактическую реприватизацию ряда крупных сырьевых и машиностроительных компаний. Все это изменило деловой климат в стране и вновь поставило вопрос о выборе экономической модели, способов решения стоящей перед страной задачи постиндустриальной модернизации.

В целом экономический кризис в России оказался примерно вдвое более глубоким и продолжительным, чем в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы. Там ВВП упал в среднем на 23 %, а в России (в 1991–1998 гг.) на 39 %. В странах ЦВЕ период падения производства продолжался в среднем 4–5 лет, а в России – около 9 лет (считая с 1990 г.). Все это было вызвано остротой ситуации к началу реформ и запущенностью проблем (кризис начался еще в 1989 г.); особенностями советской экономики (с ее милитаризацией, сверхконцентрацией производства и гипертрофированной ролью тяжелой промышленности), тем, что кризис совпал с распадом государства (СССР) и прежних управленческих структур, а главное, непоследовательностью в проведении преобразований. В 2000-х гг. по темпам экономического развития Россия превосходит большинство восточноевропейских государств. В 2007 г. в основном был преодолен спад производства и достигнут уровень 1990 г. Вместе с тем сохраняется большая зависимость от колебаний мировых цен на энергоносители, а масштабы несырьевого, тем более высокотехнологичного производства и экспорта (кроме продажи вооружений) остаются небольшими. Российская экономика имеет опасное сходство с латиноамериканской моделью с ее сильным прямым вмешательством государства в экономику, периодическими переделами собственности, массовой коррупцией и экспортно-сырьевой направленностью.

* * *

В российской истории XX в. прослеживаются многие черты, схожие с другими странами. Причем если роль одного из ведущих участников двух мировых войн и системы международных отношений объединяет Россию прежде всего с западными державами, то процессы модернизации – со всеми странами мира. Вместе с тем у нас эти процессы носили специфический и во многом катастрофический характер.

В отличие от большинства западных стран модернизация царской России, опирающаяся на патерналистское государство, потерпела неудачу и закончилась распадом империи. Утвердившийся в ходе небывалого кровопролития советский режим, с невиданными потерями завершив индустриализацию, не смог справиться с постиндустриальной модернизацией. В итоге социалистическая модернизация, опиравшаяся на мобилизационную экономику и тоталитарное государство, также потерпела катастрофу и привела к краху социализма и развалу советской империи – Советского Союза.

То, что в России модернизация прошла три качественно различные, разделенные эпохами глубоких общественных потрясений стадии: дореволюционную индустриальную, социалистическую индустриальную и нынешнюю постиндустриальную – является важной особенностью исторического пути страны в XX в. Прерывистость и болезненность модернизационного процесса, а также сохранение, пусть в трансформированном виде, существенных элементов традиционного общества, незавершенность формирования гражданского общества – все это объединяет Россию со странами Востока.

Как и в других традиционных, и прежде всего восточных, обществах, в России осознание необходимости структурных реформ шло с трудом и чаще всего с опозданием. Для своевременных преобразований требовалось не только соответствующее стремление верховной власти, но и поддержка элиты, а в какой-то мере и общества. Поскольку в России хронически этого недоставало (или же действия вышеуказанной триады были несинхронизированы), решающим толчком к началу большинства крупнейших реформ, как и в восточных странах, служил «внешний фактор», главным образом военные поражения. Основная часть петровских реформ была осуществлена под влиянием поражения под Нарвой, Великие реформы Александра II – после поражения в Крымской войне, столыпинские реформы – после проигранной Русско-японской войны (и начавшейся революции), и даже реформы 1990-х гг. можно рассматривать как реакцию на поражение СССР в «холодной войне». Более того, после первых успехов преобразования, не доведенные до логического завершения, как правило, сворачивались, начинались контрреформы. В итоге страна вновь вступала в эпоху потрясений. Это напоминает цикличность развития большинства стран Востока. Данный феномен обусловлен несформированностью гражданского общества, сохранением (пусть и в модифицированном виде) многих традиционных структур, имперских традиций, а следовательно, инерционностью страны. Все это порождало недостаток внутренних стимулов саморазвития российского общества, невостребованность реформ большинством элиты и общества.

Сейчас, в начале XXI столетия, после понесенных в первой половине XX в. колоссальных, исчисляющихся десятками миллионов жертв, провала двух модернизаций и спустя полтора десятилетия болезненных постсоциалистических реформ, страна по большинству социально-экономических показателей находится дальше от передовых держав, чем царская Россия начала XX в. Тогда она занимала 4 место в мире по валовому внутреннему продукту, а через столетие, в 2005 г., – в лучшем случае 10, вслед за Бразилией и Италией (и то, если рассчитывать ВВП по паритету покупательной способности валют), а в долларовом эквиваленте – 14 (вслед за Мексикой, Индией, Бразилией, Южной Кореей и др.). По ВВП на душу населения Россия и вовсе занимает 61–62 место в мире. Россия официально причисляется к числу развивающихся, в лучшем случае переходных экономик.

Этот провал прежде всего явился платой за беспрецедентный 74-летний социалистический эксперимент. Однако на это можно взглянуть и шире – как на специфический путь развития страны, который, как подметили исследователи, невзирая на все усилия, реформы и модернизации, в конце концов воспроизводит относительную отсталость. Согласно расчетам некоторых экономистов, за два последние столетия, несмотря на все эпохальные преобразования, революции, войны, форсированные индустриализации и прочие рывки, экономическое отставание России, а затем СССР от передовых западных держав оставалось почти неизменным, составляя примерно два поколения – 40–60 лет.

Таким образом, Россия в XX в. не смогла решить целый ряд фундаментальных проблем, которые в свое время преодолели все западные страны. Причины исторических неудач царской и советской модернизаций коренились прежде всего в их неприемлемой для XX столетия парадигме, основанной на доминировании государства над обществом и личностью, несформированности гражданского общества и гражданского (общенационального) сознания, а в какой-то мере – на внешнем экспансионизме и мессианстве. Все эти факторы не только привели (как и во многих восточных странах) к неудаче предыдущих модернизаций, но и серьезно осложняют нынешнюю, третью по счету, постиндустриальную модернизацию.