История XX века: Россия – Запад – Восток

«Либеральный консенсус», сложившийся в западном обществе в период борьбы против нацизма и коммунизма, а также формирующаяся социально-экономическая система «государства благосостояния» предопределили окончательное торжество идей конституционализма.

Во второй половине XX в. государственно-правовое строительство было тесно связано с развитием многопартийной демократии и парламентаризма, закреплением широкого круга прав и свобод человека, реализацией принципа разделения властей, регионализма, правового и социального государства. Классическими конституциями подобного типа стали Основной закон ФРГ (1949), Конституция Италии (1947), конституции Четвертой (1946) и Пятой (1958) республик во Франции, а также конституции Греции (1975), Португалии (1976), Испании (1978). По характеру регулирования общественных отношений и конституционно-правовой доктрины к этой же модели тяготеет и конституционное законодательство парламентских монархий в Дании, Швеции, Нидерландах, Норвегии, Люксембурге, Бельгии, формирование которого происходило поэтапно на протяжении XIX–XX вв.

Конституционная модель, сложившаяся в странах Запада во второй половине XX в., получила название смешанной, или либерально-этатистской. С либеральной традицией ее сближало признание приоритетной значимости естественных прав человека и равенства людей в правах на свободу. Подчеркивалось преобладание в обществе договорных правоотношений, а также необходимость построения правового государства, надежно защищенного от угрозы авторитаризма. С другой стороны, либерально-этатистский конституционализм существенно изменил трактовку принципа народного суверенитета. Народ рассматривался в качестве реального субъекта правоотношений. Защита общенародных (общенациональных) интересов стала основной задачей государства, утратившего тем самым роль нейтрального арбитра по отношению к гражданскому обществу. Субъектами конституционно-правовых отношений признавались и основные социальные общности – этнические, конфессиональные, региональные, профессиональные сообщества, половозрастные группы, а также семья.

Таким образом, на смену представлению о свободном характере развития гражданского общества пришло понимание сложного взаимодействия индивида, основных социальных групп, общества и государства. Поэтому конституции либерально-этатистской модели были направлены не только на защиту индивида от дискриминации, но и на формирование вокруг него целостного правового пространства. Естественные права и свободы, гарантированные международным законодательством, сохранили свою значимость. Но конституционно-правовой статус личности теперь основывался на широком круге прав и обязанностей, предполагающих отношения взаимной ответственности между индивидом и государством.

Из-за изменения характера правового регулирования конституционное законодательство утрачивало декларативный характер и оказывалось тесно связанным с реальной практикой общественной жизни. Задачами конституционного строительства становились обеспечение социальной солидарности, сотрудничества различных слоев общества, формирование здоровой и безопасной среды обитания, защита идеологического и культурного плюрализма, свободы совести, равноправия всех видов собственности, права на труд и на образование, свободы научной, художественной и иной творческой деятельности.

Распространение прямого конституционно-правового регулирования на все сферы общественных отношений позволяло не только закрепить широкий круг прав и обязанностей личности, но и сформировать целостную систему ролевых отношений в гражданском обществе, преодолеть спонтанность его развития. Тем самым конституционное право превратилось в инструмент моделирования определенного социального порядка. Конституционная доктрина приобретала ярко выраженную идеологическую и политическую направленность, а установленная в ней иерархия целей общественного развития формировала компетенцию социального государства.

Расширение компетенции государства на все сферы жизни общества заставило пересмотреть либеральную трактовку принципов представительной демократии и разделения властей. При сохранении трех классических ветвей власти (исполнительной, законодательной, судебной) система их разделения утрачивала строго пропорциональный характер. Вместо «сдержек и противовесов» формировался определенный эпицентр важнейших властных полномочий. Классическим примером такого подхода является конституционная модель ФРГ, где главенствующей политической фигурой стал канцлер – глава правительства и лидер парламентского большинства. Французская конституция 1958 г. образовывала такой же мощный эпицентр власти вокруг избираемого посредством прямых общенародных выборах президента.

Отказ от доктрины «сдержек и противовесов» позволял создавать необходимую правовую основу для проведения целенаправленной активной государственной политики. Но усиление политических полномочий основных органов государственной власти потребовало обеспечения эффективного контроля над их действиями. Эту функцию выполняла система конституционного правосудия. Ее принципы сформулировали в 1920 г. австрийские юристы Х. Кельзен и Ш. Эйзенман. В отличие от либеральной модели, в которой органами конституционного правосудия являлись суды общей инстанции, в европейских странах создавались специализированные Конституционные суды. Они не имели полномочий в сфере текущей правоприменительной практики и концентрировали свои усилия на контроле за действиями государственной власти.

Большое значение для упрочения либерально-этатистского конституционного правопорядка имела деятельность политических партий. Обновленная конституционная доктрина отрицала и тоталитарный опыт однопартийной монополии, и либеральное понимание партийной жизни как спонтанного проявления политической инициативы граждан. В условиях концентрации власти и проведения активной социальной политики партии становились ключевыми субъектами не только политического процесса, но и осуществления государственных властных функций. Поэтому в новых конституционных системах их деятельность подлежала детальному регулированию и жестким ограничениям в вопросах финансирования, организационного построения, пропаганды радикальных политических идей.

В странах с либерально-этатистской конституционной моделью не получила развитие двухпартийная система, основанная на взаимном сдерживании двух лидирующих партий. На политической арене неизменно присутствовало несколько активных общенациональных партий, реально претендующих на «вхождение во власть». На первый взгляд это свидетельствовало о последовательной децентрализации партийной системы и значительном идейно-политическом плюрализме в обществе. Однако в действительности многопартийность была направлена на концентрацию политического процесса. Каждая из партий стремилась создать себе прочную, преемственную социальную базу и выдвигала идеологическую программу, призванную консолидировать ее электорат. В этих условиях гражданская активность человека проявлялась не в реализации индивидуальных прав на свободу слова и совести, а в выборе «своей» партии.

Конституционное регулирование избирательного процесса могло искусственно менять масштаб «самоопределения» граждан в рамках партийно-политического спектра. При введении пропорциональной избирательной системы шанс закрепиться «во власти» получали даже небольшие партии, представлявшие интересы локальных социальных групп. Вектор политического интереса отдельного человека смещался тем самым к насущным проблемам собственной жизни. Переход к мажоритарной, или смешанной, избирательной системе, особенно с высоким барьером прохождения партий во второй тур выборов, позволял «укрупнить» масштаб политического диалога, предоставлял дополнительные преимущества партиям, выражающим общенациональные интересы.

В целом либерально-этатистская конституционная модель оказалась достаточно эффективной в условиях становления «государства благосостояния» и глобализации политических процессов во второй половине XX в. В несколько измененном виде она была реализована и в странах Латинской Америки, и во многих странах Азии и Африки, завоевавших независимость.