Структурный экономический кризис 1970-х гг.
Беспрецедентный экономический рост на протяжении почти четверти века при отсутствии циклических кризисов и стабильном повышении уровня жизни абсолютного большинства населения породил представление о том, что индустриальная система вступила в длительный период процветания. Однако в середине 1970-х гг. эта иллюзия развеялась. Все началось с «нефтяного шока» 1973 г. Арабские страны, занимавшие ведущие позиции в Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК), приняли решение о резком повышении цен на нефть в знак протеста против израильской экспансии на Ближнем Востоке. Только в октябре 1973 г. цены выросли с 3 до 11,65 долл. за баррель (159 дм). Над экономикой стран Запада нависла угроза глобального энергетического кризиса.
Резкое подорожание нефти привело к росту себестоимости продукции и услуг практически во всех отраслях. Когда имевшиеся товарные запасы истощились, произошел настоящий «взлет» оптовых и розничных цен. Как следствие, менее чем через год после «нефтяного шока» начался классический кризис перепроизводства – впервые после 1938 г. Вызванное им снижение уровня производства в 1974 г. составило в США 15 %, в Италии и во Франции – 14, в ФРГ – 8, Великобритании – 7 %. Значительно увеличилась безработица, что, в свою очередь, еще больше сократило потребительский спрос и снизило уровень инвестиционной активности.
Особенность кризиса 1974 г. – быстрое ухудшение конъюнктуры именно в передовых, науко– и капиталоемких отраслях. Под ударом оказались предприятия и компании, связанные со всемирно известными крупнейшими корпорациями и банками. Поэтому кризис 1974 г. не стал обычным «фильтром», отсеивающим наименее конкурентоспособных производителей. Он породил общую долговременную стагнацию индустриальной производственной системы.
В 1976–1979 гг. в странах Запада наметился экономический подъем, несравнимый, однако, по темпам с динамикой предыдущих лет – в среднем 2,4 % в год. По-прежнему были сильны инфляционные процессы, высок уровень безработицы. Вскоре случился и второй «нефтяной шок»: после свержения в 1979 г. шахского режима в Иране и начала ирано-иракской войны страны ОПЕК повысили цены на нефть до 34 долл. за баррель. На этот раз особенно сильно пострадали развивающиеся страны. Их внешняя задолженность выросла к концу 1981 г. до беспрецедентной суммы – 530 млрд долл. Ведущие страны Запада оказались в более выигрышном положении. Большая часть доходов стран ОПЕК была размещена на депозитах в западных банках, что позволило компенсировать потери за счет увеличения банковских процентных ставок. Но эти меры не могли предотвратить наступление нового циклического кризиса в 1980–1981 гг. Уровень падения производства составил 7–8 %.
Растянувшаяся почти на десятилетие стагнация производства была отягощена совершенно необычным явлением – снижение деловой активности сопровождалось не уменьшением, а ростом инфляции (впоследствии это явление было названо стагфляцией). Постоянный инфляционный фон образовался еще в 1950—1960-х гг., но тогда уровень инфляции достигал 2–3 % в год (ползучая инфляция). В начале 1970-х гг. он начал приближаться к 8—10 % (интенсивная инфляция), а затем перешагнул и 10 %-ную отметку (галопирующая инфляция). Причиной такого явления стал не спад производства, а долговременное использование кейнсианских методов регулирования – стимулирования совокупного спроса посредством дефицитной бюджетной политики, создания «избыточных» кредитных денег (использования различных форм кредита, опережающего реальный рост доходов населения). В итоге инфляция начала развиваться по спирали: эмиссия денежных знаков вызывала рост цен, а это, в свою очередь, требовало увеличения денежной массы, новый виток эмиссии порождал очередную волну инфляции.
Преодолеть стагфляцию с помощью государственного регулирования было чрезвычайно сложно. Особенно острой проблемой становился б ю д ж е т н ы й д е ф и ц и т – устойчивое превышение государственных расходов над доходами. Из европейских стран только Швеции удавалось сохранять положительное сальдо бюджета. В Италии удельный вес государственного долга по отношению к ВВП за период 1970–1976 гг. вырос с 29 до 60 %, в Австрии – с 19 до 30 %, в ФРГ – с 18 до 27 %. Энергичные меры позволили правительствам ряда стран улучшить сальдо бюджета в 1970-х гг., но государственный долг практически нигде не был ликвидирован. Так, например, в Нидерландах удельный вес долга в ВВП сократился за это время с 68 до 39 %, в Великобритании – с 86 до 62 %.
Обеспечение внешнего и внутреннего долга требовало привлечения все больших средств. Если в середине 1960-х гг. доля неторговых платежей в международных расчетах составляла 60 %, то к концу 1970-х гг. она уже достигла 80 %. В ведущих странах Запада проблема бюджетного дефицита хотя бы отчасти решалась за счет роста процентных ставок банковских кредитов. А вот развивающиеся страны оказались просто не в состоянии обеспечивать растущий внешний долг. Складывались предпосылки для глобального кризиса неплатежей по задолженности коммерческим банкам, что, в свою очередь, наносило удар по экономике ведущих индустриальных стран.
Развитие инфляционных процессов подорвало Бреттон-Вудскую международную валютно-финансовую систему еще до наступления пика кризисных процессов. Первым симптомом стало падение фунта стерлингов в 1967–1968 гг. Снижение его золотого содержания на 14 % вызвало цепную реакцию в 25 странах Британского Содружества, закреплявших курс своих национальных валют через паритет с фунтом стерлингов. Спустя полтора года та же ситуация повторилась после снижения французским правительством золотого содержания франка на 11 % и последовавшего затем падения курсов национальных валют 14 африканских стран, входящих в «зону франка». Стремительно ухудшались и позиции доллара. К 1970 г. из-за растущей диспропорции платежного баланса золотой запас США сократился до 11 млрд долл., тогда как долларовые суммарные накопления за границей (причем только в государственных и коммерческих банках) уже достигали 50 млрд. Во избежание дефолта президент Р. Никсон был вынужден в 1971 г. официально объявить о временной приостановке обмена долларов на золото. После этого во многих странах были введены «плавающие» (нефиксированные по отношению к доллару) курсы национальных валют. Бреттон-Вуд-ская валютно-финансовая система распалась.
В декабре 1971 г. под эгидой МВФ было заключено «Смитсоновское соглашение», согласно которому пересматривалось прежнее соотношение национальных валют, в том числе впервые после 1934 г. был девальвирован доллар. Смягчился порядок изменения паритетов национальных валют, была легализована практика «двойного валютного рынка», апробированная во Франции (стабилизация «коммерческого курса» национальной валюты через ее золотое содержание и систему валютных паритетов при одновременном введении «плавающего» курса валюты на внутреннем рынке). Но сложная система расчетов, возникающая в таком случае, не могла способствовать стабилизации валютно-финансового рынка. Участники «Смитсоновского соглашения» приняли решение о подготовке крупномасштабной реформы, призванной заменить Бреттон-Вуд-скую систему. Однако нарастание кризисных явлений в мировой экономике сделало решение этой задачи невозможным. После «нефтяного шока» 1973 г. «Смитсоновское соглашение» было фактически ликвидировано. «Плавание» валют превратилось в постоянную практику. В октябре 1974 г. МВФ принял решение об окончательной либерализации мирового финансового рынка. Только за последующие пять лет амплитуда колебания валютных курсов выросла до 20 %.
К концу 1970-х гг. стало очевидно, что нарастание кризисных явлений не может быть объяснено лишь последствиями «нефтяных шоков», несбалансированностью спроса и предложения. Индустриальная производственная система вступила в полосу очередного структурного кризиса, порожденного более глубокой тенденцией – перенакоплением капитала. Его первые признаки появились еще на рубеже 1960—1970-х гг., когда начал замедляться прирост производительности труда, повысились удельные издержки производства (т. е. издержки производства начали расти быстрее, чем цены на готовую продукцию). В то же время основной показатель относительного перенакопления – снижение нормы прибыли – долгое время не проявлялся вследствие широкомасштабного вмешательства государства в экономическую сферу. Стимулирующая налоговая политика, льготное изменение нормы процента, прямое инвестирование со стороны государства, а также прямое или косвенное стимулирование потребительского спроса позволяли сохранять общий объем прибыли на достаточно высоком уровне. К тому же крупные корпорации, не желая терять рынки сбыта, до последней возможности пытались компенсировать снижение эффективности производства ускоренным ростом его объема. Но когда в середине 1970-х гг. из-за «нефтяного шока» резко осложнилась экономическая конъюнктура, остановить снижение нормы прибыли было уже невозможно.
Итак, два циклических кризиса перепроизводства 1974 и 1981 гг. выявили углубляющийся структурный экономический кризис. Модель смешанной экономики, основанная на сочетании массового производства, монополистической конкуренции и неокейнсианских методов государственного регулирования, не только не позволяла преодолеть кризисные тенденции, но во многом их провоцировала. Для восстановления эффективной нормы прибыли требовалась радикальная перестройка инвестиционной политики, организационной структуры предпринимательства и производства.
Историческая роль структурного кризиса 1970-х гг. оказалась особой. Он завершил не только очередную «кондратьевскую волну», но и трехвековой тренд развития индустриальной экономики, связанный с периодической сменой ресурсозатратных моделей производства и предпринимательства (мануфактурный капитализм, фабрично-заводской акционерный капитализм, монополистический капитализм, смешанная экономика). На протяжении всего этого времени прослеживалась общая тенденция – каждая структурная перестройка лишь приводила к новой волне наращивания капиталоемкости и энерговооруженности производства, расширению сырьевой базы и трудовых ресурсов. В эпоху НТР этот процесс достиг своего пика, поскольку для обеспечения экономического роста была задействована даже государственная система, а ресурсное пространство индустриальной экономики приобрело планетарные масштабы. Поэтому новый кризис подвел черту под всей историей ресурсозатратной экономической модели. Запад оказался на пороге «постиндустриальной эры».
