История XX века: Россия – Запад – Восток

Несмотря на триумф неолиберализма в послевоенном обществе, политические партии либерального толка переживали очевидный упадок. В новых политических реалиях они оказались в роли центристских, перейдя на позиции прагматического технократизма. Немалое число государственных чиновников, экспертов, аналитиков и политтехнологов рекрутировалось именно из неолиберального лагеря, но для формирования влиятельных общенациональных политических партий подобного толка не хватало ни массовой социальной базы, ни идеологической самобытности. Единственным заметным явлением в этом секторе «политического поля» оставалось республиканское движение во Франции, лидером которого с 1960-х гг. стал В. Жискар д'Эстен. В годы его президентства (1974–1981) влияние либеральных политических сил в Европе достигло своего пика за весь послевоенный период.

Основу левой части партийно-политического спектра образовали социал-демократические партии. Их идеологическая платформа по-прежнему основывалась на принципах демократического социализма. В 1951 г. социал-демократические партии Европы объединились в Социалистический интернационал (Социнтерн). Его лидеры К. Бевин, К. Шумахер, К. Реннер, Дж. Сарагат отвергали не только идею диктатуры пролетариата и революционную стратегию рабочего движения, но и классовый подход к анализу общественных проблем. Политическая стратегия социал-демократии все больше тяготела к неолиберальному проекту «государства благосостояния».

Заметное влияние на идеологию послевоенной социал-демократии оказала теория «плюралистической демократии». У истоков ее стояли представители английского фабианского движения и «гильдейского социализма» начала XX в. В развернутой форме теория «плюралистической демократии» была представлена в 1930-х гг. в трудах лейбориста Г. Ласки, а впоследствии развита Р. Далем и Д. Стречи. Идея «плюралистической демократии» опиралась на представление о существовании в обществе множества социальных групп, постоянно меняющих свой состав. Поэтому никакого устойчивого большинства, способного создать ту или иную форму классовой демократии, не существует. Демократия, по мнению «плюралистов», представляет собой динамичный процесс «борьбы интересов», в результате которого власть переходит к группам, способным достичь компромисс и взаимодействовать в ходе конкурентной борьбы с другими группами.

В 1970-х гг. идеологическая программа Социнтерна претерпела некоторые изменения. В. Брандт, У. Пальме, Б. Крайский, Ф. Миттеран, Ф. Гонсалес попытались придать социал-демократическому движению более современный, динамичный характер. Кризис «государства благосостояния», снижение активности рабочего профсоюзного движения, геополитические изменения на мировой арене заставляли социал-демократические партии искать новые формы деятельности. В программных установках Социнтерна обновление политического курса связывалось прежде всего с поддержкой национально-освободительных движений в странах третьего мира, укреплением международно-правовой системы, проведением политики разоружения. Однако во внутренней политике социал-демократические партии оставались приверженными принципам государственного регулирования и социального патернализма. В 1980-х гг. это привело к «кризису идей» в социал-демократическом лагере. Показательным стал провал «левого эксперимента» во Франции – попытки проведения крупномасштабных реформ после прихода к власти в 1981 г. Социалистической партии во главе с Ф. Миттераном. В остальных странах Запада в эти годы развертывалась «неоконсервативная революция», на полтора десятка лет поставившая социал-демократов в оппозицию.

Крайний фланг левого лагеря образовали в послевоенные годы коммунистические партии. Традиции антифашистского сопротивления и финансовая поддержка со стороны СССР привели к появлению влиятельных коммунистических партий во Франции, в Италии, Греции. В других странах Запада коммунистическое движение играло на политической арене незначительную роль. К тому же коммунистические партии оказались заложниками «холодной войны» – даже образуя крупные парламентские фракции, коммунисты оставались в изоляции и не могли реально влиять на законотворческий процесс. Лишь Французская коммунистическая партия в 1970 – начале 1980-х гг. сумела выйти за рамки протестного движения, но ценой идеологического компромисса с социалистами. После начала советской перестройки и развала СССР европейское коммунистическое движение окончательно переродилось в маргинальное политическое явление.

В конце 1960-х гг. в странах Запада возникли и так называемые новые левые движения. Их основу составили многочисленные молодежные группировки, выступавшие против «буржуазных ценностей», «общества потребления», засилья технократической элиты, ограничения свободы самовыражения. Масштабные политические акции «новых левых» были достаточно редкими. Лишь во Франции во время «красного мая» 1968 г. и в США на фоне недовольства войной во Вьетнаме сложились массовые политические молодежные движения.

Французские «новые левые» образовали движение гошистов (фр. gauche – левый). В него влились группировки троцкистов, анархистов, маоистов, объединенные критикой «буржуазного строя» и политиков из «поколения отцов». Гошисты считали, что парламентаризм и многопартийная избирательная система служат прикрытием для господства олигархической буржуазии, а возрождение подлинной демократии возможно только при условии тотального разрушения существующих порядков. Их лозунгом стало «требование невозможного» – проведение акций протеста, исключающих какой бы то ни было компромисс с властями.

Репутацию признанных идеологов «новых левых» снискали философы из «Франкфуртской школы» – М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм, в чьих работах идеи неофрейдизма и неомарксизма сочетались с жесткой критикой «общества потребления». Но в действительности идеи «новых левых» практически не подлежали рациональной систематизации и концептуальному осмыслению. Их основу составил бунтарский пафос, парадоксальное сочетание социального нигилизма и чувственной экспрессии, особая знаковая, символическая культура. Показательным брендом протестного движения «новых левых» стал знаменитый портрет Эрнеста Че Гевары, превратившегося из кубинского «архангела революции» в секс-символ молодежной контркультуры.

Еще более разнообразным в идеологическом отношении был правый фланг партийно-политического спектра. Само понятие «правой», т. е. охранительной, идеологии оказалось к середине XX в. размытым. В англосаксонских странах в роли «правых» выступали консервативные партии, которые еще с 1920-х гг. окончательно перешли на ультралиберальные позиции. Эта странная на первый взгляд метаморфоза имела вполне определенные причины. После того как в странах Запада восторжествовала этика рыночных отношений, сложилось динамичное гражданское общество, завершилась секуляризация массового сознания, а за человеком было признано неотъемлемое право самостоятельно определять свою судьбу и нести полную ответственность за свой выбор, предметом «охранения» стали не монархические, сословные или конфессиональные традиции, а «естественное», «изначальное» состояние общества. В итоге американский и английский консерватизм впитывал самые ортодоксальные идеи классического либерализма и противостоял в этом качестве уже новому, реформаторскому либерализму.

В послевоенные годы англосаксонские «правые» партии (Республиканская партия в США, Консервативная партия в Великобритании) постепенно отказались от ультралиберальных идей и перешли к прагматичной поддержке политики «государства благосостояния». Этот курс не получил какого-либо особого концептуального обоснования. А вот в идеологической нише ультралиберального консерватизма сформировалось особое течение общественной мысли – либертаризм.

У истоков либертарной идеологии стояли экономисты Ф. фон Хайек и Л. фон Мизес. Отличительной чертой их политических воззрений была агрессивная критика любого государственного вмешательства в естественный ход общественного развития. Либертаристы считали, что рыночная свобода, равно как и свобода политическая, правовая, духовная, не может быть «частично ограниченной». Социалистическое, фашистское или любое иное «регулируемое общество» развивается по принципиально иным законам, нежели свободное. Встав на путь регламентации общественных отношений, «правительство должно будет наращивать цепь ограничений и регулирования и по этому пути шаг за шагом дойдет до того, что все свободы индивидуума исчезнут» (Мизес).

В качестве альтернативы «регулируемому обществу» либертаристы называли «спонтанный порядок» – преобладание индивидуальной инициативы, состязательности, нерегламентированных, естественно сложившихся норм и правил. Они подчеркивали, что «спонтанный порядок» отнюдь не означает торжества анархии и хаоса в общественных отношениях. «Главнейший принцип, лежащий в основании индивидуалистической системы, состоит в том, что она использует всеобщее признание некоторых универсальных принципов как средство создания порядка в общественных делах», – утверждал Хайек.

В период расцвета «государства благосостояния» либертаризм не получил широкого распространения даже в англосаксонских странах. В континентальной Европе эволюция консервативной идеологии вообще приобрела иную направленность. Решающее значение имел раскол консервативной мысли на либеральное и социальное течения.

Либеральный консерватизм изначально являлся реформистской идеологией и в середине XX в. сыграл большую роль в «либеральном синтезе». Присущие ему идеи «управляемой демократии» и «теории элит» были востребованы идеологами неолиберализма.

Социальный консерватизм, напротив, опирался на идеи, совершенно противоречащие «либеральному синтезу», – органического народного единства, этнокультурного национализма, государственного патернализма, имперского величия. С 1920-х гг. этот идеологический арсенал использовался фашистским движением, а после Второй мировой войны почти на четверть века оказался дискредитированным в глазах европейской общественности. Единственным исключением стала идеология голлизма, зародившаяся во французском движении Сопротивления.

Благодаря неоспоримой роли Ш. де Голля в борьбе против нацизма и фашизма, его ярко выраженный национализм, обращение к идее надклассовой органической солидарности, критика многопартийности и парламентаризма не воспринимались как реанимация фашистских идей. Впрочем, после создания режима Пятой республики с исключительно широкой компетенцией президента и официально провозглашенной идеологией «величия Франции» многие американские, английские и советские политики открыто упрекали де Голля в авторитаризме и патернализме. Голлисты же апеллировали к идеям органической демократии, считая, что любой иной подход угрожает национальному единству и обрекает страну на политическую стагнацию.

Франция воспринималась голлистами как вневременное сообщество французов – и живших в прошлом, и живущих ныне, и будущих поколений. Поэтому принцип «величия Франции» в их трактовке означал не пропаганду шовинизма и ксенофобии, а признание безусловного приоритета общенациональных интересов. Либеральная модель парламентаризма рассматривалась де Голлем как одна из причин коррозии государственной власти. В противовес «режиму партий» он предлагал вернуться к «прямой демократии», подразумевая под ней получение «мандата власти» непосредственно от народа как парламентом, так и президентом. Преобладание же президента в системе разделения властей должно было гарантировать политическое единство нации.

Голлизм не только возродил традиции социального консерватизма, но и придал им современное звучание. За десятилетний период политической монополии голлистов Франция совершила мощный рывок в формировании социально-экономической системы «государства благосостояния» и развертывании научно-технической революции, перешла к активной неоколониальной политике. Однако именно модернизация французского общества быстро сокращала социальную базу голлизма. Символом его краха стали массовые студенческие волнения во время «красного мая» 1968 г. в Париже. Новое поколение французов отвергло идеологию государственного патернализма.

Более успешным политическим «проектом» оказалось христианско-демократическое движение, занявшее идеологическую нишу консерватизма в большинстве западноевропейских стран. Впрочем, эволюция идеологии католицизма оказалась не менее сложной, нежели идей органической демократии и этнокультурного национализма. Папа Римский Пий XI, понтификат которого пришелся на период 1922–1939 гг., активно пропагандировал принципы христианского солидаризма, корпоративизма и субсидиарности. Под корпоративизмом он подразумевал внутреннюю солидарность каждой из социальных групп, препятствующую классовой конфронтации. Принцип субсидиарности означал право индивидов проявлять инициативу и собственными силами достигать успеха, не нарушая при этом единство всего социального организма и не отвергая помощь общества. Все эти идеи оказались созвучными той политике, которую проводили фашистские режимы в Австрии, Италии, во Франции, в Испании, Португалии. Пий XI достаточно недвусмысленно выражал одобрение их действиям, а вот по отношению к «безбожным» режимам в СССР и нацистской Германии занял самую бескомпромиссную позицию.

В годы Второй мировой войны позиция католической церкви существенно изменилась. Папа Пий XII (1939–1958) приложил все усилия, чтобы сохранить общественное влияние церкви в этот сложнейший период истории. Впервые связав социальную доктрину католицизма с проблемой защиты прав и достоинства личности, Пий XII подчеркивал, что эта задача не может быть решена усилиями ни государства, ни самого человека. Он утверждал, что личность может раскрыться лишь в семье и общине, «наделяющих человека волей к ответственности». Перенос тех принципов взаимоотношений, которые характерны для семьи и общины, на уровень нации и государства Пий XII определил как принцип социального персонализма.

На фоне явной либерализации официальной доктрины католической церкви в западноевропейских странах начало складываться широкое движение христианской демократии. Наиболее успешными партиями подобного толка стали западногерманские Христианско-демократический союз (ХДС) К. Аденауэра и Христианско-социальный союз (ХСС) Ф. – Й. Штрауса, итальянская Христианско-демократическая партия А. Де Гаспери, французское Народно-республиканское движение Р. Шумана, бельгийская Социально-христианская партия П. Спаака. Основу программных установок христианской демократии составили идеи парламентаризма и социальной ответственности государства, солидаризма и субсидиарности.

Концепцию корпоративизма христианские демократы отвергли, а субсидиарность трактовали как правовой принцип, призванный обеспечить свободное развитие гражданского общества. Почти все христианско-демократические партии были межконфессиональными и отказывались от прямого сотрудничества с церковью. Христианская идеология рассматривалась ими как отражение общечеловеческих, а не конфессиональных ценностей.

Итак, правый политический лагерь, сложившийся в странах Запада после Второй мировой войны, оказался идеологически раздробленным и даже конфликтным. Его основу составили партии и движения социал-консервативного, либертарного, государствен-нического христианско-демократического толка. В своем большинстве они поддерживали политику «государства благосостояния», но пытались придать ей не столь явный технократический характер, подчеркнуть важность религиозных и общечеловеческих ценностей, национальных исторических традиций, политической преемственности.

На крайнем правом фланге партийного спектра находились радикальные группировки «новых правых», появившиеся на политической арене в конце 1960 – 1970-х гг. «Новые правые» возродили идеи этнокультурного национализма, расизма, антисемитизма, из-за чего их идеология нередко характеризовалась как неофашизм. Но в отличие от фашистского корпоративизма и этатизма «новые правые» выражали лишь бунтарские настроения маргинализированных групп населения. Они апеллировали к чувствам «простых людей», выражали присущую маргиналам тягу к «сильной руке» при одновременном недоверии к «политикам» и «бюрократам». Представителями «новых правых» стали Национальный фронт Ж. – М. Ле Пена во Франции, Партия республиканцев в Германии, Партия свободы в Австрии, Лига Севера и Итальянское социальное движение в Италии. Особую нишу заняло молодежное движение скинхедов и близкие к нему экстремистские группировки футбольных фанатов.

Активизация «новых левых» и «новых правых» группировок на рубеже 1960 – 1970-х гг. впервые обозначила принципиально новую конфигурацию партийного спектра. Помимо обновленного размежевания правого, центристского и левого политических лагерей, начало складываться противостояние «традиционных партий» и протестных общественных движений. Первые были интегрированы в систему парламентской демократии и, несмотря на острое идеологическое соперничество, оказывались тесно связанными друг с другом едиными правилами электоральной борьбы, общим информационным пространством, унифицированной стилистикой «официальной» политической пропаганды. Протестные движения, напротив, образовали пространство своеобразной политической контркультуры, бросали вызов всей существующей системе общественных отношений. И если по мере углубления кризиса индустриального общества «традиционные партии» начинали испытывать все более заметный «кризис идей», то активность протестных движений лишь нарастала.