История XX века: Россия – Запад – Восток

В совершенно ином русле формировалась идеология национал-социализма, которую исторически принято называть немецким фашизмом. В ней переплелись расизм и идеи «консервативной революции», возникшие в фёлькишской среде.

Расовая теория была чрезвычайно популярна в Европе на рубеже XIX–XX вв. Под влиянием исследований Ж. де Габино, Х. Чемберлена, Г. Клемма и С. Ешевского закрепилось представление о расах как особых биосоциальных сообществах, представители которых обладали генетически наследуемыми качествами поведения, мышления, внешнего облика и даже мировоззрения. «Раса – носитель всего, и личности, и государства, и народа, – утверждал немецкий расолог Ф. Ленц. – Из нее исходит все существенное, и она сама суть. Она не организация, а организм…»

Представители немецкой расовой теории Г. Гюнтер, А. Розенберг, Л. Вольтман, Э. Крик, О. Рехе, О. Амон придали расологии не столько научный, сколько политический, пропагандистский характер. В их работах расовая идея превращалась в «миф крови», требующий радикальной перестройки человеческого существа. «Расовую душу нельзя потрогать руками, – писал А. Розенберг, – она воплощена в связанной кровью народности, увенчана и сплочена как эталон для сравнения в великих личностях. Эта целостность представляет собой не только «дух», а дух и волю, т. е. жизненную совокупность». Ту же мысль доказывал и Г. Гюнтер: «Впервые в мировой истории люди поняли причины величия и упадка народов. На основе этих знаний можно создать новый порядок в государстве и в личной жизни каждого человека. Грядет новая романтика – романтика расы. Она будет прославлять чистую нордическую кровь и создаст новые представления о добродетели и пороке».

В немецкой расологии центральной стала идея превосходства так называемой нордической расы. Принадлежность к этой расе определялась прежде всего по внешним признакам: продолговатой форме черепа, высокому росту, светлым волосам. Многие расологи утверждали, что представители «нордической расы» – потомки древних ариев. Смешивая языковые, этнокультурные и расовые признаки, они доказывали существование особой человеческой элиты, якобы несущей в себе «наследие предков». «Мир все больше признает германский феномен и превосходство нордической расы над всеми остальными, – писал К. Фердинанд. – Задача нордического духа заключается поэтому в обеспечении повсеместного проникновения по всему миру нордического стиля и принципов. Ничто не должно поколебать нашей уверенности в такой необходимой закономерности, даже если при этом нарушаются и ликвидируются основы других рас».

Пропаганда расового превосходства в сочетании с антисемитизмом и националистическим шовинизмом находила широкий отклик в фёлькишской среде. В ином духе идею народного единства, характерную для фёлькише, попытались выразить представители историко-органической философии О. Шпенглер, Меллер ван ден Брук, К. Шмитт, Э. и Ф. Юнгеры. Их воззрения получили название идеологии «консервативнойреволюции».

В своих размышлениях идеологи «консервативной революции» опирались на органическое понимание человеческого общества. Э. Юнгер предложил называть органическое единство «гештальтом» (нем. Gestalt – целостность), т. е. «целым, которое включает в себя больше, чем сумму своих частей». Он предсказывал наступление «новой эпохи», когда искусство, политика, наука окажутся под влиянием гештальтов – не в качестве формальных шаблонов мышления, а как высших, «тотальных» смыслов. Сам человек, по мысли Э. Юнгера, также является гештальтом, поскольку включает больше, чем сумму своих сил и способностей: «Он глубже, чем способен об этом догадываться в своих глубочайших мыслях, и могущественнее, чем может вообразить в самом мощном своем деянии». Э. Юнгер утверждал, что в обществе каждый человек помимо своей воли включен в иерархию гештальтов, благодаря которым получает «подлинность бытия», «мощь, богатство и смысл жизни». Народ же является венцом этой иерархии, ее творцом и творением.

Особого рода гештальтом братья Юнгеры и другие представители идеологии «консервативной революции» считали национальные сообщества. Национализм они определяли как глубинное, невыразимое во всей полноте чувство сопричастности к духовной сущности своего народа. «Национализм связан с определенными историческими силами, – писал Ф. Юнгер. – Он не борется против исторического сознания, напротив, он стремится вдохнуть в него новую жизнь. Он желает пробудить чувство трагической и героической полноты прошлого, усилить народное притязание на власть и увидеть в нем будущее». Отношение к нации с этой точки зрения является своего рода тайной и не может быть выражено в рациональных категориях. Без ощущения мистической сопричастности к народу любое сообщество людей остается механической массой.

В философских и публицистических произведениях братьев Юнгеров ярко отразился весь трагизм идеологии «консервативной революции». Так, блестящий литератор Э. Юнгер создал в своих романах и дневниках образ мировой войны как торжествующего абсурда и хаоса, гибели всех ценностей старого мира. Война рассматривалась им как переломный момент в истории общества – после нее уже невозможно мыслить прежними категориями добродетели и гуманизма. В то же время именно война способствовала, по мнению философа, пробуждению в народе истинного национального духа.

Большое впечатление на современников оказали философские труды О. Шпенглера, в том числе его книги «Закат Европы» и «Прусская идея и социализм». Предрекая угасание и гибель европейской цивилизации, Шпенглер рассуждал о тех «здоровых» силах общества, которые способны создать новое культурное ядро. В этой роли он видел прежде всего представителей «пруссачества, обновленного социализмом». Говоря о «прусском характере», Шпенглер акцентировал его «подлинно социалистический характер»: «Не «Я», но «Мы», коллективное чувство, в котором каждое отдельное лицо совершенно растворяется. Не каждый стоит за себя, а все за всех, с той внутренней свободой в высшем смысле – свободой повиновения, которая всегда отличала лучших представителей прусского воспитания».

Тема «национального социализма» поднималась и в концептуальной работе «Третий рейх» Меллера ван ден Брука (настоящее имя – Артур Меллер). Вслед за Шпенглером Меллер ван ден Брук рассуждал о борьбе «молодых народов», в том числе немцев, против «старых» наций дряхлеющей гуманистической Европы. Источником сил национального возрождения он считал немецкие традиции племенного сознания и немецкую имперскую идею. Причем «прусский дух», воплощенный в «активной и монолитной» государственности, Меллер ван ден Брук противопоставлял «аморфности», присущей, по его убеждению, остальным немцам. Сложившийся на прусской почве человеческий тип – стойкий, связанный прочными духовными узами со своим народом и готовый к самоотречению во имя «высших ценностей», – являлся для него прототипом немца, которого предстояло воспитать. Меллер ван ден Брук подчеркивал, что в основе политики должно лежать национальное воспитание, т. е. осознание немцами своей «сущности», с тем чтобы затем «наполнить ею» весь остальной мир. Грядущее торжество «немецкого духа» Меллер ван ден Брук называл Третьим рейхом (вслед за Священной Римской империей и империей Бисмарка).

Идея германской национально-консервативной революции на первый взгляд вполне сочеталась, с одной стороны, с расистским «нордическим мифом», а с другой – с фашистским идеалом тотального «народного» государства. Однако привнесение в историко-органическую философию принципов расизма создавало совершенно новую идеологическую доктрину. Основой исторического процесса провозглашался не сам народ, а мистическая «расовая душа», которая раскрывается в людях не благодаря их солидарности, а, напротив, через преодоление обыденных связей, воспитание «сверхчеловеческого» духа. «Мы исходим из того, что человек от природы – общественное существо, и в общественном бытии он подчинен законам развития расы, – рассуждал основатель «расовой педагогики» Э. Крик. – Но члены общества – это не безликие числа, каждый из них имеет свое назначение. Ни народ, ни тем более государство – это не личности. Личность – это только отдельный человек». Еще более жестко эту мысль впоследствии сформулировал Гитлер: «Так же как высшая раса призвана управлять низшими расами, так же и в рамках высшей расы власть должна принадлежать высшим личностям». Подобный подход открывал путь для рассуждений о необходимости расового «очищения» самого немецкого народа, о наднациональном, мировом характере будущего «расового порядка». Это и предопределило принципиальное отличие нацизма как от фёлькишской, так и от фашистской идеологии.

Понятие «нацизм» (национал-социализм) сформировалось достаточно случайно, когда в первые послевоенные годы в пестром конгломерате немецких протестных движений возникла Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП) под руководством А. Гитлера. Идеал национального социализма был популярен в Германии в те годы благодаря публицистическим работам О. Шпенглера и его единомышленников. Но гитлеровцы привнесли в эту идею ярко выраженный расовый и мистический, оккультный подтекст. В течение нескольких лет НСДАП проделала путь от синдикалистских лозунгов и фёлькишских идей до оголтелой пропаганды «тысячелетнего Рейха» арийской расы.

Свастика (древний мистический символ вечного движения солнца) стала официальной эмблемой нацистской партии, обозначающей соединение арийских традиций с героикой древнегерманских нибелунгов. Нацисты использовали множество ритуалов, в том числе салют поднятой вверх рукой, массовые факельные шествия. Вся эта символика, выражающая мистическое единство членов партии, имела большое идеологическое значение. Именно партия рассматривалась нацистами как торжество расового духа. «Партия вырабатывает определенный символ веры, и на основе этой программы мы строим строго централизованную организацию, которая одна только может принести победу нашему миросозерцанию», – утверждал Гитлер.

Как лидер партии, Гитлер считался «фюрером германской нации». Фюрерство, олицетворявшее идеологию вождизма, нацисты возвели в основной принцип духовной жизни каждого немца. Р. Гесс называл фюрерство моральным долгом. «При любых своих действиях задавайте себе вопрос: как поступил бы Вождь (каким вы себе его представляете), – писал он. – Это значит: в любой форме всегда быть слугой тотального национал-социализма Адольфа Гитлера, сознательно и от всего сердца, от начала и до конца быть последователем Вождя!»

После прихода к власти нацисты окончательно отказались от органической трактовки понятия «народ». Принцип «расовой чистоты» приобрел ключевое значение в нацистской идеологии. «Священное право, являющееся в то же время священной обязанностью: человек должен неусыпно заботиться о том, чтобы кровь его осталась чистой, ибо, только сохранив лучшую часть человечества, мы обеспечиваем возможность более высокого и благородного развития всего человечества на земле», – писал Гитлер.

Своей главной задачей нацисты провозглашали не торжество солидарных интересов немецкого народа, а создание мирового расового порядка. Германское государство поэтому не являлось для них «тотальным» воплощением «расовой души». В этой роли выступала партия и ее фюрер. «Правильный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели, – утверждал Гитлер. – Правда, без государства нет высокой человеческой культуры; но само государство не является еще главным фактором культуры. Главным фактором является исключительно наличие расы, способной стать творцом культуры. Государство только сохраняет расу».

Принцип партийности и главенство наднациональных задач, связанных с созданием нового мирового порядка, сближали нацизм с идеологией большевизма. Появление большевизма на мировой политической арене было связано с расколом рабочего движения на два течения: социал-реформистское и революционное. В то же время большевистская идеология не была лишь продолжением революционных традиций марксизма. Подобно нацизму и фашизму, большевизм отразил парадоксальное стремление маргинальных групп не только уничтожить диктатуру «старого мира», но и создать еще более жесткий, тотальный «новый порядок». И если фашисты видели основой этого порядка «народное государство», то большевики и нацисты – «партию нового типа», способную возглавить «мировую революцию» и открыть новую эпоху всемирной истории.

Нацистская и большевистская идеологии изначально возникли как непримиримые политические противники. Но подлинную сущность этого противоборства емко сформулировал Ф. Хайек: «Национал-социализм и большевизм боролись за людей с определенным, схожим типом сознания и ненавидели друг друга, как ненавидят еретиков». Нацизм опирался на расовую мифологию, что с точки зрения марксизма являлось, как минимум, социальной демагогией. Но и большевизм, по справедливому рассуждению Бердяева, «воспринял не научную сторону марксизма, а его мессианскую, мифотворческую религиозную сторону, показал, как велика власть идеи над человеческой жизнью, если она тотальна и соответствует инстинктам масс». Большевизм, как и нацизм, привлек маргинальную массу не столько политическими идеями, сколько экстремистской энергетикой, фанатичной безапелляционностью, самозабвенной верой в абстрактные идеалы. «В большевизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни человека как служения сверхличной цели, как служения не себе, а великому целому, – писал Бердяев. – Но эта идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы. В большевизме эта идея приняла почти маниакальные формы и превращает человека в орудие и средство революции».