История России XIX–XX вв.

Выбор пути: борьба альтернатив

Период социально-экономического развития общества в 20-30-е гг. был временем упорного труда на пределе человеческих возможностей, многоплановых политических и социальных процессов.

По мере того как в стране завершилось восстановление народного хозяйства, перед обществом, его государственными органами вставали задачи, требовавшие выработки новых стратегических решений, политических лозунгов, создания системы управления народным хозяйством. Поиск практических путей осуществления социально-экономических преобразований был связан с острейшими противоречиями. На пути было много трудностей и ошибок, подвигов и преступлений, побед и горьких неудач; успехи в развитии народного хозяйства в целом и провалы на многих его участках, особенно в сельском хозяйстве; попытки осуществления социальной политики на благо народа и голод миллионов людей; стремление к созданию целостной системы управления народным хозяйством и развитие деформирующей ее командно-административной системы; провозглашение работника хозяином средств производства и фактическое его отстранение от них; желание достичь сбалансированности народного хозяйства и возникновение диспропорций в нем.

Глубина, бескомпромиссность и трезвый анализ реальных противоречий этого времени помогут нам вскрыть и понять истоки кризисных явлений нашего общества в последующие годы.

Следует отметить, что подавляющее большинство исследователей 20-х гг. признают проблему нэпа, его «критических точек» 1923, 1925, 1927–1928 гг. Но мнения специалистов о способах их преодоления и оценка реальных результатов развития в 30-е гг. во многом расходятся. Если В.П. Данилов, Л.А. Гордон, Э.В. Клопов,

В.С. Лельчук считают, что действительность предлагала к концу 20-х годов возможность выбора альтернативного пути развития, то Г.А. Бордюгов, В.А. Козлов, Е.Г. Плимак, М.М. Горинов, Н.С. Симонов, расходясь по частным моментам, уверены, в том, что к концу 20-х гг. развитие приобрело необратимый характер. При этом Г. А.Бордюгов и В.А. Козлов выдвинули тезис, что «решающий перекресток» страна проскочила в 1925 г. Особую точку зрения высказывает экономист Б.Л. Пинокер. Он видит причины краха нэпа в «политике насильственного регулирования цен» и «романтической восторженности, с которой руководители брались перекраивать экономику», не видя серьезных различий во взглядах Бухарина, Рыкова, Сталина. Расходятся суждения и о характере изменений, происшедших в государственном управлении на рубеже 19291930 гг.: как считают А.П. Бетенко, Ю.С. Борисов, М.Я. Гефтер, это был государственный переворот и установление личной власти Сталина. «Чисто бюрократической диктатурой» называет этот режим В.П. Данилов. Как блок городских и сельских низов с государственной бюрократией рассматривают сталинскую «революцию сверху» В.А. Козлов и Е.Г. Плимак, так они же указывают на «бонапартизм» внутренней политики Сталина в 30-е гг. Причем, по мнению В.С. Лельчука, это была политика, полностью лишенная какого-либо социалистического содержания. Ему возражают Б.Ф. Славин, В.В. Шелохаев, считающие, что произошла «деформация ленинской идеи социализма».

Таким образом, при наличии, казалось бы огромного количества работ, посвященных конкретным вопросам политической и экономической истории 20-30-х гг., безусловно, сказывается острый недостаток проблемных исследований, изучающих совокупность явлений, их генезис и взаимодействие. При этом специалисты сходятся в понимании объективности происходящих социально-политических и экономических процессов, а также в нравственном осуждении явлений, сопровождающих жизнь с конца 20-х годов.

В 1925 г. большинство руководства партии решительно поддержало идею о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Не проявилось серьезного желания задуматься в теоретическом плане над тем, что такая постановка вопроса требует нового подхода к самому пониманию социализма, его составляющих. На первый план неизбежно вышла проблема путей и методов социалистического строительства. В руководстве партии постепенно формируются две основные стратегии экономического развития страны. Исходным пунктом разногласий стал вопрос о соотношении доли накопления и потребления. Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, М.П. Томский, при поддержке специалистов Госплана и ряда других ведомств, выступали с идеей «оптимального сочетания обоих этих моментов». Это означало стремление одновременно обеспечить достижение нескольких взаимосвязанных целей: повышения жизненного уровня и культуры «рабочих и крестьянских масс», роста государственной промышленности на «основе расширенного воспроизводства в народном хозяйстве вообще», более высоких, чем в капиталистических странах, темпов развития и повышения «удельного веса социалистического хозяйственного сектора». Такое же оптимальное сочетание предлагалось в развитии тяжелой и легкой промышленности, в отношениях промышленности и крестьянского хозяйства. Стремясь к всемерному развитию и производственной кооперации, авторы этого подхода предостерегали от неоправданной поспешности, подчеркивая, что индивидуальное собственное хозяйство «еще значительное время будет базой всего сельского хозяйства».

Стратегия развития страны в рамках нэпа и на базе его принципов отвергла повышения промышленных цен или резкого снижения сельскохозяйственных цен, значительного усиления налогового обложения крестьянства. Финансовая политика предлагала повышение покупательской способности червонца, привлечение мелких сбережений для индустриализации, связь эмиссии денег с ростом товарооборота. Одновременно отвергалась идея «большого скачка» и подчеркивалась необходимость обеспечить достаточно высокие темпы развития за длительный период времени. Первый пятилетний план понимался как более или менее точный прогноз основных тенденций в развитии экономики с неизбежными поправками на влияние международных и внутренних условий. Сформулированная в основном в документах XV съезда ВКП(б), это была трагедия регулируемого рынка с обязательным использованием товарно-денежных отношений и преодоления диспропорций экономическими методами. В апреле 1929 г. на пленуме ЦК Бухарин подчеркивал, что «…форма рыночной связи долгие годы будет решающей формой связи… если развитие социализма идет через рыночную связь, через рыночный товарооборот между городом и деревней, значит. наша ведущая экономическая роль должна идти через рыночные отношения»[51].

Одновременно – это проявилось также в документах XV съезда – складывается и другой вариант развития страны. За ним стояли члены Политбюро ЦК: И.В. Сталин, В.В. Куйбышев, В.М. Молотов. Его активно поддерживали члены Политбюро: А.А. Андреев, Л.М. Коганович, С.М. Киров, А.И. Микоян, председатель ЦКК Г.К. Орджоникидзе и другие руководители. Провозглашая те же конечные цели: индустриализацию народного хозяйства и средних слоев города, подъем благосостояния и культуры масс, построение социализма, – они склонялись к нереальности вывода об одновременном и равномерном движении ко всем главным целям. ВСНХ, руководимый В.В. Куйбышевым с лета 1936 г., выступал за форсированное развитие тяжелой промышленности, в первую очередь металлопромышленности, за счет других отраслей.

Основной задачей партии в деревне объявлялась «задача объединения и преобразования мелких индивидуальных хозяйств в крупные коллективы». Утверждалось, что подъем производительных сил «неминуемо сопровождается усилением классовых противоречий». В июле 1928 г. на пленуме ЦК Сталин выдвинул формулу, что «по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться». Еще на ХУ съезде ВКП(б) Сталин заявил: «Наши планы… – директивы, которые обязательны для руководящих органов». Это звучало как убеждение в необходимости выполнения планов любой ценой. Одновременно у этой группы и ее сторонников имелась вера в неограниченные возможности рабочего класса, способность опровергнуть объективные экономические законы. В.В. Куйбышев, «экономический романтик» конца 20-х гг., говорил: «Мы знаем, что воля партии творит чудеса. несмотря на все конъюнктурные явления. надо уметь плыть против течения этих как будто бы железных законов конъюнктуры»[52].

Каждый из руководителей исходил из своего понимания нэпа как особой политики пролетарского государства, путей его дальнейшего развития. Стратегия группы Бухарина неизбежно подразумевала в будущем политические формирования государственных структур на основах укрепления законности, развития общедемократических норм, возможности появления новых политических образований, т. е. постепенной эволюции авторитарного режима 20-х гг. в сторону его либерализации и плюрали-стичности, отказа от психологии «осажденной крепости».

Идеи группы Сталина основывались на убеждении в необходимости в обозримом будущем сохранения и укрепления партийно-государственной системы, ее права и способности решать сложнейшие экономические проблемы при помощи энтузиазма народных масс и насилия со стороны власти, неизбежности значительных жертв для достижения «светлого будущего». Эти люди, считали, что нэп – лишь временная вынужденная политика, и, как говорил Сталин, когда она «перестанет служить делу социализма, мы ее отбросим к черту». Естественно, что этим людям более привычными и надежными представлялись административные методы руководства, отвергался всякий намек на возможность плюрализма в общественной жизни. Показателен эпизод 1925 г., когда первый редактор «Комсомольской правды» А.Н. Слепков написал, что коммунисты и комсомольцы в деревне «свой авторитет…должны завоевывать делом, примером, и идейным воздействием, что им придется, в известном смысле, конкурировать в организационно-политической работе с беспартийным активом крестьянства», последовала критика Сталина, Молотова и Андреева.

Стратегия нэпа опиралась на различные социальные группы с неодинаковым удельным весом в партийно-государственном аппарате. Идеи группы Бухарина поддерживала часть партийной интеллигенции, партийных работников, хозяйственников, рядовых коммунистов – рабочих и крестьян, осознавших бесперспективность командно-бюрократических методов, искавших пути децентрализации управления экономикой, превращение промышленного рабочего в реального хозяина на предприятии, призывавших учесть реальные достижения капитализма, выступавших против хозяйственной автаркии. Их мысли отражались в письмах, приходивших в ЦК ВКП(б) и лично Сталину: «всем нашим хозяйственникам вместо ежемесячного оклада дать процент из доходов предприятия», передать предприятия коллективам рабочих и служащих, чтобы они «стали прямыми непосредственными хозяевами производства», идти по пути постепенного смягчения форм диктатуры пролетариата и «в недалеком будущем отменить монополию печати и партийную монополию» и т. д.

На стороне Сталина выступало большинство партии. Они искренне не принимали нэп, верили в «бурю и натиск» революции. Не хотела расстаться с рычагом власти партийная и государственная бюрократия. Часть молодежи жаждала новых революционных битв. Требовали решительных мер по перераспределению богатств крестьянская беднота и немалая часть рабочего класса. Они жили трудно и тяжело. Тысячи рабочих жили в казармах и бараках. На сто человек в рабочих семьях в ноябре 1926 г. приходилось 37 кроватей и 3 дивана. Питательной средой преступности, проституции была безработица. «Мы хотим работать и быть сытыми», – писал Молотову рабочий-краснознаменец Л.Н. Калинин.

Отказ от связи заработка с конечным результатом деятельности предприятия, возведение сдельщины в ранг социалистической формы распределения по труду вели к подмене отношений собственности, отчуждению рабочего коллектива от средств производства, ставших собственностью государства. В этих условиях руководство страны испытывало мощное давление низов, испытывающих тяготы повседневной жизни, сохранивших неуверенность в завтрашнем дне, привыкших в определенной ступени к социальному иждивенчеству и требовавших скорейшего воплощения социалистических идеалов.

К этому добавлялось мироощущение «осажденной крепости», сформировавшееся у руководства страны и широких слоев партии. События 1927 г. – переворот Чан Кайши в Китае, разрыв дипломатических отношений с Англией, ряд диверсионных актов со стороны непримиримых кругов белой эмиграции – казалось, подвергали правильность тезиса об угрозе надвигающейся войны и новой интервенции. Вместе с тем разразившийся в 1929 г. мировой экономический кризис с его обострением социальных и классовых противоречий и в крупнейших капиталистических странах подкреплял уверенность в новом приливе революционной волны, приближении новой полосы «больших империалистических войн», ускорение революционной развязки «мировых конфликтов».

Эти настроения предопределяли многое и в позиции принимавших решения людей, и в настроениях широких рабочих масс. В такой обстановке как очевидное воспринималось утверждение о необходимости готовить страну к суровым испытаниям, иметь все необходимое, чтобы в одиночку выстоять против всего капиталистического мира.

Наконец, решающим пороком споров и дискуссий конца 20-х гг. была крайняя ограниченность состава их участников. Организационные принципы построения партии со времен подполья и гражданской войны во многом обусловливали возможность реальной деятельности на «политической сцене» лишь для небольшой части коммунистов. Тем более такой возможности были лишены беспартийные. Это определяло и некоторую скрытность перипетий внутрипартийной борьбы от широких масс и узость обсуждавшихся альтернатив. Между тем в работах крупнейших экономистов того времени Н.Д. Кондратьева, Н.П. Макарова, В.В. Новожилова, А.В. Чаянова, Л.Н. Юровского и др. формируются идеи собственной альтернативы развития страны, основанные на строгом учете объективных экономических закономерностей. Имелось в виду, что план строится вопреки рынку, тогда сомнительна целесообразность денежного хозяйства, ибо рынок – мозг денежного хозяйства. Тогда, отмечали они, торговлю за деньги нужно заменить распределением по нарядам, карточкам, орденам.

В конце 1926 г. выдвигалась идея развития товарно-социалистической системы хозяйства, идея экономического равновесия.

В октябре 1927 г. в письме к В.М. Молотову Н.Д. Кондратьев отмечал, что «еще долгие годы коллективное сельскохозяйственное производство не приобретет заметного значения в общем составе сельскохозяйственной продукции. Усиление темпа здорового коллективизированного земледелия требует неизмеримо более высокой технической базы сельского хозяйства и повышенного культурного уровня населения».

Но демократический путь воздействия на выбор принимаемых решений для этих людей был закрыт. Все это в совокупности определило исход дискуссий конца 20-х гг.

Отрытое столкновение двух стратегий развития нэпа произошло в 1928–1929 гг. К январю 1928 г. хлеба было заготовлено на 128 млн пудов меньше, чем к январю 1927 г.

Политбюро ЦК в январе единогласно решило провести «чрезвычайные» т. е. административно-принудительные меры, включая конфискацию зерна. На места выехали руководители партии. В Западной Сибири и на Алтае три недели провел Сталин. Это была его первая и последняя поездка в сельские районы. От местных работников требовали применять к отказывающимся сдавать хлеб по государственным ценам ст. 107 УК РСФСР правовых норм и возвращение к практике гражданской войны. Принимая общее решение, члены Политбюро расходились оценке причин такого шага. Бухарин, соглашаясь на чрезвычайные меры, считал, что затруднения возникли «на основе нашего запоздания, ошибок и планового руководства». Сталин делал вывод невозможности дальнейшего существования советского строя при наличии индивидуального мелкокрестьянского хозяйства. Одновременно эти события позволяли ему выдвинуть тезисы о необходимости ускорения промышленного подъема и обострения классовой борьбы. В целом это означало решительный поворот во внутренней политике от принципов нэпа к нормам административно-командной системы, вступление на путь к превращению в тоталитарное государство. Выражением последнего стало «шахтинское дело». Суд над 53 специалистами угольной промышленности летом 1928 г. стал началом массовых репрессий по отношению к старой технической, гуманитарной и военной интеллигенции. Однако поворот в политике не мог произойти немедленно. Борьба в руководстве проходила на заседаниях Политбюро, затем на пленумах ЦК в июле и ноябре 1928 г., на объединенных пленумах ЦК и ЦКК в апреле 1928 и 1929 гг., на XVI конференции ВКП(б) в апреле 1929 г.

В ходе всех этих форумов проявилось умение Сталина постепенно и последовательно готовить организационный разгром своих оппонентов, используя рычаги кадровой политики, идя на временные компромиссы. Так, на пленумах в апреле и июле 1928 г. были подвергнуты критике «извращения» и «перегибы» (запрещение «вольного» хлебного рынка вообще, обыски, заградительные отряды, введение прямого продуктообмена, попытки закрытия базаров), подтверждена верность политике нэпа и решениям XV съезда партии. Группа Бухарина, фетишизируя лозунг «единства партии», подчеркивала принцип единогласия при принятии решений. В результате, она делала принципиальные уступки в поисках приемлемого компромисса и теряла одну позицию за другой. На тех же пленумах Сталину и его сторонникам удалось получить одобрение «чрезвычайных мер», записать вывод, что «развитие социалистических форм хозяйства на основе нэпа… ведет к усилению сопротивления со стороны капиталистических элементов», объявить «шахтинское дело» выражением «новых форм и новых методов борьбы буржуазной контрреволюции». Подчеркивался достигнутый успех в ликвидации хлебного кризиса.

Но это было лишь кратковременным успехом. Крестьянство ответило на возврат к силовым методам сокращением посевных площадей, особенно в зерновых районах.

К этому добавился массовый забой скота осенью 1928 г. и процесс самоликвидации высокотоварных крестьянских хозяйств. Если слой кулацких хозяйств в целом по стране в 1927 г. составлял около 3,9 %, то в 1929 г. – примерно 2,5–3 %. Не помогали и так восхвалявшиеся Сталиным методы зимы 1928 г. Секретарь Северо-Кавказского крайкома А.А. Андреев сообщал Сталину в марте 1929 г.: «Зверски жмем на различные платежи, судим, снимаем… кое-где даже перехлестываем с этой мерой чрезмерно». В конце года он же докладывал, что, хотя под суд отдано около 20 тыс. человек, из них 600 человек расстреляно, но «несмотря на это, мы должны сказать, что выполнить план, очевидно, не удастся»[53].

Экспорт хлеба за границу в 1928–1929 хозяйственном году сократился еще в 3,5 раза. Одновременно развертывалось мощное промышленное строительство. Капитальные вложения выросли более чем в 2 раза по сравнению с 1926–1927 хозяйственным годом. Все это увеличивало спрос на продовольствие, создавало нестабильность в экономике. В конце 1928 г. в городах вводятся карточки на хлеб и ряд других продуктов. Главным вопросом дискуссии становится проблема темпов и методов индустриализации. Председатель ВСНХ В.В. Куйбышев требовал «максимум вложений в тяжелую индустрию» любой ценой, ибо «если мы пойдем тише… то следующий же год обнаружит целый ряд противоречий еще более обостренных, чем они имеются теперь». Ответом стала статья Н.И. Бухарина «Заметки экономиста» в сентябре 1928 г. Здесь подчеркивалось, что «перенапряжение капитальных затрат… в конечном счете снизит темп развития», что «наивысший действительно темп получится при таком сочетании, когда индустрия подымается на быстро растущем сельском хозяйстве». Он настаивал на смягчении товарного голода «не в отдаленной перспективе, а в ближайшие годы».

Эти разногласия четко проявились при подготовке первого пятилетнего плана развития народного хозяйства. Было подготовлено два его варианта, отличавшиеся с учетом международных и внутренних затруднений по срокам выполнения на один год (5 и 6 лет). В области промышленности намечался резкий рост производства, особенно тяжелого.

В сфере сельского хозяйства план, казалось, учитывал предупреждения группы Бухарина, что «мелкое хозяйство далеко не исчерпало и не скоро исчерпает имеющиеся у него возможности». К концу пятилетки предполагалось охватить различными формами сельскохозяйственной кооперации до 85 % крестьянских хозяйств, но только 15 % крестьян предполагалось объединить в колхозы и совхозы. Даже докладчик на XVI партконференции М.И. Калинин сказал, что «было бы неправильно навсегда закрывать эти двери» в колхоз для кулака. Могло показаться, что между двумя стратегиями нэпа достигнут компромисс на определенный отрезок времени.

На самом деле схватка в «коридорах власти» приближалась к своему логическому завершению. Еще осенью 1928 г. группа Сталина начала борьбу с «правым уклоном» в партии.

Но, готовя изоляцию группы Бухарина, Сталин пока публично отрицал наличие любых уклонов в Политбюро, одновременно проводя кадровые изменения в московской парторганизации. Все это позволяло Сталину при поддержке В.В. Куйбышева, Л.М. Кагановича, В.М. Молотова, Г.К. Орджоникидзе заменить сторонников Н.И. Бухарина на местах, привлечь на свою сторону колеблющихся (К.Е. Ворошилова, М.И. Калинина). После этого он обрушился на группу Бухарина уже открыто на заседаниях Политбюро и Президиума ЦКК в начале 1929 г., затем на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 г. Теперь критика Бухарина шла широким фронтом без возможности ответить на обвинения. В отношении членов партии, пытавшихся защищать свои позиции, делались оргвыводы.

Группа Сталина считала, что курс на ускоренную индустриализацию предъявляет деревне несколько основных требований: дать рабочую силу для многочисленных строек и новых промышленных предприятий, техническое сырье для ряда отраслей промышленности и определенный минимум продовольствия для снабжения городов и армии. Одновременно хлеб рассматривался как важный источник получения валюты для закупки средств производства.

В 1931 г. около трети, а в 1932 г. около половины всего мирового экспорта машин приходилось на Советский Союз. Это, в свою очередь, требовало поиска более простых и удобных форм контроля над сельскохозяйственным производством, перехода от экономических рычагов, требовавших высокого искусства управления, к административно-бюрократическим, резкого повышения товарности сельского хозяйства. Ключ к решению усматривался в форсированной организации колхозов и совхозов, начавшейся уже весной 1928 г. Летом 1929 г. выдвигается лозунг «сплошной коллективизации» целых округов. Первым стал Хоперский округ Нижневолжского края.