История XX века: Россия – Запад – Восток

«Закат Европы»: мировоззренческая революция на пороге Новейшего времени

Идеологическое пространство индустриального общества складывалось под влиянием разнородных и подчас весьма противоречивых факторов. Долгое время сохранялся патриархальный, традиционалистский характер общественного сознания. Даже в Англии, значительно опережавшей остальные страны Запада в динамике социально-экономической модернизации, конец XIX столетия вошел в историю как «викторианская эпоха» – символ чопорности, морализаторства, укорененности традиций и упорядоченности жизни. Несмотря на процесс секуляризации, христианские корни европейской культуры по-прежнему предопределяли важную роль церкви в общественной жизни. Государственно-политическая элита в большинстве стран континента еще носила сословно-корпоративный характер, а участие масс в политике сводилось к редким вспышкам протестных настроений.

Если поведенческие традиции, моральные ценности, правовая культура европейского общества развивались в эпоху модернизации достаточно инерционно, то в других сферах общественного сознания происходили более заметные перемены. Особенно это касалось мировоззренческих исканий интеллектуальной элиты общества. Естественнонаучные и философские изыскания, развитие социально-политических и экономических теорий, художественное творчество закладывали основы принципиально новой картины мира. Ее отличительными особенностями стали светский, рационально-механистический характер, строгая упорядоченность, ориентация на поиск «позитивных» закономерностей и причинно-следственных связей в развитии любых процессов и явлений.

Позитивистское философствование, зародившееся в научном сообществе, стало символом особого типа мышления и миропонимания, восторжествовавшего в европейской интеллектуальной элите в XIX в. Позитивизм предполагал возможность описания любых природных и социальных процессов с помощью немногочисленных, математически точных и непротиворечивых законов, постулируемых так же безапелляционно, как факт существования всемирного тяготения в теории Ньютона. Именно в такой логике в XIX в. происходило и формирование нового типа политической идеологии.

Под влиянием позитивизма в общественно-политической мысли закрепились идеалы научности, объективизма, прогрессизма. Сформировалось стойкое убеждение в универсальности путей общественного развития, единых для всего человечества. Этнической, национальной, конфессиональной, культурной специфике отдельных стран и народов отводилось второстепенное значение. Как следствие, прогрессистская идеология любого типа приобретала ярко выраженный мобилизационный и даже революционный характер. Она утверждала не только важность той или иной модели политического управления, но и необходимость преобразования всех сторон общественной жизни. Пафос исторического оптимизма придавал крайнюю безапелляционность, бескомпромиссность и жесткость доводам прогрессистов в диалоге с оппонентами.

Наиболее ярко черты прогрессистской идеологии отразились в классических концепциях либерализма и марксизма. В основу этих доктрин легли механистические представления о социальном порядке, идеи договорной природы власти и гражданского сообщества, материалистическая трактовка исторического процесса. Отражая мировоззренческие ориентиры ведущих классов индустриального общества, либерализм и марксизм апеллировали к принципу народного суверенитета и идее демократии как единственно легитимной модели политико-правового устройства. Торжество демократии рассматривалось ими лишь в качестве условия для решения еще более важной задачи – создания подлинно свободного общества. Категория «свободы» приобретала для либералов и марксистов не только политический, но и социальный смысл. Свобода трактовалась как безусловное общее благо и залог социальной справедливости, а освобождение – как основной ориентир общественного прогресса. При этом разное понимание природы и источников социальной справедливости, упование на индивидуалистическое или коллективистское начало общественной жизни, утверждение приоритета свободы личности или свободы «народных масс» решительно размежевывали либеральную и коммунистическую идеологию.

Социально-психологические противоречия, порожденные формированием индустриальной производственной системы и урбанизацией, привели к возникновению анархизма – первой протестной идеологии классического типа. В ней уникальным образом переплелись настроения отчаяния и оптимизма, нигилистическая непримиримость и нравственный идеализм, разочарование в публичной политике и жажда радикальных общественных преобразований, стремление к тотальному разрушению и вера во всеобщую гармонию и свободу. Социальную опору анархизма составляли маргинальные группы населения, которые утратили традиционный образ жизни, а к новой социальной среде приспосабливались с трудом. Им были свойственны эгалитарные представления о социальной справедливости, склонность к эмоциональным, иррациональным действиям, укорененная неприязнь к городскому образу жизни со всеми присущими ему социальными атрибутами и поведенческими установками.

В качестве альтернативы прогрессистской и протестной идеологии в XIX в. сформировалась доктрина классического, или охранительного, консерватизма. Основу консервативного стиля мышления составлял традиционализм – естественное для человека стремление сохранить и укрепить существующий социальный порядок как привычную среду обитания. В доиндустриальных обществах традиционализм существовал в качестве доминирующих умонастроений, стиля поведения, коммуникативной культуры. Идеалы традиционализма не требовали какого-либо иного обоснования, кроме веры в постоянство и конечное совершенство мироздания. Лишь в условиях модернизации европейского общества сложились предпосылки для формирования идеологической доктрины консерватизма, использующей язык рациональных аргументов и политической целесообразности. Но социальную опору охранительного консерватизма по-прежнему составляли представители тех социальных слоев, которые сохраняли сословно-корпоративную этику и приверженность религиозным мировоззренческим ценностям.

К концу XIX в. идеологическое пространство западного общества приобрело завершенную форму. Противостояние прогрессистских и консервативных ценностей, либеральной и марксистской политических программ, «официальной» и протестной политических идеологий на первый взгляд создавало впечатление хаотичной идейной конфронтации. Однако в нем прослеживалась строгая объективная логика. Четырехполюсная социальная структура европейского общества, порожденная, с одной стороны, противостоянием доиндустриальных и индустриальных социальных слоев, а с другой – столкновением двух основных классов индустриального общества, получила целостное идеологическое оформление. Даже стихийное движение маргинальных групп оказывалось востребованным в этом политическом пространстве и адаптировалось к динамике развития государственно-правовой организации общества. В итоге XIX столетие парадоксальным образом вошло в историю Европы как период перманентных революционных потрясений, мощных общественных движений и, наряду с этим, как время преемственного государственного развития, консолидации политических элит, оформления партийной организации и системы парламентаризма, складывания основ электоральной модели политического процесса.

Эффективность сложившейся идеологической системы была столь велика, что и в XX в. концепции либерализма, марксизма, консерватизма, анархизма остались знаковыми векторами развития политической мысли. Но уже к началу Новейшего времени западное общество вступило в период острого мировоззренческого кризиса. Причина заключалась в глубинных противоречиях самого позитивистского, секуляризированного типа мышления.

Торжество прогрессистских идеалов подтолкнуло Запад к радикальному цивилизационному обновлению. Пройдя через эпоху революций, западное общество приобрело уникальную динамику социально-экономического и политического развития. К началу XX в. процесс модернизации охватил все мировое пространство. Но безапелляционная вера в общечеловеческий прогресс оказалась ловушкой. Новая западная культура, устремленная в будущее, насаждала негативное отношение к прошлому, агрессивное пренебрежение к традициям и устоям, объявленным «реакционными» и «архаичными». Это грозило разрушением всей общественной системы передачи нравственного и мировоззренческого опыта от поколения к поколению. Человек лишался духовного пространства, необходимого для осмысления собственной жизни, постижения глубинного смысла своего существования. К тому же, перестав видеть в себе творение Бога, человек Запада категорично объявил себя венцом эволюции и хозяином мира. Все это привело не к торжеству человеческого духа, а к утрате тех моральных ограничений, которые пестовали духовный мир личности на протяжении многих столетий.

Рациональная социальная философия, прагматизм и деловитость, возведенные в ранг общечеловеческих ценностей, деформировали психологический строй личности. Ключевыми ориентирами жизнедеятельности стали независимость, эффективность, благосостояние. Индустриальная система требовала от человека знаний, а не рассуждений, умелых действий, а не понимания смысла происходящего, передачи и восприятия информации, а не общения. Деловитость становилась непременным атрибутом социальной успешности. Провозглашая свободу и права человека приоритетной ценностью, новая западная культура парадоксальным образом пришла к отрицанию самобытности человеческой личности, к формализации всех проявлений общественной жизни.

Обостренное ощущение надвигающейся нравственной катастрофы сплотило блестящую плеяду европейских мыслителей и представителей творческой интеллигенции. В произведениях Ф. Ницше, А. Швейцера, Р. Генона, О. Шпенглера отразилось нарастающее разочарование в мировоззренческих идеалах Нового времени, предчувствие скорого распада сложившейся идеологической системы.[17] В XX столетие Запад вступал в роли триумфатора, определяющего исторические судьбы человечества. Но сама западная цивилизация оказалась на пороге мировоззренческой революции.