Генералы Великой войны

Боевые действия на Западном фронте в первые месяцы после начала войны оказались только частью разрастающегося военного конфликта. Подобно неизлечимой раковой опухоли, война ширилась, пожирая плоть и кровь европейского общества, она выплескивалась за границы первоначальных враждующих сторон, чтобы вовлечь в военные действия другие страны и территории. Избегая столкновения с военно-морским флотом Великобритании, два немецких военных корабля — «Гебен» и «Бреслау» — 11 августа 1914 года ушли под защиту еще нейтрального в ту пору порта Константинополь. Их присутствие в этом порту оказало решающее влияние на решение Турции вступить в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. Турция заключила союз с Германией за два дня до начала войны, но официально Оттоманская империя включилась в боевые действия только 31 октября 1914 года.

Италия, которая в момент начала войны никак не могла решить, к какой стороне присоединиться, предпочла игнорировать свой договор с Центральными державами и провозгласила нейтралитет. Однако ее решимость была поколеблена обещаниями союзников отдать ей часть территории Австрии после победоносного завершения войны. Дождавшись мая 1915 года, Италия объявила войну Австрии; в августе того же года она объявила войну Турции, и, наконец, в августе 1916 года ею была объявлена война Германии. В сентябре 1915 года Центральные державы приобретут еще одного союзника, когда вступит в войну Болгария — одно из наиболее мощных балканских государств. В случае своей победы Германия и Австро-Венгрия обещали отдать ей Сербскую Македонию. Военные действия шли в Восточной и Юго-Западной Африке, в Тихом и Индийском океанах шла охота за немецкими торговыми рейдерами, которые преследовали суда торгового флота союзников. Немецкие подводные лодки проявляли большую активность в Северной Атлантике и близ ее западного побережья. Приближалась зима 1914/15 годов, и Верховному военному командованию союзников предстояло решить массу проблем.

После того как окончились интенсивные наступательные бои, из которых в сущности и состояло 1-е сражение под Ипром, была проведена определенная корректировка англо-французской линии обороны. К 1 декабря позиции частей БЭС располагались вдоль непрерывной линии, начинавшейся у Живанши на юге и шедшей вдоль канала Ля-Бассэ на север до Сен-Элоя на южном крае Ипрского выступа, позиции на котором в основном были заняты французами. На этом участке фронта, который имел в длину около 33 км, был установлен следующий боевой порядок расположения соединений БЭС (начиная с юга): Индийский корпус, далее — IV корпус, а затем III и II корпуса соответственно. Что касается I корпуса Хейга, то он вместе с основными силами кавалерийского корпуса был назначен в резерв. Насущными задачами всех подразделений БЭС стали переоснащение частей и увеличение артиллерийского боезапаса. Дело в том, что БЭС были плохо подготовлены к боевым действиям в условиях позиционной войны, а также в зимних условиях, и когда зимние дожди начали заливать поля сражений, положение солдат, укрывшихся в своих неглубоких окопах, стало очень тяжелым.

В день Рождества 1914 года фельдмаршал сэр Джон Френч, полномочия которого за последние недели значительно возросли, приказал подчиненным ему командирам корпусов на следующий день приступить к формированию двух армий: 1-й армии под командованием генерала сэра Дугласа Хейга, в состав которой включались I, IV и Индийский корпуса, и 2-й армии, в которую входили II и III корпуса, а также 27-я дивизия и командование которой было поручено генералу сэру Орасу Смит-Дорриену. Позднее в состав этой армии был включен V корпус. Кавалерийский корпус Алленби, а также Индийский кавалерийский корпус остались в распоряжении Ставки под прямым командованием Френча.

Хотя с точки зрения хронологии событий это будет и неправильно, поскольку сражение при Неф-Шапелле на участке фронта 1-й армии произошло в марте 1915 года, данная глава будет посвящена действиям 2-й армии генерала Смит-Дорриена и в особенности канадской дивизии, которая прибыла на фронт в начале того же месяца, а также одному из выдающихся героев Первой мировой войны — Артуру Карри — канадскому бригадному генералу, человеку, имя которого стало известным во время 2-го сражения под Ипром в апреле 1915 года. Бои при Неф-Шапелле, при Оберс-Ридже и при Фестюбере, которые в 1915 году вели генерал сэр Дуглас Хейг и его 1-я армия на участке фронта южнее Ипрского выступа, будут рассмотрены в следующей главе.

БЭС вступили в новый год, испытывая ряд серьезных затруднений. Во-первых, хотя теперь экспедиционные силы имели в своем составе 11 пехотных и 5 кавалерийских дивизий (к концу января их численность достигла 350 000 человек), постоянные боевые действия, которые шли, начиная с августа, и в особенности 1-е сражение при Ипре, практически истощили весь людской резерв регулярной армии Великобритании. К концу 1914 года общие потери БЭС составили чуть менее 90 000 человек. В среднем в каждом из 64 батальонов, которые сошли на берег Франции в августе 1914 года, имея по 1000 штыков в каждом, осталось только по одному офицеру и по 30 солдат. В течение 1915 года БЭС все больше и больше придется рассчитывать на силы Территориальной армии, которая к марту 1915 года направила во Францию две полнокровные дивизии и в начале апреля готовилась направить третью, 48-ю (Южно-Мидлендскую) дивизию. Кроме того, с тем чтобы пополнить редеющие ряды дивизий регулярной армии, отдельно посылалось большое количество батальонов Территориальной армии. Здесь же оказались войсковые соединения из колоний и доминионов Британской империи, в особенности из Канады. Ее воинский контингент стал первой милиционной[31] дивизией в составе БЭС. К концу октября 1914 года на линии фронта действовали две дивизии армии Индии. Однако суровые зимние условия и нехватка соответствующей провизии оказались дополнительной и слишком тяжелой ношей для войск, привыкших действовать в более теплом климате.

Нехватка людских ресурсов не являлась единственной проблемой. Ни для кого не было секретом, что БЭС остро нуждается в инженерном и прочем специальном обеспечении, и потребность в нем гораздо больше, чем это предусматривалось ранее. Предвоенные планы исходили из того, что будущая война будет маневренной войной. На деле же британскому командованию пришлось иметь дело с осадными методами ведения боевых действий, и оно не располагало средствами для ведения такой войны.

БЭС испытывали большой недостаток в саперных войсках, а тот контингент саперов, которым они располагали, не был в достаточной степени вооружен шанцевым инструментом, колючей проволокой, лесоматериалами для обшивки стенок траншей, а также мешками с песком. На Ипрском выступе, где, окапываясь, солдаты натыкались на грунтовые воды, углубившись всего на полметра, эти последние были особенно необходимы для сооружения брустверов. Повсеместно не хватало лопат и киркомотыг, а дивизии, воевавшие на передовой, страдали от недостатка ручных гранат, минометов и — в наибольшей степени — от недостатка тяжелой артиллерии с необходимым количеством боеприпасов, в особенности фугасных и осколочно-фугасных снарядов, необходимых для разрушения траншей и полевых укреплений противника.

Недостаточное количество пушек и снарядов означало, что, отражая немецкие атаки, которые всегда проводились при поддержке большого количества орудий, наносивших удары большой разрушающей силы, британские генералы могли рассчитывать на пехоту, единственным вооружением которой были винтовки да очень небольшое количество пулеметов, а также на более чем скромный артиллерийский парк с его стремительно падающим запасом боепитания. Большая часть проблем, с которыми английские военачальники сталкивались в 1915 году, а также большая часть потерь, понесенных войсками, может быть объяснена недостаточным количеством артиллерии. Но вину за это также нельзя перекладывать на плечи генералов. Конечно, высший командный состав Великобритании должен был настаивать на увеличении объема производства артиллерийского боепитания с повышенной поражающей способностью, и это было вполне нетрудно сделать (за исключением 18-фунтовых полевых орудий). Однако по-настоящему вина за недостаточное количество орудий и снарядов к ним лежит, как это уже было сказано, на политиках, а также на народе Великобритании. Дело в том, что и те, и другие не позаботились о выделении необходимых фондов для создания мощной и хорошо оснащенной армии, которая потребовалась бы в случае возникновения военного конфликта на европейском континенте.

В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, политическое руководство Великобритании мало что делало, чтобы подготовиться к ней, хотя оно и знало, как высока вероятность войны в Европе. Все считали, что, когда, и если, начнется война, участие Великобритании в ней не будет значительным и что эта война будет недолгой. В силу этих обстоятельств промышленность, занятая производством военной техники и боеприпасов к ней, тоже не получала большого развития, хватало того, что она удовлетворяла потребности той армии, которая была тогда у страны. Когда началась войнам когда очень скоро всем стало ясно, что она будет крупномасштабной и всепоглощающей, не было простого способа быстро удовлетворить вопиющую нужду армии в пушках и в снарядах к ним. Заводы по производству пушек не построишь за одну ночь, а предприятия, имевшиеся в наличии, не могли справиться с возросшим спросом. Новые заводы еще нужно было построить, станки нужно было разработать, изготовить, заказать и установить, а рабочих обучить работе на них. К этому добавлялась чисто английская проблема: нужно было убедить профсоюзы менее жестко относиться к уровню квалификации, требуемому при выполнении рабочих операций, и к приему на работу не членов профсоюза. Помимо этого еще было нужно подготовить техническую документацию для нового оружия, необходимого для этой войны нового типа, такого как крупнокалиберные гаубицы, минометы и ручные гранаты.

Конечно же, существовавшие предприятия по производству оружия значительно увеличили объем выпускаемой ими продукции, однако требовалось сделать гораздо больше, и в немалой степени в части упразднения ограничительной практики профсоюзов, которая препятствовала немедленному увеличению объемов выпуска продукции. Как показала инспекция, проведенная в марте 1915 года, только пятая часть из всего оборудования по производству вооружения работала в ночную смену. Большая часть остального оборудования была загружена работой только восемь часов из двадцати четырех. Согласно правилам профсоюзов нельзя было использовать наполовину квалифицированных или вовсе неквалифицированных рабочих для выполнения операций, которые предусматривали применение квалифицированного труда; точно так же женщинам не разрешалось выполнять работу мужчин. Профсоюзы также настаивали на соблюдении правила «один станок — один рабочий», согласно которому другие лица не могли работать на станке, закрепленном за конкретным работником, они устанавливали предел на объем работы, производимой заводским рабочим, и жесткие разграничивающие правила в части совместной работы членов и не членов профсоюза… и все это тогда, когда другие рабочие вынуждены были, воюя на Западном фронте, гибнуть из-за отсутствия необходимой артиллерийской поддержки. В конце концов такое положение дел было должным образом откорректировано, но на это тоже потребовалось время.

Производство вооружения не так-то просто по частям отдать на откуп мелким производителям. Дело в том, что некоторые его элементы, например взрыватели артиллерийских снарядов, требуют для своего изготовления труда квалифицированных рабочих и специального оборудования. Не говоря уж об общей нехватке снарядов, большое количество артиллерийских боеприпасов не могло быть послано на фронт из-за отсутствия взрывателей к ним. Если пехота на передовой постоянно посылала просьбы об артиллерийской поддержке, это означало, что и без того малый наличный запас снарядов, оснащенных взрывателями, быстро истощается и не может быть пополнен. В августе 1915 года, спустя год после начала войны, в Великобритании накопилось 25 миллионов снарядов, которые нельзя было использовать из-за того, что у них нет взрывателей. Страна нуждалась в создании новой и широко разветвленной индустрии вооружений, и хотя развитие данного направления шло быстрыми шагами, на это тоже требовалось время.

Не удивительно, что «Официальная история» уделяет значительное внимание положению дел со снарядами, орудиями и ручными гранатами, и немного статистики покажет размеры проблемы, с которой приходилось справляться и солдатам на передовой, и генералам. Начиная с первых недель войны фронтовые умельцы придумали самые различные типы гранат, которые представляли собой жестяные банки из-под джема, начиненные пироксилином или динамитом. В ноябре 1914 года на весь личный состав БЭС приходилось не более 70 ручных и 630 винтовочных гранат в неделю. Первые «бомбы Миллса», которые более позднему поколению солдат известны как граната «36», были приняты на вооружение в марте 1915 года; годом позже заводы выпускали 800 000 таких гранат в неделю. Первые опытные минометы, оружие, стреляющее при больших углах возвышения и способное, послав снаряд по крутой навесной траектории, доставить его в траншею противника, появилось на фронте только в декабре 1914 года. Однако всего их было только двенадцать штук, и при испытаниях они не смогли обеспечить необходимую точность стрельбы. Высокоэффективное оружие этого типа — трехдюймовый миномет Стоукса — было взято на вооружение только в ноябре 1915 года.

Как об этом уже говорилось ранее, в предвоенное время пулеметы Виккерса, имеющие водяное охлаждение, ленточное питание патронами и являвшиеся эффективным средством борьбы с пехотой и кавалерией противника, состояли на вооружении из расчета две единицы на батальон, в таком же соотношении, как в большинстве европейских армий. Вскоре оказалось, что подобное соотношение явно недостаточно, однако производство пулеметов «Виккерс MMG» не превышало 200 единиц в неделю в силу того, что предприятия не обладали парком станков или квалифицированными рабочими, которые смогли бы выпускать больше. И отнюдь не все изготовленное оружие направлялось в БЭС. Батальоны Территориальных войск и Новой армии, которые в то время формировались и проходили подготовку в Великобритании, тоже нуждались в таком вооружении, и это приводило к тому, что спрос постоянно опережал предложение. Пулеметных лент тоже не хватало, и боепитание, производимое компанией «Виккерс», еще не поставлялось в виде снаряженных лент; снаряжение пулеметных лент емкостью в 250 патронов было постоянной и самой нелюбимой работой в пехотных войсках. Другое очень удобное оружие, которому суждено было значительно повысить огневую мощь пехотного отделения, — портативный и легкий ручной пулемет Льюиса, имеющий воздушное охлаждение и магазин барабанного типа, — все еще находилось в состоянии разработки, и оно поступило в армию только в конце 1915 года. Однако общим достоинством и пулемета Виккерса, и пулемета Льюиса было то, что, имея калибр 0,303 дюйма, они стреляли теми же патронами, что и винтовка Ли-Энфилда, состоявшая на вооружении пехоты.

Больше всего была потребность в боеприпасах для артиллерии, однако и здесь картину иначе как унылой не назовешь. В ноябре 1914 года 3-я дивизия II корпуса на каждую пушку своей полевой артиллерии имела всего 363 снаряда, а в среднем по всему артиллерийскому парку БЭС запас боепитания был равен количеству, обычно выстреливаемому в течение одного дня. Чтобы сохранить боезапас и накопить снаряды для предстоящей атаки, какое-то время полевой артиллерии БЭС разрешалось делать не более четырех выстрелов в день. Фактический расход боепитания на Западном фронте превзошел все предварительные расчеты, но вскоре стало более чем просто очевидным то обстоятельство, что, если не будет обилия крупнокалиберных орудий, если не будет сверхобилия боепитания, БЭС в лучшем случае сможет только оборонять свои позиции, оставив всякие мысли о проведении наступательных действий.

Кроме того, не хватало опытных и обстрелянных бойцов, в особенности среди лиц унтер-офицерского и младшего офицерского состава. В боях 1914 года особенно тяжелые потери пришлись на долю капралов, сержантов и молодых лейтенантов. Новый контингент офицеров набирался по университетам, а также среди адвокатов и учителей, но прежде чем они смогли бы приступить к своим обязанностям в полевых условиях или же, оставаясь на родине, были бы готовы руководить подготовкой добровольцев, которые теперь хлынули в армию, их нужно было к этому подготовить… Но более всего ощущался недостаток подготовленных штабных офицеров. Через некоторое время все эти проблемы будут решены, но это случится не в 1915 году, который окажется трудным годом для солдат БЭС в траншеях на передовой.

К концу декабря 1914 года линия фронта британских сил от Куинси, где находился стык 1-й армии БЭС с 10-й французской армией, тянулась на север до Сен-Элоя на Ипрском выступе, где 2-я армия БЭС имела общий стык с французскими войсками, которыми командовал генерал Путц, руководивший Detachement de l’Armee de Belgique, (Сводным отрядом бельгийской армии), представлявшим собой соединение из пяти дивизий, в составе которых были в основном французские колониальные войска или части французской Национальной гвардии. Общее командование французскими силами на северном участке фронта принадлежало генералу Фошу, и британские войска испытывали постоянное давление со стороны ставки французского главного командования и по вопросу увеличения протяженности позиций БЭС, и по организации наступления на противника.

Фельдмаршал Френч не имел в своем распоряжении сил, необходимых для выполнения обеих задач. Однако, постоянно помня о данных ему приказах, которые требовали тесного взаимодействия с французами, в течение декабря он несколько раз посылал свои войска в атаку, прикладывая особые усилия к тому, чтобы отбить у немцев рубеж на линии Мессине — хребет Витшэте, который имел большое значение. Задача казалась выполнимой, поскольку немцы снимали часть войск с Западного фронта, чтобы поддержать свои армии на востоке. Теперь 10 британским дивизиям во Фландрии противостояло только 6,5 немецких дивизий; еще 9 дивизий германской армии воевали против 10 французских дивизий. Но, с другой стороны, немцы упорно работали над укреплением своих рубежей обороны, используя для строительства и укрепления системы своих фортификационных сооружений принудительный труд мирных граждан Бельгии и русских военнопленных.

В соответствующий момент перед II и III корпусами БЭС была поставлена задача выбить противника с Мессинского хребта, и для достижения этой цели 14 декабря была проведена атака в данном направлении при поддержке французов на левом фланге. Эта атака оказалась безуспешной, поскольку германская артиллерия подвергла позиции англичан и французов сильному обстрелу; дополнительные атаки, проведенные в следующие два дня, также не дали никакого результата. За ними последовало еще несколько атак, но они тоже оказались безуспешными. Единственным результатом этой неудачи стало то, что французы остались с убеждением, что армия Великобритании воевать не любит и пригодна только для того, чтобы обороняться в траншеях. На то обстоятельство, что сами французы добились не лучших результатов и даже потеряли большее количество солдат, никто не обратил внимания. Суть же дела заключалась в том, что до тех пор, пока войска на передовой не будут должным образом усилены, пока они не обучатся соответствующей тактике боя и не получат крупнокалиберную артиллерию, немецкая оборона останется для них непреодолимой. До того времени и в течение всей своей первой зимы на передовой БЭС будут продолжать обороняться, утопать в грязи, терпеть лишения и нести постоянные потери от артиллерийского обстрела, действий снайперов и от болезни, получившей название «траншейная стопа».

А в тылу за передовой шла подготовка планов военных действий на следующий год. Уже стали появляться серьезные опасения, что Россия может рухнуть под ударами противника и что это освободит огромное количество немецких войск для решающего наступления на западе. Возможно ли такое или нет, военачальники союзных войск, в особенности генерал Жоффр, были убеждены, что судьба победы или поражения в этой войне будет решаться на Западном фронте. Фельдмаршал Китченер не разделял этого убеждения и под давлением Уинстона Черчилля рассматривал несколько иных вариантов развития событий. 2 января 1915 года военный министр писал Френчу:

«Теперь нам приходится признать, что французская армия не способна нанести такой удар по германской линии обороны, который привел бы к отступлению немцев из Бельгии. Если это так, то тогда немецкие рубежи обороны можно считать крепостью, которую нельзя взять штурмом и которая не может быть полностью блокирована в кольце осады. Следствием этого должна стать позиционная война перед осаждаемой крепостью при одновременных активных боевых действиях на других участках».

И снова Китченер продемонстрировал здравый смысл и способность заглянуть вперед. Он признал, что мощная германская оборона, которая каждый день становилась еще прочнее, не может быть взята штурмом без неприемлемых потерь для атакующей стороны. «Позиционная», или «окопная», война — этот широко распространенный термин, характеризующий ведение боевых действий на Западном фронте, в сущности, оказался неточным, и как это тогда признал Китченер, на самом деле ее было правильнее назвать «осадной войной». Таковой она и останется до самого 1918 года, когда в конце концов германская «крепость», как это случается со всеми крепостями на протяжении истории, падет в результате голода, сочетающегося с неудачными вылазками. В случае Германии подобную роль сыграли трудности и лишения, испытываемые населением этой страны вследствие морской блокады союзников, и провал немецкого широкомасштабного наступления под кодовым названием «Михель» в марте 1918 года и их последующих наступательных боев, продолжавшихся до июля. Следовательно, как и указывал Китченер, если не удается взломать немецкий фронт лобовым ударом, его следует обойти с флангов. Данное заключение, правильное по своей сущности, привело к провалу Дарданелльской операции и к безрезультатным боевым действиям в Салониках.

Оба этих рискованных предприятия находятся вне темы этой книги. Однако, поскольку они пользовались определенной поддержкой как в военных, так и в политических кругах Лондона (так называемых восточников), будет уместным вкратце коснуться результатов, ожидавшихся в случае успеха этих операций. Попытки нанести удар из Салоников с целью помочь сербам и вывести из войны Болгарию продолжались не один год, и их неудачи говорят сами за себя. Успех Дарданелльской операции мог бы принести великолепные плоды, если бы не то обстоятельство, что англичане и французы, а также австралийцы и новозеландцы, которые сегодня все настойчивее заявляют о своем участии в той кампании, имели так мало знаний о десантно-штурмовых действиях, что вся операция была обречена с самого ее начала.

Ретроспективный анализ не всегда бесполезен, ну и конечно же, без него не обойтись историкам. Последующим поколениям взгляд в прошлое может предоставить возможность понять, в чем ошибались их предшественники. Таким образом, с учетом большего опыта, полученного благодаря знакомству с многочисленными десантно-штурмовыми операциями Второй мировой войны, нетрудно понять, что явилось причиной Дарданелльской операции 1915 года. Целью операции было овладеть проливом Дарданеллы, захватить Константинополь и получить в свои руки контроль над выходом в Черное море. Все это были важные и достойные цели, поскольку, если бы операция удалась, Турция, возможно, вышла бы из войны; более того, если бы была обеспечена безопасная и постоянная доставка товаров по Черному морю, благодаря этому Россия могла бы продолжить войну с Германией и даже, может быть, избежать революции.

Однако все дело заключалось в том, что операция с самого начала проводилась неумело. В ней не было эффекта внезапности, важнейшего условия всех атак. Предварительный обстрел турецких береговых батарей, что прикрывали самую узкую северо-восточную оконечность пролива, который обеспечивал проход из Эгейского моря в Мраморное и, таким образом, к самому Константинополю, проведенный кораблями военно-морских сил Великобритании и Франции, предупредил турков о возможности десантно-штурмовой операции. После того как в попытке пройти через пролив было потеряно несколько кораблей главным образом благодаря минам, все попытки атаки с моря были прекращены. Поэтому, когда некоторое время спустя войска сошли на берег, все преимущества внезапности были утеряны, и турки смогли доставить достаточное количество солдат и артиллерии, чтобы сдерживать союзные войска в местах высадки. Оказавшись на берегу, эти войска не смогли «застолбить участок», развив плацдарм в глубину побережья, так чтобы обеспечить защиту участка высадки от огня турецкой артиллерии. В Дарданелльской операции потери англичан составили 20 000 человек, французов — 10 000 человек, а австралийцев и новозеландцев — 7000 человек, и все это впустую, поскольку операцию пришлось свернуть, и в начале января 1916 года войска были выведены оттуда. (К счастью, эвакуация войск была образцом планирования военных операций. При ее проведении не был потерян ни один человек.)

В свете опыта гораздо более широкомасштабной Второй мировой войны возникает сомнение: а могла ли вообще завершиться успехом высадка десанта в Дарданеллах, проведенная в апреле 1915 года? За месяцы, прошедшие с начала этой операции, обстановка здесь стала меняться в лучшую сторону, однако подготовка, опыт ведения боевых действий, вспомогательные средства и техника, необходимая, чтобы закрепиться на берегу, которые оказались столь важными в 1943–1944 годах и которые с переменным успехом использовались при высадке десанта в Сицилии, при Салерно, при Анцио, а также в Нормандии, — все это было недоступно в 1915 году. В том году солдаты Первой мировой и их командиры не имели ни снаряжения, ни подготовки для проведения десантно-штурмовой операции против упорного и храброго противника, которым командовали умелые военачальники.

Но каким бы точным ни было предвидение Китченера, какой бы настойчивостью ни обладали «восточники» в своем стремлении открыть второй фронт на Балканах или в Средиземноморье, они не нашли поддержки у фельдмаршала Френча, а отношение к ним Жоффра и французского политического руководства было еще более отрицательным. На совещании Военного совета, состоявшемся в Лондоне в январе 1915 года, Френч заявил: «Коренное улучшение обстановки на Западном фронте зависит только от увеличения объема поставки боепитания, в особенности осколочно-фугасных снарядов, и до тех пор, пока не будет приведено конкретных доказательств невозможности прорыва немецкой обороны на Западном фронте, нет оснований вести речь о каких-то иных направлениях» («Официальная история», 1914, т. I, с. 65).

Доводы французов были одновременно столь же рациональными, сколь и прагматичными. Немецкие войска вступили на священную землю Франции, и они должны быть изгнаны любой ценой. Кроме того, поскольку именно здесь они сосредоточились в наибольшем количестве, значит, это и есть то место, где можно и должно истреблять немецких солдат в таком количестве и до тех пор, пока у их вождей пропадет всякая охота главенствовать в Европе, и стало быть, именно к этой цели и должны быть направлены все усилия. Поэтому, как только подсохнет почва, первым шагом в этом направлении должно стать англо-французское наступление на Неф-Шапелль. Для этого и для последующих за ним наступлений будет необходимо иметь больше солдат, орудий и снарядов. А пока, зарывшись в землю, солдаты БЭС изо всех сил старались выдержать испытание дождем и грязью. I-я армия Хейга обороняла участок фронта, расположив свои позиции по обе стороны от канала Ля-Бассэ у Куинси и продолжив их до Буа-Гренье в пойме реки Лис. 2-я армия продолжила линию обороны БЭС в северном направлении через Арментьер и далее вдоль контура выступа на восток, где ее позиции просматривались с немецких позиций на хребте Витшэте — Мессине.

15 февраля 1915 года к БЭС поступило хоть и небольшое, но весьма важное пополнение. В этот день в порту Сен-Назар высадилась 1-я канадская дивизия. Некоторое время эта дивизия находилась в составе 1-й армии, и до того как ее перевели на Ипрский выступ во 2-ю армию Смит-Дорриена, она в марте участвовала на вторых ролях в сражении при Неф-Шапелле. Благодаря этому переводу Западный фронт узнал об одной из самых знаменитых и доблестных своих боевых частей.

Канадцы вполне справедливо гордились и гордятся поныне подвигами 1-й канадской дивизии, и британцы вправе разделить с ними эту гордость. По данным канадского историка Дэниэла Дэнкока, из тех 30 617 человек, что в октябре 1914 года отплыли из Канады, почти 20 000 являлись уроженцами Великобритании; кроме того, в составе этого первого канадского контингента было также 762 американца. В одном вновь сформированном Принцессы Патриции полку канадской легкой пехоты, который стал самой знаменитой частью БЭС, не менее 87 процентов солдат — 950 человек добровольцев первого призыва — родились в Великобритании, и большинство его новобранцев, а именно, 1049 из 1089, в прошлом служили в армии Великобритании и имели в общей сложности 771 награду за храбрость или медаль за участие в кампании.

Канадцам суждено было стать одним из самых лучших боевых соединений той войны, которое завоевало уважение солдат по обе стороны линии фронта. Однако при этом они сохранили свой особый стиль и способ несения воинской службы в сочетании с каким-то laissez-faire, или попустительством в отношении требований устава, что нашло свое отражение в следующей известной шутке:

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: Шотландские гвардейцы!

Британский часовой: Проходите, шотландские гвардейцы!

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: Королевские фузилеры!

Британский часовой: Проходите, королевские фузилеры!

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: А твое, черт возьми, какое дело?

Британский часовой: Проходите, канадцы!

Командовать такими войсками было делом весьма непростым, но и тот и другой их британские командиры обожали своих несгибаемых и честных солдат и с огромным сожалением покидали командира этой дивизии (Бинг не скрывал слез, прощаясь с ними). Первым, кто командовал канадцами во Франции и во Фландрии, был генерал-лейтенант Эдвин Алдерсон (позднее сэр Эдвин), опытный, не лишенный чувства юмора британский офицер, которому тогда было 55 лет. Не добившись особых успехов как боевой командир, Алдерсон тем не менее был умелым специалистом в области военной подготовки, во время англо-бурской войны он командовал подразделениями канадцев, и солдаты любили его. Все командиры бригад в дивизии были канадцами, и среди них был некто Артур Карри, которому суждено было стать выдающимся военачальником.

Артур Карри не был профессиональным солдатом. Перед войной он был офицером милиции в городе Виктория (провинция Британская Колумбия), где он служил риелтором — агентом по продаже недвижимости. В конце концов он стал командующим Канадским корпусом и одним из наиболее успешных генералов Первой мировой войны. Но в 1914 года Карри был подполковником, командиром милиционного батальона — 50-го канадского хайленского Гордона, — которому приходилось скрывать постыдный секрет.

Карри торговал недвижимостью, и однажды, когда у него сорвалась какая-то сделка и перед ним встала угроза банкротства, он исправил свое финансовое положение, взяв деньги — 11 000 долларов, по тем временам значительную сумму, — из кассы своего полка. Деньги эти предназначались на приобретение новой военной формы. Карри не смог возвратить эти деньги, и когда началась война, он надеялся, что командование оставит его в Канаде и у него будет время возвратить деньги в кассу. Однако его воинские способности, а также факт хищения денег из полковой кассы были известны одному из его офицеров, майору Гарнету Хью, который был сыном Сэма Хью — министра по делам милиционной армии Канады.

Майор Хью написал своему отцу письмо, в котором положительно отзывался о своем полковнике. Следствием этого письма стало то, что Сэм Хью предложил заблудшему риелтору командование 2-й пехотной бригадой 1-й канадской дивизии. Отказаться от подобного предложения было невозможно, но Карри отплыл в Европу, имея невозвращенный долг, и страх разоблачения терзал его душу. «Мысль об этом, — говорил он, — была первой мыслью, с которой я просыпался по утрам, и последней мыслью, с которой я засыпал ночью».

Фактически же хищение Карри уже давно было раскрыто. Перед тем как отплыть в Великобританию, он написал письмо своему другу Артуру Мэтсону, в котором рассказал о своем проступке и одновременно попросил последнего сделать так, чтобы ему, Карри то есть, были предоставлены время и возможность вернуть деньги. Вместо этого Мэтсон написал письмо премьер-министру Канады сэру Роберту Бордену и вложил в него письмо Карри. В своем письме Мэтсон умолял премьера отложить неминуемое расследование и предоставить Карри время, в течение которого он сможет вернуть свой долг. К счастью для Карри, Борден уже встречался с ним и составил хорошее мнение о его способностях. Поэтому он сделал так, как его просили, и это несмотря на то, что другие письма, посланные из Виктории в адрес премьер-министра, требовали, чтобы Карри был арестован и осужден за кражу.

Хотя дело это было закончено только после войны, в сентябре 1917 года Карри занял соответствующую сумму у двух своих подчиненных и возвратил деньги, взятые им из кассы. Этой краже суждено было преследовать Карри в течение всей его жизни, но в те дни, когда Канадская дивизия готовилась к отправке на войну, его ум и воинские способности создали ему блестящую репутацию. Все те обвинения в бездушии и безграмотности, которые выдвигались в отношении других генералов Первой мировой войны, никогда не произносились в адрес Артура Карри.

По правде говоря, облик у Карри был далеко не воинственный. Имея рост 6 футов 4 дюйма (примерно 193 см), вес 250 фунтов (примерно 113 кг), он был крупным мужчиной и по внешнему виду напоминал грушу. В 1914 году, когда ему было 38 лет, Карри имел объемный живот, отвислый зад, тяжелый двойной подбородок, и он носил форму, сидевшую на нем отнюдь не по-военному. Однако отличало его не это, а здравый смысл, быстрый ум и способность произвести мгновенную оценку любой ситуации, складывающейся на войне. То, что он мог украсть деньги, свидетельствует также и о том, что если Карри представится легкий выход из критического положения, он воспользуется им, оставив на потом все беспокойство о последствиях. И тем не менее люди любили и уважали его, и у них были на то основания. «Искренность и обаяние Карри знали все, он был доброжелательным, простым в общении, веселым и никогда не терял присутствия духа», — писал полковник Бэрчол Вуд, офицер британских вооруженных сил при ставке канадского командования. Подобные черты характера очень полезны в солдате, а поскольку два его коллеги, которые командовали другими бригадами, не были отмечены блеском ума, Артур Карри вскоре зарекомендовал себя как многообещающий офицер в Канадской дивизии.

«Среди канадцев он с самого начала был самым заметным офицером», — сказал премьер-министр Канады Борден. «Я был убежден, что это идеальный командир бригады, и пришел в восторг, когда узнал, что его назначили на эту должность», — заявил генерал-губернатор Канады фельдмаршал Его Королевское Высочество герцог Коннаутский. Когда Карри приехал в Англию, здесь мнение о нем было не менее высоким, чем в Канаде. «Карри является лучшим из лучших командиров бригады», — так сказал его новый начальник генерал Олдерсон, и когда Канадская дивизия прибыла во Францию, от Карри ждали великих дел.

Канадцев вводили в бой не сразу, а по частям, придавая отдельные подразделения соединениям британской армии, и флегматичные собратья с Британских островов произвели на них большое впечатление. 1 мая 1915 года Канадская дивизия заняла свое место на линии обороны в составе IV корпуса Роулинсона из 1-й армии Хейга. На второстепенных ролях канадцы участвовали в сражении при Неф-Шапелле, они вели обстрел немецких позиций и обеспечивали огневое прикрытие на своем участке фронта. Во время этой операции канадцы обнаружили, что при ведении беглого огня у их винтовок модели «Канадский Росс» калибра 0,303 дюйма происходит заклинивание патрона. Несмотря на то что по своему качеству винтовки системы Росс и так значительно уступали британским винтовкам Ли-Энфилд, этот дефект не был исправлен и тогда, когда канадцы были переброшены на север и приданы V корпусу Палмера из 2-й армии. Винтовки Росса были у них на вооружении и тогда, когда своей газовой атакой немцы начали 2-е Ипрское сражение и создали огромную брешь в системе обороны союзников.

В апреле 1915 года Ипрский выступ представлял собой изгиб, который от Изерского канала выступал к востоку от Ипра на глубину 13 км. Длина фронтовой линии, другими словами, периметр ломаной линии, охватывающей выступ, составляла 27 км, от Стеенстраата на севере до Сен-Элоя на юге. Местность в районе выступа была настолько равнинной, что борьба велась даже за самые незначительные возвышенности. Подобная борьба за захват и удержание возвышенных участков была основным содержанием боевых действий практически всего 1915 года, и благодаря ей V корпус генерала Палмера оказался вовлеченным в свирепые бои за высоту 60 — насыпной холм высотой чуть ниже 200 футов, или 60 м (отсюда и его название — «высота 60»), к югу от Хооге. Холм был образован в результате отсыпки грунта из выемки железнодорожного пути на линии Ипр — Комин. После нескольких недель прокладки сап, подкопов и минирования 17 апреля «высота 60» была захвачена английской 13-й пехотной бригадой. Немецкие войска нанесли контрудар и обстреляли высоту из крупнокалиберных орудий. За три дня боев за удержание позиций на высоте 60 англичане потеряли 3000 человек, главным образом из 13-й бригады.

К этому времени британский V корпус, которым командовал генерал-лейтенант сэр Герберт Плюмер, занимал позиции вдоль большей части Ипрского выступа, и приданная ему Канадская дивизия имела общий стык с частями генерала Путца к юго-востоку от Пёлькапелле, где две французские дивизии, 45-я алжирская и 87-я Национальной гвардии, продолжили линию обороны к северу. Свой северо-восточный участок выступа от Гравенштафеля до Пёлькапелле Канадская дивизия взяла под контроль в ночь на 15 апреля, и она находилась на этих позициях, когда в теплый полдень четверга 22 апреля немцы направили облако ядовитого газа — хлора на позиции французских войск и на левый фланг Канадской дивизии, вынудив бежать в панике солдат, кашляющих и задыхающихся, с обожженными ядовитым газом легкими.

Ядовитые газы относились к категории оружия, которое было запрещено к применению в военных действиях Гаагской декларацией 1899 года и Гаагской конвенцией 1907 года. Германия подписала оба этих документа, однако начиная с 1902 года она проводила эксперименты с боевыми отравляющими веществами. К началу Первой мировой войны немцы были полностью готовы к применению ядовитых газов. Великобритания и Франция хотя и были далеки от мысли, что какая-либо цивилизованная нация может нарушить международное соглашение и применить подобное дьявольское оружие, тем не менее руководство этих стран получило массу предупреждений о том, что газовая атака под Ипром не только не невозможна, но и неизбежна.

В конце марта пленные немецкие солдаты сообщили, что на передовую в районе Циллебеке доставляются баллоны с газом. Захваченный 13 апреля немецкий дезертир Август Ягер сообщил задержавшим его французским солдатам, что «при условии благоприятного ветра по сигналу атаки — три красных ракеты — на позиции французских войск будет направлен удушающий газ». Будучи всего лишь рядовым, Ягер сообщил столько важных данных, что французы решили, что он специально заслан к ним в целях дезинформации, и поэтому решили не обращать внимания на все, что он сообщил. В то же время генералу Эдмону Фери, который передал сведения Ягера британскому командованию, генерал Путц сделал выговор «за вступление в непосредственную связь с нашими союзниками, а не через ставки командования обеих сторон». 17 апреля германская пресса сделала насквозь лживое сообщение о том, что под Ипром британские войска якобы использовали снаряды с ядовитым газом. Поскольку немцы всегда любили обвинять противников в своих собственных нарушениях, это сообщение должно было служить еще одним предупреждающим сигналом. А вскоре еще два человека — немецкий дезертир и французский разведчик — сообщили сведения о готовящейся газовой атаке.

Неоднократно подтверждаемые данные о подготовке газовой атаки не были приняты во внимание ни французами, ни англичанами. Правда, генерал Палмер передал эти сведения своим командирам дивизий, но при этом добавил, что за достоверность их он не ручается, мол «за что купил, за то и продаю». Так же как и генерал Палмер, командиры дивизий не придали значения полученным сведениям. Никто не позаботился о таких мерах защиты, как противогазы, и когда на третьей неделе апреля облако газа стало растекаться над окопами, солдаты оказались совершенно беззащитными перед ним.

В полдень 22 апреля генерал Олдерсон находился на позициях своих артиллерийских батарей, и в это время он заметил, что со стороны французских дивизий слева от него доносятся звуки частой и сильной стрельбы. Затем он увидел «два облака желто-зеленого дыма, которые стремительно распространялись в сторону линии обороны союзников и вроде бы как сливались в одно целое». Это облако несло ядовитый газ — хлор, и когда оно достигло позиций французских войск, действие его было опустошающим. Французские и алжирские стрелки, лишенные возможности дышать и кашляющие кровью, бросили свои позиции и бежали в поисках спасения. В бой вступила французская артиллерия, она поливала огнем и собственную первую линию траншей, и наступающие немецкие войска. Когда волна газа докатилась и до пушек, они тоже замолчали, оставив без всякого прикрытия семикилометровый участок линии фронта союзников и полностью обнажив левый фланг 1-й Канадской дивизии, в направлении которой шло облако газа.

Два канадских офицера медицинской службы, полковник Нэсмит и капитан Скримджер, выехавшие позади позиций 1-й Канадской дивизии, были первыми, кому пришлось столкнуться с этой проблемой. Нэсмит был химиком, и, присмотревшись к облаку газа, а также принюхавшись к нему, офицеры пришли к заключению, что, судя по всему, это — хлор. Не теряя присутствия духа, они придумали выход из этой критической ситуации и поторопились передать в траншеи, чтобы каждый солдат помочился на платок или ту тряпку, которая имеется в его распоряжении, а затем закрыл ею нос и рот. Необходимость — мать изобретений, и она не признает условностей. Чего-чего, а мочи было достаточно, и в войсках поспешили исполнить данное предписание. Содержащаяся в моче кислота заставляет хлор кристаллизоваться на ткани; защищенная подобным способом канадская пехота своим беглым огнем стала сеять смерть и опустошение в немецкой пехоте, проклиная при этом винтовки Росса, которые вскоре начали заедать.

В тот полдень позиции союзников были спасены благодаря трем факторам: благодаря тому, что Нэсмиту и Скримджеру удалось быстро найти эффективное средство защиты от газа, благодаря дисциплине и стойкости канадских солдат и благодаря тому обстоятельству, что немецкая пехота тоже боялась газового облака. Не имея желания передвигаться вплотную за ним, солдаты отказывались идти вперед. Более того, передовая немецкая дивизия, а именно 52-я дивизия, получила приказ не выдвигаться за пределы южного ската хребта Пилкем, и поэтому они остановились на этом рубеже, тогда как другие немецкие части продвинулись на юг, захватили лес Китченера, такой уж был найден удачный перевод французского названия Bois des Cuisiniers,[32] а также хребет Маузер и окопались там, чтобы отразить неизбежную контратаку войск Великобритании. Немецкие солдаты медлили слишком долго, весть о катастрофе и прорыве обороны успела распространиться, и постепенно все большее и большее число пехотных подразделений и артиллерии стали вступать в бой, поддерживая сопротивление, оказываемое канадцами на левом фланге британской линии обороны.

Хребет Маузер фигурирует во многих работах, посвященных Второму сражению при Ипре, и о его важности можно судить исходя из расположения этой возвышенности. Она простирается с запада на восток между хребтом Пилкем и хребтом «Вершина», и в его восточной части располагаются лес Китченера и ферма Продолговатая. С его вершины просматривается местность на юг и на запад в направлении Ипра, а его обратные склоны предоставляют укрытие для войск в пространстве между вершиной этого хребта и хребтом Пилкем и обеспечивают легкий маршрут выдвижения к каналу Изер. Если не выбить немцев с хребта Маузер, над позициями англо-французских войск под Ипром и Сен-Джулианом, а также вдоль всей линии обороны между этими населенными пунктами нависнет серьезная угроза.

В штаб-квартирах корпусов и армий возникла неразбериха, оправданная с позиций сегодняшнего дня. Более того, было похоже, что в сводках, которые пришли из ставки главного командования в штаб-квартиры V корпуса и 2-й армии, говорилось, что к востоку от Изерского канала все французские войска оставили свои позиции на выступе, и что канадские дивизии тоже отступили под натиском противника. На самом же деле канадцы удерживали оборону на своих первоначальных позициях и организовали какую-то систему защиты своего открытого левого фланга. Германское продвижение было остановлено, и хотя вся территория выступа пронизывалась артиллерийским огнем, непосредственный разгром войск был предотвращен. Но и в этом положении, если своей контратакой французские войска не смогут восстановить исходную линию фронта, Ипрский выступ, наверное, придется оставить. С потерей северо-восточных ответвлений хребта и после того как немецким войскам удалось закрепиться вдоль линии, проходящей от западного края хребта Маузер до леса Китченер и окраин Сен-Джулиана, отсекая при этом северную треть выступа, все его пространство оказалось открытым прицельному артиллерийскому огню.

По самой своей природе Ипрский выступ был местностью, не пригодной для ведения оборонительных боев. С хребтов, расположенных на востоке, просматривался каждый дюйм (25,4 мм) его поверхности, и направляемый оттуда огонь немецких пушек мог достичь любой точки в обороне союзных войск. Было бы гораздо проще и во много раз разумнее отойти на рубежи обороны на западном берегу канала Изер. Каждый знал это, и тем не менее оборона выступа продолжалась, не потому, что генералы не могли видеть, как трудно защищать его, или были слепы к потерям, которые неизбежно влечет за собой эта оборона.

Причины, которые побуждали цепляться за Ипр, были как политического, так и эмоционального плана. Это была единственная часть Бельгии, не покоренная немецкими войсками, и, кроме того, это было место, которое ценой большой крови союзные армии смогли отстоять у врага в ноябре прошедшего года. Как бы великими ни были трудности обороны выступа, нельзя даже было подумать о том, чтобы сдать его. К этому нужно добавить, что по-прежнему не потеряли своей важности те причины, что привели к 1-му Ипрскому сражению, благодаря которому и возник выступ. Сам город являлся основным бастионом на пути к Ла-Маншу, и если этот бастион падет, кто знает, где тогда можно будет остановить немцев? Таким образом, в силу как той, так и другой причины было признано жизненно важным не оставлять Ипр. Единственное, что вызывало сомнение, а смогут ли союзники удержать этот рубеж, оставив позиции на хребте противнику?

В их распоряжении имелась вторая линия обороны в виде сети траншей и опорных пунктов, построенных французами в конце 1914 года, но теперь оказавшихся в секторе, обороняемом английскими войсками. Эта система начиналась в юго-западной части выступа, и, обогнув Ипр с востока, она заканчивалась у дороги Ипр — Лангемарк. Если ее продлить до Изерского канала, то эта линия, известная как «линия Генеральной ставки», могла обеспечить какое-то укрытие для войск, имеющих целью защитить северный фланг выступа.

К началу вечера 22 апреля генерал Палмер смог разобраться в обстановке и принять решение. Он отдал приказ Канадской дивизии обеспечить безопасность своего левого флага и любой ценой удерживать рубеж вдоль «линии Генеральной ставки». В качестве помощи на этом участке боевых действий Палмер направил для поддержки канадцев 2-й Восточно-Йоркширский полк — первый из 33 полков Великобритании, которые будут переданы под командование генерала Олдерсона, чтобы участвовать в боях Второго Ипрского сражения. На правый фланг канадцев было направлено дополнительное подкрепление в виде двух батальонов 28-й дивизии, и эти батальоны заняли позиции на севере, разместив свой левый фланг на восточном берегу Изерского канала. Таким образом, мало-помалу линия обороны союзников стабилизировалась на новых рубежах, которые выглядели по крайней мере обеспечивающими защиту, хотя германская пехота к этому времени уже окопалась на хребте Маузер и получила возможность вести продольный огонь вдоль «линии Генеральной ставки».

В свете всего этого контратака стала казаться делом само собой разумеющимся, и в 20 часов в штаб-квартиру Олдерсона прибыл офицер штаба генерала Путца с просьбой поддержать действия французской 45-й дивизии. Если бы канадцы смогли ударить по лесу Китченера на восточной окраине хребта Маузер, тогда дивизия пошла бы в наступление на хребет Пилкем непосредственно к востоку от канала. В случае захвата позиций на хребте Пилкем, а также в лесу Китченера немцам придется либо оставить хребет Маузер, либо готовиться отражать атаку с обоих флангов. Поскольку этот план выглядел вполне разумным, канадцы согласились на совместные действия. К сожалению, он не учитывал одного: французы оказались не в силах поднять своих солдат в атаку. Французская 45-я дивизия отошла на западный берег Изерского канала, и ее личный состав, который несколько часов назад подвергся газовой атаке и артиллерийскому обстрелу, был деморализован и очень нуждался в переформировании. И тем не менее контратаку нужно было проводить как можно скорее, иначе немцы на захваченных позициях изготовятся для нанесения следующего удара.

Канадцы предпочли идти вперед, не дожидаясь французов, и атака, проведенная ими, служит примером того, как офицеры и солдаты, которые действовали разумно и осмотрительно и не жалели сил для достижения цели, тем не менее потерпели поражение под давлением обстоятельств. В атаку были назначены два батальона: 16-й батальон (канадские шотландцы) из 3-й бригады, которой командовал бригадный генерал Тэрнер, и 10-й батальон (Калгари, Виннипег) из 2-й бригады бригадного генерала Карри. Общее командование взял на себя Тэрнер, и в 22 часа 30 минут того же дня, спустя всего шесть часов после первой газовой атаки, канадцы начали свою атаку. В тех нескольких часах, отпущенных на планирование и организацию операции, нашлось мало времени на подготовку артиллерийской поддержки — да и в любом случае для обеспечения артиллерийского сопровождения атаки удалось выделить только тринадцать полевых орудий, — и его совсем не осталось для проведения разведки. Атакующие общей численностью 1500 штыков поднялись в атаку с исходного рубежа в районе фермы Мышеловка, а когда от леса Китченера их стало отделять всего 200 ярдов (примерно 180 м), на них обрушился шквал огня со стороны расположенных в лесу и не обнаруженных ранее позиций противника. Канадцы дрогнули, но овладели собой и пошли в свой первый бой на этой войне.

Теряя солдат при каждом шаге вперед, они пробежали через открытое пространство в лес и там, в кромешной темноте, где среди деревьев не было видно даже вспышки выстрелов, сошлись в рукопашной с немецкими солдатами. Канадцы смогли выбить обороняющегося противника из леса и окопаться на северной опушке, хорошо зная при этом, что если до утра к ним не придут на помощь, днем им здесь не устоять. Проведенная атака уже обошлась двум батальонам в более чем тысячу человек убитыми и ранеными, примерно по одному человеку на каждый ярд (0,9 м) их броска на врага. Не давая себе передышки, солдаты спешили углубить траншеи и отправить в тыл раненых, и в это время они попали под обстрел, направленный на них с трех сторон.

Помощь была близко. К бригадному генералу Тэрнеру были направлены два свежих батальона: 2-й батальон (Восточное Онтарио) и 3-й батальон (Торонто), находившиеся в составе дивизионного резерва Олдерсона, и Тэрнер приказал 2-му батальону тут же отправиться в лес Китченера. Однако тут снова проявила себя проблема связи в боевой обстановке. 2-й батальон не знал, что ждет его в лесу Китченера, и не имел возможности разобраться в обстановке. Однако от раненых, которые потоком возвращались в тыл, его командованию стало известно, что произошел ожесточенный бой, который, наверное, продолжается и сейчас. Командир батальона опасался, коль скоро он отдаст приказ на выдвижение в лес, то вскоре может случиться так, что в темноте его солдаты начнут сражаться со своими же канадцами. Поэтому он перед выдвижением благоразумно приказал провести разведку и установить контакт с теми двумя батальонами, что уже вели бой.

Недостаток разведданных привел к тому, что первые два батальона пошли в атаку на хорошо подготовленную оборону немецких войск. Поскольку на разведку потребовалось время, выдвижение 2-го батальона началось только на рассвете, и следствием этого явился еще один кровопролитный бой. Маневр, который должен был проводиться в ночной темноте, выполнялся при свете дня. Таким образом, если в течение двенадцати часов боя, который начался ночью 22 апреля и продолжался утром 23-го, 10-й батальон из своих 816 штыков потерял 623 человека убитыми и ранеными, а 16-й батальон потерял почти 600 человек из 800, пошедших в атаку, то во 2-м батальоне опушки леса достигло менее 20 солдат. С наступлением дня удержать позиции канадцев на северной опушке леса стало невозможно, и уцелевший личный состав 10-го и 16-го батальонов отступил к траншеям на южной опушке, и здесь к ним присоединились остатки 2-го батальона.

На рассвете 23 апреля немецкая артиллерия начала обстрел территории всего выступа. Здесь находилось 50 000 человек личного состава войск Великобритании и Канады с орудиями, обозами, большим количеством боеприпасов и множеством вспомогательных служб. И все это, и каждый ярд пространства к востоку от Ипра стали мишенью для артиллерии противника. По прошествии нескольких дней стала ясна тактика, избранная немецким командованием. Она заключалась в бросках на короткое расстояние, каждому из которых предшествовали артиллерийский обстрел, который в самый момент броска осуществлял огневое сопровождение, а также газовая атака с доставкой газа из баллонов или химическими снарядами. Немцы предполагали с помощью сочетания подобных средств поражения вытеснить англичан, канадцев и французов из Ипрского выступа. Это было похоже на состязание кто сильнее: немецкая артиллерия и атаки пехоты, проводимые с применением боевых отравляющих веществ-с одной стороны или сопротивление союзников, основу которого составлял поиск каких-то средств защиты от газа, а также храбрость и стойкость пехоты Канады и Великобритании — с другой. Французы же, хотя их нельзя обвинить в недостатке храбрости, не могли оказать особой помощи своим союзникам, и в то же время их действия, а точнее говоря их полное нежелание действовать, губительно сказались на судьбе одного из высших офицеров Великобритании, а именно — на судьбе генерал-лейтенанта сэра Ораса Смит-Дорриена.

Сразу же после полночи 23 апреля французы снова сообщили, что их 45-я дивизия незадолго до рассвета будет готова выступить в атаку, и снова обратились к генералу Палмеру за поддержкой. Палмер передал просьбу командованию канадской дивизии, и генерал Олдерсон поручил выполнение этой задачи командиру 1-й бригады бригадному генералу Мэрсеру. Мэрсер выбрал 1-й и 4-й батальоны канадцев, приказав им в порядке поддержки двух батальонов французской 45-й дивизии, которые одновременно с канадцами будут атаковать хребет Пилкем справа, нанести ударе левой стороны вдоль дороги Ипр — Пилкем. Приказы на выступление в атаку были отданы в ставке Олдерсона в 3 часа 45 минут 24 апреля, сама атака должна была начаться менее чем через два часа, в 5 часов утра, и возглавить ее должен был 4-й батальон.

Другие подразделения тоже начали выдвижение. После полуночи, точнее в 0 часов 30 минут утра 23 числа, генерал Олдерсон на базе имевшихся у него четырех британских полков, а именно — 2-го полка из Восточного Кента («Буффы»), 3-го Миддлсекского полка, 5-го Собственного Его Величества полка (Королевский Ланкастерский полк) и 1-го полка Йорка и Ланкастера, сформировал «временную бригаду». Эту ad hoc (временную) бригаду возглавил подполковник Эй. Д. Геддс из 2-го полка («Буффы»), и она под именем «Соединение Геддса» была направлена для заделки брешей в обороне на северном участке фронта Ипрского выступа, имея приказ занять позиции в непосредственной близости к ферме Продолговатая, которую в это время удерживали остатки 2-го канадского батальона. Тем временем два батальона из бригады Мэрсера ждали, когда начнется атака французов. Наконец наступило 5 часов утра, а французские войска так и не появились. Затем подполковник Бэрчолл, который командовал 4-м канадским батальоном, заметил какое-то движение на фланге. Думая, что это наконец-то появились французы, он приказал своему батальону начать наступление.

К этому времени стало совсем светло, и в течение целого получаса и два канадских батальона, и немцы на хребте Маузер могли наблюдать за действиями друг друга. Французы не появились, они и не должны были появиться, а немцы позволили приближающимся канадцам полностью выйти на открытое пространство и лишь после этого открыли огонь. То, что последовало за этим, иначе как бойней не назовешь. Глядя на то, как погибают два его батальона, бригадный генерал Мэрсер отыскал подполковника французской армии Мордака, офицера, который должен был руководить атакой французских частей. Тот уверил его, что примерно пять или шесть французских батальонов приготовились к атаке. Эти батальоны все еще не подходили, и чтобы спасти хотя бы тех, кого можно было спасти, Мэрсер приказал своим батальонам зарыться в землю и держаться, пока он найдет хоть какую-нибудь помощь.

Полковник (!) Геддс и его полки тоже находились на марше. В 4 часа 30 минут утра 23 апреля Геддс послал полк Буффов, а также Миддлсекский и Королевский Ланкастерский полки в атаку, приказав им развернуться в боевые порядки в районе Велти и, двигаясь по практически полностью открытой местности под хребтом Маузер, наступать в северном направлении, имея целью заполнить брешь в обороне между позициями французов на Изерском канале и канадскими позициями в лесу Китченера. Наступающие войска попали под сильный пулеметный огонь, но, как и ожидалось, они смогли создать тонкую линию обороны и обеспечить стык флангов. Не имея возможности ни продолжить наступление, ни отойти назад, полки приняли решение закрепиться на этой позиции.

Одна из проблем, возникающих при распутывании причинно-следственных связей сражения, заключается в том, что в одно и то же время происходит масса событий, и очень часто они налагаются друг на друга. В последних явлениях можно разобраться только в том случае, если их можно расположить в том или ином порядке, однако следует помнить, что подобная возможность не предоставляется военачальнику в то время, когда он на поле боя командует сражением. Им приходится планировать или же отдавать приказ на проведение следующей атаки, когда еще продолжается предыдущая, и делать это, не обладая в полной мере сведениями о том, как развиваются события. Это сейчас ясно, что канадцам следовало приказать обороняться, а не бросать их в атаки, которые в основном не дали никакого результата и которые не были обеспечены ни должной артиллерийской подготовкой, ни поддержкой французских войск. И все-таки после целого дня боев и трех не связанных друг с другом, но болезненных ударов высшее командование должно было бы получить хоть какое-то представление о том, что происходит на самом деле. Судя по всему, проблема, заключающаяся главным образом в невозможности оценить реальное положение дел, возникла из-за того, что командование сражением за Ипрский выступ стало постепенно переходить на все более и более высокий уровень и наконец оказалось в руках фельдмаршала Френча и генерала Фоша.

Получив сведения о том, что линия обороны на северном фланге не выдержала нажима противника. Френч первоначально хотел вывести войска из выступа и отойти на рубеж обороны у Изерского канала. Поэтому утром 23 апреля он отправился в штаб-квартиру Фоша в Кассель с тем, чтобы поставить его в известность о своем решении. Но Фош смог переубедить фельдмаршала, уверяя, что в этот район движется большое количество французских войск, и они сразу же будут брошены в контратаку — при условии, что армия Великобритании поддержит их. Это было страшное преувеличение. На Ипрский выступ следовала только одна французская дивизия, и не было никаких признаков французской поддержки к востоку от Изерского канала. Тем не менее обещание, данное Фошем, вызвало у Френча характерное для него резкое изменение настроения и намерений. Полный оптимизма, теперь он спешил в штаб-квартиру Смит-Дорриена и там стал настаивать на том, чтобы командующий 2-й армией ускорил приготовления для следующей атаки, обещая ему поддержку со стороны других корпусов и дивизий БЭС.

Смит-Дорриен уже направил 13-ю пехотную бригаду из резерва 2-й армии в помощь Канадской дивизии и приказал ее командиру, бригадному генералу Уолнессу О’Гоуэну, доложить об этом в штаб-квартире Олдерсона. В этот раз Смит-Дорриен поехал туда сам и распорядился, чтобы Олдерсон и О’Гоуэн поручили 13-й бригаде и любым другим частям на данном участке начать наступление на Пилкем, двигаясь по обе стороны дороги Ипр — Пилкем. Приказ предписывал, чтобы, после того как она захватит хребет Пилкем, 13-я бригада продолжила наступление и вышла на рубежи вдоль линии обороны, оставленной предыдущим днем. Последняя задача была, мягко говоря, чересчур нереальной, и не в последнюю очередь потому, что предстоящее наступление должно было проводиться во взаимодействии с французской 90-й бригадой под командой полковника Мордака.

И, как обычно, опять не хватало времени. Приказ был отдан примерно в полдень, а атака должна была начаться в 15 часов 30 минут, через полчаса после начала атаки французов. Это обстоятельство не позволяло О’Гоуэну провести рекогносцировку на местности или должным образом сформулировать боевую задачу перед своими солдатами, тем более, что, как следовало из приказа, перед 13-й бригадой и 90-й бригадой Мордака были поставлены одни и те же цели, и поэтому нельзя было исключать возникновения путаницы в боевых порядках наступающих. Путаница существовала также в плане ведения огня, дело в том, что с целью поддержки французского наступления артиллерия англичан должна была открыть огонь в 14 часов 45 минут. Если артиллеристы будут действовать согласно этому плану, то боеприпасы у них окончатся еще до начала наступления 13-й бригады.

И снова подошло время атаки, и снова от французов не поступало никаких сигналов о готовности к ней. Час «Ч» — 15 часов 30 минут — подошел и прошел, английская артиллерия закончила артобстрел, и в 15 часов 45 минут, видя, что неразбериха усиливается, генерал О’Гоуэн отправил Олдерсону донесение, в котором он сообщал, что ему потребуется еще полчаса, прежде чем он сможет поднять бригаду в атаку. На самом деле 13-я бригада пошла в наступление уже после 16 часов 30 минут, но даже и в этот час французы так и не появились. О’Гоуэн послал в эту атаку три из своих четырех полков: 1-й Королевский полк Западного Кента (КПЗК) и 2-й Собственный Его Величества Сассекский полк (СЕВСП) в первой линии наступления и 2-й Собственный Его Величества Йоркский и Ланкастерский полк (СЕВЙЛП) в непосредственном резерве. После того как эти полки начали свое наступление, наконец появилось какое-то французское подразделение, а именно батальон зуавов (пехота из французского Алжира), которые шли строем перед британскими полками до тех пор, пока, оказавшись под пулеметным огнем с немецкой стороны, им не пришлось залечь и начать окапываться. Солдаты О’Гоуэна шли походным строем в направлении хребта Маузер и разворачивались в боевой порядок.

Канадцы, прижатые к земле у подножия хребта Маузер, смотрели, как выдвигается британская пехота. Они также видели, как пушечный, пулеметный и ружейный огонь с немецкой стороны начал собирать свою страшную жатву. Затем они увидели, что английская пехота из соединения Геддса поднялась из воронок и окопов, пристроилась к левому флангу 13-й бригады и пошла вместе с нею вперед. Затем, когда атакующие добежали до их позиций, поднялись уцелевшие солдаты канадских 1-го и 4-го батальонов и тоже устремились в атаку. Атака была ярчайшим проявлением доблести и героизма… и абсолютно безнадежной.

Эти солдаты — два батальона 13-й бригады, те, кто уцелел, воюя в составе соединения Геддса, и их канадские товарищи по оружию — с неуклонной решимостью атаковали позиции немецких войск. В течение целых 90 минут они вели свой наступательный бой, до тех пор, пока равнина под хребтом Маузер не стала усеяна убитыми и ранеными в мундирах цвета хаки. Только когда опустились сумерки и противник прекратил огонь, уцелевшие солдаты смогли отойти на несколько сотен ярдов и окопаться. Полночь 23 апреля положила конец этому ужасному дню, дню, в течение которого, как с горечью отмечает «Официальная история», «не было отвоевано ни пяди той территории, которая могла бы быть захвачена, и, возможно, без потерь, простым выдвижением войск в темное время суток». В этот день только соединение Геддса и 13-я бригада потеряли около 1500 солдат и офицеров. Были убиты офицеры командного состава 1-го Йоркского и Ланкастерского, а также 3-го Миддлсекского полков, которые возглавляли атаку своих полков, та же участь постигла и полковника Бэрчолла из 4-го канадского батальона. Еще 18 офицеров и более 800 нижних чинов из 1-го и 4-го канадских батальонов были убиты, ранены или пропали без вести.

Прежде чем искать виноватого, нужно проанализировать и разобраться, почему оказались возможными эти безрезультатные атаки. Ответным ударом на успешную атаку является контратака, по возможности проведенная до того, как противник смог перестроить свои силы, закрепиться на отвоеванных позициях и окопаться. Если ему дать время на все это, цена контратаки станет еще более высокой. Та контратака, целью которой было возвращение позиций, оставленных в результате химического нападения, в первую очередь должна была проводиться французами, которые ушли с них. Однако, поскольку французские части были не в состоянии провести ее, данная задача легла на плечи канадцев и частей британской армии, поддерживавших их.

В этом нет ни капли того, что принято называть «националистическими предпочтениями», просто кто-то обязан был восстановить линию обороны, иначе Ипрский выступ или по крайней мере большую часть его пришлось бы оставить противнику. Это, в свою очередь, привело бы к образованию огромной бреши во всей линии обороны союзников, настолько огромной, что ее масштабы невозможно установить, и создало бы большую вероятность того, что немцы вынудят англичан свернуть свою линию обороны, что они прорвутся на запад к побережью Ла-Манша и поставят под угрозу само существование БЭС. Поэтому выступ нужно удерживать, а сделать это гораздо легче, если линия обороны союзников будет проходить по хребту, а стало быть, этот рубеж должен быть отбит у противника. Весь вопрос в том, как это сделать.

В идеальном случае подобные контратаки должны быть поддержаны плотным артиллерийским огнем и проводиться свежими войсками, да еще взятыми в количестве, необходимом для этой цели. Но в силу причин, которые уже были рассмотрены выше, не было возможности обеспечить ни плотный огонь артиллерии, ни наличие свежих войск в необходимом количестве. Переход к длительной обороне и земляные работы в объемах, обеспечивающих достаточную защиту для людей и боеприпасов, — такое решение тоже было неприемлемо в условиях Ипрского выступа. Дело в том, что здесь уровень грунтовых вод проходит необычайно близко к поверхности, а на то, чтобы построить брустверы из мешков с песком, необходимо время — драгоценное и невосполнимое время… да и мешков с песком тоже не было. Кроме того, в тех условиях, когда немецкие пушки установлены на высотах, господствующих над территорией выступа, не будут достаточно надежными любые оборонительные сооружения, возведенные за одну ночь, а на следующий день их сметет огонь артиллерии.

Так что если говорить о выборе действий, то он сводился к двум альтернативам: либо выводить войска из Ипрского выступа со всеми последствиями, вытекающими из такого решения, либо, отогнав противника от хребта ценой многих человеческих жизней, попытаться удержаться здесь. Для подобной атаки требовалось большое количество артиллерии и боеприпасов к ней, но всего этого просто не было в наличии. У канадцев и англичан была только пехота, значит, ей и пришлось выполнять всю работу. А тем временем атаки немцев и беспощадный артиллерийский обстрел продолжались, территория Ипрского выступа постоянно сжималась, и число потерь росло. В субботу 24 апреля немцы возобновили свои атаки против восьми канадских батальонов, позиции которых оказались в наибольшей степени выдвинутыми вперед по отношению к позициям остальных дивизий. Они снова применили хлор, газовой атаке предшествовал сильный артиллерийский обстрел, а после нее началось наступление 34 батальонов пехоты. Поскольку у канадцев было только восемь измотанных и сильно поредевших в боях батальонов, немцы полагали, что победа будет легкой.

Как только наступил рассвет прекрасного весеннего дня, канадцам показалось, что они получили передышку. Но затем их позиции были подвергнуты десятиминутному обстрелу из артиллерийских орудий всех калибров, и большое зеленое газовое облако прошло над их траншеями и поползло далее к расположенному возле Фортуна штабу 2-й канадской бригады, командиром которой был бригадный генерал Карри. К этому времени уже полным ходом шла разработка мер защиты от химического нападения, но основное средство защиты по-прежнему представляло собой мокрую тряпку, которую нужно было прижимать к носу и рту. Повсюду в траншеях стояли ведра с водой, но солдаты в большей степени полагались на мочу. Вместе с последними следами газа появилась немецкая пехота, и как только стало можно дышать, канадские солдаты, многие из которых поднялись на брустверы разрушенных снарядами траншей, открыли огонь по приближающемуся противнику.

Карри не спал три дня, но он все равно не оставлял свой пост и с большим искусством командовал своей изрядно поредевшей бригадой. Острие немецкой атаки было направлено на позиции 8-го батальона из Виннипега, но его солдаты не оставили позиций и с помощью 5-го батальона смогли отогнать противника. Другим батальонам повезло в меньшей степени, и сочетание газовой атаки, артиллерийского обстрела и последующего наступления пехоты, а также того обстоятельства, что у винтовок системы Росса так часто заклинивало патрон, позволило противнику прорвать оборону канадцев. 15-й батальон (48-й полк канадских горцев) был опрокинут, и с помощью образовавшейся бреши немцы получали возможность флангового охвата всей линии канадской обороны и выхода в тыл канадским частям, защищавшим деревню Сен-Жульен.

Но на других участках фронта канадская линия обороны не дрогнула. К обороняющимся шла помощь от других канадских бригад, а также от англичан. Генерал Олдерсон поручил организацию оборонительных позиций вдоль линии Ставки главного командования переданной под его командование 150-й (Йоркской и Дэрхемской) бригаде, которая только что прибыла из Великобритании. Тем временем немецкая армия раз за разом наносила удары по канадской линии обороны у Сен-Жульен и вдоль хребта Гравенштафель, и наконец бои разгорелись вдоль всего участка фронта, обороняемого канадцами, и пространство за их позициями было скрыто в облаках дыма и газа, и вся земля содрогалась от разрыва снарядов. Канадцы воевали превосходно, но их позиции были непригодны для обороны. Мало-помалу немцам удалось оттеснить канадские войска с хребта Гравенштафель, 13-й батальон был вынужден оставить свои траншеи, а 1-я и 3-я канадские бригады начали отступать к линии Ставки главного командования. Однако подразделения 2-й бригады Карри, и в особенности 8-й батальон, отбивая атаку за атакой, по-прежнему удерживали свои позиции.

В 12 часов немцы захватили Сен-Жульен. Для захвата этого населенного пункта они выделили 12 батальонов, которые смогли войти в деревню, несмотря на интенсивный ружейный огонь и огонь канадской полевой артиллерии, бившей по ним прямой наводкой. К 15 часам деревня полностью оказалась в руках у немцев, что позволило им вести продольный огонь по позициям канадцев в лесу Китченера. Тем не менее и несмотря на высокую плотность огня, обороняющиеся продолжали удерживать эти позиции, обеспечивая тем самым защиту левого фланга канадской линии обороны, но на всех остальных участках канадцы были вынуждены отступить. Третья бригада, которой командовал бригадный генерал Тэрнер, оказалась у линии Ставки главного командования к 15 часам 30 минутам… создав разрыв в системе обороны между позициями на линии Ставки и позициями бригады Карри, солдаты которого из последних сил цеплялись за свои траншеи на хребте Гравенштафель. Чтобы и дальше удерживать эти позиции, Карри нуждался в дополнительных подразделениях, но все его просьбы о подкреплении или вовсе не доходили до штаба дивизии, или на них никто не обращал внимания. В конце концов, примерно в 15 часов 30 минут он решил пойти в штаб сам, найти английские батальоны и привести их на свои позиции.

В 1915 году генерал, который в разгар боя мог покинуть свой штаб, вызывал не просто удивление, а большое неодобрение своего руководства. Даже в тех случаях, когда командир бригады не мог наладить связь со своими батальонами, командир дивизии все равно требовал постоянного контакта между командованием бригады и штабом дивизии. На практике это означало, что командир бригады должен либо не покидать штаб, либо находиться где-то поблизости. Предпринимая такие крутые меры, Карри рисковал всей своей воинской карьерой. Но он не стал уклоняться от рискованного решения, коль скоро иного способа решить задачу у него не было. Бригада нуждалась в поддержке, и если донесения с просьбой о помощи, направленные Карри, остались безответными, значит, он будет искать эту поддержку лично. Чтобы добиться помощи для своей осажденной бригады, Карри отправился в путь через открытое, насквозь простреливаемое артиллерией пространство. Однако никто не спешил оказать ему подобную помощь. Вышло так, что когда Карри наконец связался с командиром 150-й бригады, бригадным генералом Бушем, последний отказался уходить с занимаемых позиций. Тогда Карри отправился в Потьиц, где располагалась штаб-квартира генерал-майора Сноу, который теперь командовал 27-й дивизией. Сноу также отказал ему в помощи, и позже он якобы сказал, что если бы Карри был британским офицером, он велел бы его расстрелять. (Дэнкокс, Добро пожаловать на поля Фландрии, с. 193; Dancocks, Welcome to Flanders Fields, p. 193). Возможно, что это — очередная легенда, родившаяся со временем, но нет никакого сомнения в том, что между двумя военачальниками действительно имела место перебранка, хотя к тому времени Сноу уже направил некоторые из своих батальонов для поддержки обороны канадцев.

Две проблемы отрицательно сказывались на действиях канадской дивизии. Во-первых, была нарушена система координации действий подразделений. Палмер, Олдерсон, Сноу и три канадских бригадных генерала — каждый из них вел свой собственный отдельный бой, и ни один из них, за исключением разве что Карри, не знал фактического развития событий на поле боя — здесь снова сказались страшные последствия уже знакомой нам проблемы плохой связи с передовой. В результате этого возникала путаница в определении позиционных районов батальонов, приказы не доходили до исполнителей, и отсутствие взаимопонимания было глубоким и всеобъемлющим. Так, например, Олдерсон полагал, что 3-я бригада Тэрнера по-прежнему обороняет рубежи, назначенные ей первоначально. Тэрнер, в свою очередь, считал, что его дивизионный командир хорошо осведомлен об отходе 3-й бригады к линии Ставки главного командования. К наступлению ночи Тэрнеру удалось собрать на этой позиции около 3500 человек из числа четырех батальонов его канадской 3-й бригады и еще примерно пяти различных батальонов англичан.

А что касается фельдмаршала Френча, то он, демонстрируя неспособность уяснить характер фактически складывающейся обстановки, большую часть дня потратил на то, чтобы заставить Смит-Дорриена восстановить линию обороны на рубеже Сен-Жульен. «Нужно приложить все силы для того, чтобы возвратить рубеж обороны в районе Сен-Жульен и удержать его. В противном случае возникнет угроза позициям 28-й дивизии. Насколько нам известно, германские части уступают нам по численности, более того, в этом можно почти не сомневаться».

Как раз по этому поводу и существовали весьма большие сомнения. На тот период на Ипрском выступе было сконцентрировано около 52 батальонов армий Великобритании, Канады и Франции. Большинство из них понесло значительные потери в живой силе, и каждый батальон был измотан боями. В то же время их противник выставил на этом участке фронта 62 батальона и имел несопоставимое превосходство в боевых отравляющих веществах и в крупнокалиберной артиллерии. Однако Френч уже успел снова побывать у генерала Фоша, и он возвратился от него, полный рвения провести еще один штурм хребта Маузер, на этот раз силами 10-й бригады бригадного генерала Халла и теми дополнительными батальонами, которые только получится собрать.

Нет нужды подробно описывать атаку бригады Халла. Это было повторение всех других атак, что проводились в предыдущие дни. Согласно плану штурм должен был начаться на рассвете 25 апреля, и силы Халла должны были иметь в своем составе не менее 15 батальонов, взятых из его собственной бригады и из других бригад и дивизий, уже воевавших на выступе. Ни сам Халл, ни его штаб не были знакомы с обстановкой на местности, и ни один из командиров батальонов не прибыл на инструктаж: они были слишком заняты выводом солдат на рубежи атаки. Трудно вообразить лучший способ создания всеобщей путаницы. Потом время начала атаки было перенесено с 3 часов 30 минут на 5 часов 30 минут утра, но сведения об этом изменении не были доведены до артиллерии 27-й и 28-й дивизий, которая обеспечивала огневую поддержку. Последняя расстреляла весь боезапас до того, как начала свое наступление пехота, и все это при свете наступившего дня.

Официальная история содержит следующую эпитафию силам Халла:

«На них была возложена задача совершить невозможное. Посланные в наступление без соответствующей артиллерийской подготовки и поддержки, по малознакомой и неразведанной местности, они имели задачу выбить хорошо вооруженного пулеметами противника с позиций, характеризующихся наличием готовых укрытий в виде домов и деревьев, а также прекрасной возможностью вести прицельный артиллерийский огонь с господствующих высот, находящихся за ними»

«1915», том II, с. 240.

Как ей и было предписано, атака состоялась, Сен-Жульен так и остался в руках у противника, а подразделения Халла потеряли убитыми и ранеными 73 офицеров и 2346 нижних чинов. Официальная история назвала эти боевые действия «истреблением».

За неудачной атакой Халла последовали новые атаки немецких войск, реорганизация линии обороны V корпуса и столкновение между генералом Смит-Дорриеном и фельдмаршалом Френчем. Французское командование предлагало провести еще одно наступление на жизненно важный хребет Маузер, и для поддержки этого наступления фельдмаршал приказал перебросить с южного сектора фронта Лахорскую дивизию Индийского корпуса. Смит-Дорриена одолевали сомнения, состоится ли вообще это наступление французов, и у него не было желания подвергать индийские войска отравляющему воздействию хлора.

Он высказал эти свои соображения Френчу, но последний ему ответил, что не имеет намерения отменять принятое решение. С другой стороны, добавил фельдмаршал, если французы не смогут вернуться на позиции, потерянные ими 22 апреля, тогда войска с Ипрского выступа скорее всего придется отводить. Френч подозревал, что немецкие войска наносят удары по выступу с тем, чтобы ослабить удар, который союзники планируют нанести в районе хребта Оберс Ридж, и был решительно настроен не позволить им осуществить свое намерение. Он хотел, чтобы обстановка на Ипрском выступе стала менее напряженной, и заявил Смит-Дорриену, что «коль скоро эти французы поставили Вторую армию в это трудное положение, значит, французам и должно вывести ее из него». Наверное, если бы подобное замечание было произнесено с большей твердостью и адресовалось генералу Фошу, оно произвело бы больший эффект.

Смит-Дорриен с неохотой согласился назначить Лахорскую дивизию в поддержку предстоящего французского наступления. Однако, вернувшись в свой штаб, он узнал, что генерал Путц снова принялся за свои проделки. Время атаки было изменено, теперь она назначалась на 14 часов 26 апреля, и меньшим стало количество французских войск, участвующих в атаке. В силу этого Смит-Дорриен вновь связался со Ставкой главнокомандующего, но там ему велели выполнять полученный приказ. Когда Лахорская дивизия пошла в еще одну очередную атаку по усеянному телами убитых полю боя перед хребтом Маузер, результатом этой атаки была катастрофа. Два британских полка — 1-й Манчестерский и полк Коннотских рейнджеров, — а еще полки сикхов, белуши, а также 57-й, Уайлда, стрелковый полк, всего шесть полков, были встречены артиллерийским и пулеметным огнем. Потеряв при этой попытке атаки 95 офицеров и 1734 человека нижних чинов убитыми и ранеными, они так и не смогли дойти до немецких позиций. Потери 149-й Нортумберлендской бригады, которая проводила отвлекающую атаку, оказались еще более тяжелыми и составили 42 офицера, включая командира бригады, бригадного генерала Дж. Ф. Риддела, а также 1912 человек рядового состава. Французы начали первый этап своей атаки в 14, а второй в 15 часов, но как только немцы пустили на них газ, они тут же откатились назад. Если не считать появления колониальных войск, которые примерно в 19 часов подошли к передовой плечом к плечу с Лахорской дивизией, но дальше не сделали ни шагу, других боевых действий французы в тот день не возобновляли.

На следующий день, утром 27 апреля, когда вот-вот должна была начаться повторная атака, Смит-Дорриен получил копию отданного Путцем приказа по дивизии, из которого он узнал, что в этот день французский генерал намерен воспользоваться еще меньшими силами, чем в предыдущий день, и, как можно было заключить, не предлагал ничего иного, кроме еще одной попытки безрезультатной атаки. Конечно же, Смит-Дорриен уже больше не мог выносить подобное положение вещей, и он написал длинное письмо генерал-лейтенанту сэру Уильяму Робертсону, который тогда был начальником штаба в Ставке главного командования. В этом письме Смит-Дорриен обрисовал обстановку, складывающуюся на Ипрском выступе, и попросил «Вулли» Робертсона довести его точку зрения до главнокомандующего фельдмаршала Френча.

Объяснив положение дел, Смит-Дорриен выразил свое вполне обоснованное сомнение как в том, что французы прикладывают достаточно много сил, так и в том, что они в состоянии добиться чего-либо. В силу этого обстоятельства он предложил отвести свои войска на какую-либо пригодную к обороне позицию в непосредственной близости от Ипра и снять с выступа все пушки, а также другое вооружение, пригодное к транспортировке. На выступе, по его словам, все это служило лишь мишенью для немецкой артиллерии. Смит-Дорриен добавлял, что «письмо ни в коем случае не продиктовано пораженческими настроениями», и он уверен, что подготавливаемое наступление — удар армии Хейга по хребту Оберс Ридж — вынудит противника прекратить свои атаки на Ипр. Лахорская дивизия снова получила приказ 27 числа поддержать французскую атаку на канал в районе Лицерна, однако после потерь, понесенных ею в предыдущий день, она была не в состоянии сделать это. Французы провели эту атаку, однако она была вскоре остановлена, и хотя населенный пункт Лицерн и был отбит у противника, выбить немцев с их плацдарма на западном берегу Изерского канала не удалось. А тем временем фельдмаршал Френч изучал содержание письма Смит-Дорриена.

Это письмо положило конец карьере командующего Второй армией. В 14 часов 15 минут Смит-Дорриен получил выразительный ответ в виде телефонограммы из Ставки главнокомандующего:

«Главнокомандующий не думает, что обстановка настолько неблагоприятна, как это следует из вашего письма. Он считает, что в вашем распоряжении вполне достаточно войск, и обращает особое внимание на имеющиеся у вас резервы. Он хотел бы, чтобы вы воевали решительно, используя все наличные средства, во взаимодействии и при активной поддержке атак французских войск, чтобы вы с должным уважением относились к его предыдущим указаниям в части того, что комбинированные атаки должны начинаться одновременно… Подробности в письме, направленном с офицером штаба».

Телефонограмма была передана «открытым текстом», так что в Ставке главнокомандующего каждый, от штабного офицера до солдата-связиста, знал о ней.

Такой ответ дает основание думать, что их просто никогда не было — этих последних четырех дней боев, четырех дней смерти и крушения надежд. Или же можно прийти к выводу, что фельдмаршал Френч оказался не в состоянии уяснить всю совокупность факторов и условий, в которых осуществлялось ведение боевых действий: и бесцельные атаки, оплаченные дорогой ценой, и применение противником газа, и беспощадный артиллерийский обстрел, и день за днем повторявшиеся, но никогда не выполнявшиеся обещания французов провести наступление или оказать поддержку атаке подразделений английской армии. На самом деле все это было хорошо известно сэру Джону Френчу, но для него было важно только одно — как избавиться от Смит-Дорриена.

Как и обещалось, вскоре прибыл офицер штаба, генерал-майор Пэрсивэл. Он доставил текст телефонограммы, изложенный в письменной форме, — получивший широкую огласку выговор, который Смит-Дорриен был вынужден и принять, и проглотить. Вслед за этим в 16 часов 35 минут поступило еще одно сообщение, тоже «открытым текстом». Смит-Дорриену предписывалось передать генералу Палмеру, командиру V корпуса, командование всеми войсками, находящимися в его подчинении, а также всех штабных офицеров, которые ему могут понадобиться.

Палмер принял свое новое назначение 27 апреля в 17 часов 30 минут, но поскольку Смит-Дорриен не подавал в отставку и формально не был уволен, части, оказавшиеся в его подчинении, получили обозначение «Войска Палмера». После того как он приступил к исполнению своих новых обязанностей, Палмер получил приказ из Ставки главнокомандующего, согласно которому ему поручалось подготовить рубеж обороны к востоку от Ипра на тот случай, если возникнет необходимость оставить позиции, занимаемые в настоящее время, и вывезти с Ипрского выступа любое не нашедшее применения вооружение. Другими словами, Френч приказал Палмеру выполнить все то, что было предложено Смит-Дорриеном… и все то, что он, Френч, высмеивал. Палмер стал готовиться, чтобы 28 апреля приступить к выполнению требований приказа. Но в это время вмешался генерал Фош, который выступал против любого варианта отступления. Он умолял британского главнокомандующего не принимать никаких решений о перемещении войск до тех пор, пока тот не увидит результаты нового наступления французских войск, и Френч снова изменил свое мнение. Фельдмаршал, как всегда, охотно согласился подождать.

28 апреля французы в течение шести часов обстреливали из артиллерийских орудий позиции немецких войск в районе Стеенстраата, и в 15 часов 30 минут три их полка поднялись из траншей и пошли в наступление. Однако, понеся тяжелые потери, они были вынуждены остановиться в 400 ярдах (примерно 360 м) от позиций немецких войск. Другие французские части и вовсе не смогли продвинуться вперед, и вскоре все наступление захлебнулось. Но и теперь сэр Джон Френч продолжал ждать результатов, и следующее наступление французы назначили на 30 апреля. Ни одна из их атак не смогла хоть в какой-то степени подвести границы Ипрского выступа к той линии, вдоль которой она проходила перед 22 апреля. В конце концов после тяжелых и кровопролитных боев и чересчур долгого ожидания части БЭС отступили к новой линии обороны… как раз той, которая несколькими днями ранее была предложена генералом Смит-Дорриеном.

Отход британских войск был проведен за две ночи между 1 и 3 мая, и хотя артиллерийский обстрел, разведка боем и газовые атаки продолжались, в особенности в направлении «высоты 60», подразделения смогли отступить, не испытывая прямого вмешательства со стороны немцев. Тогда немецкие атаки на «высоту 60» были отражены, однако 5 мая после газовой атаки, артиллерийского обстрела и последующего наступления пехоты оборона на этой высоте пала.

Генерал Смит-Дорриен, который, несмотря на то что наибольшая часть его полномочий была передана в «Войско Палмера», по-прежнему не был отправлен в отставку, 6 мая написал письмо фельдмаршалу Френчу. Упомянув о растущем недоверии к себе, которое он заметил еще в начале февраля, Смит-Дорриен предложил, чтобы «для пользы дела» командование 2-й армией было передано какому-то другому военачальнику. Ответа на свое письмо Смит-Дорриен не получил; вместо этого пришел приказ из Ставки, согласно которому он должен был сдать командование 2-й армией генералу Палмеру.

Смит-Дорриен написал несколько писем своим командирам корпусов и дивизий, в которых он благодарил их за поддержку, оказанную в предыдущие месяцы, и возвратился в Англию, фактически закончив свою военную карьеру. Командование 2-й армией перешло к генералу Палмеру, генерал-лейтенант сэр Эдмунд Алленби сменил его на посту командующего V корпусом, а генерал-майор достопочтенный сэр Джулиэн Бинг стал командовать кавалерийским корпусом.

По своему размеру новый Ипрский выступ, который теперь пришлось оборонять Палмеру, был гораздо меньше, чем тот, который существовал десять дней назад. Теперь в плане это был полукруг глубиною около трех миль (примерно 4,8 км), линия обороны которого на южном направлении тянулась от ненадежных позиций французских войск возле Стеенстраата на Изерском канале, проходя немного восточнее Бёсне и, срезая угол, далее на восток и к южному склону хребта Маузер, откуда начинались позиции британских войск. Затем она шла на юг и на восток через линию Ставки главного командования до железной дороги Ипр — Цоннебеке, оттуда прямо на юг до Хоога, леса Убежище и далее в направлении на Арментьер. С небольшими отклонениями в ту или другую сторону британской армии пришлось удерживать позиции вдоль этой линии обороны в течение следующих двух с половиной лет.

После того как БЭС отвели свои войска ближе к Ипру, ожесточение боев Второго сражения при Ипре пошло на убыль, но это не значит, что они совсем прекратились. Подразделения армии Палмера закапывались в землю и делали все, что могли, чтобы укрепить свою линию обороны в предвидении дальнейших атак немецких войск и схваток. В «Официальной истории» последующие сражения получили название «Сражение за хребет Фрезенберг» (8-13 мая) и «Сражение за хребет Беллеваарде», (8—10 мая). Это два длинных хребта, отходящих к западу от хребта Мессине — Пашендэле. Результатом этих сражений стали новые потери, только в боях за хребет Фрезенберг они составили 9000 человек. К моменту окончания Второго сражения при Ипре общее количество потерь вооруженных сил Великобритании, Канады и Индии в этих боях составило 59 275 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Несмотря на то что они подсчитаны по несколько иной методике, дающей некоторое уменьшение итоговых цифр, общие потери немецких войск в этих боях оцениваются «Официальной историей» в 34 933 человека по всем трем категориям. Большинство пропавших без вести с обеих сторон на самом деле должны быть отнесены к категории убитых — разорванных на куски артиллерийским снарядом и похороненных разрывами других снарядов. В случае солдат Великобритании, а также солдат ее доминионов и колоний имена пропавших без вести теперь высечены на стенах кладбища Тайн-Кот или на Менинских воротах в Ипре. За редким исключением тела их так никогда и не были найдены.

Так что же можно сказать об уровне подготовки генералов по результатам Второго сражения при Ипре? Первое, что нужно отметить: после того как газовая атака, проведенная 22 апреля, вынудила отступить французские дивизии, по сути своей весь Ипрский выступ стал непригодным к обороне. В распоряжении немецкой армии были газы и артиллерия, и последнее обстоятельство делало особенно трудной любую попытку удержать выступ или создать новую линию обороны. Даже если бы англичане были достаточно хорошо вооружены крупнокалиберными орудиями и необходимым количеством боепитания или если бы французы обеспечивали им регулярную и надежную поддержку, все равно результат был бы тем же. Не имея возможности воспользоваться ни тем, ни другим, английские военачальники с некоторым ограниченным успехом пытались удержать Ипрский выступ силами одной пехоты. Результатом стало то, чего и следовало ожидать: огромные потери и урезанный выступ.

Если учесть все обстоятельства, становится очевидным, что складывавшаяся обстановка не оставляла иного выбора британским генералам, коль скоро было принято решение удерживать Ипрский выступ. Первопричина всего, что происходило во время Второго сражения при Ипре, заключается в одном роковом решении, в решении, которое было принято в большей степени в силу эмоциональных и политических причин, чем в силу характера каких-то военных действий или недоработок генералитета. И тем не менее, если бы не удалось удержать Ипр, если бы немецкие войска с помощью успешного сочетания химических атак и артиллерийского обстрела смогли бы воспользоваться плацдармом на противоположном берегу Ипрского канала под Лицерной, тогда могла бы рухнуть оборона вдоль всей линии фронта союзников, открылась бы дорога к портам Ла-Манша, и план Шлиффена вновь мог бы стать жизнеспособным. Хотя и очень дорогой ценой, но Второе сражение при Ипре не позволило осуществиться всему этому.

Тем не менее здесь есть много объектов для критики. Поспешные контратаки на хребет Маузер и Сем Жульен, когда без надлежащей поддержки, разведки, подготовки и отдыха в бой посылались целые бригады. Или же когда солдат среди бела дня бросали в атаку на сильно укрепленные позиции противника. Все это не только оправдать, но даже описать толком нельзя. И все-таки, если бы не эти немедленные контратаки, немцы получали бы возможность еще лучше закрепиться на отвоеванных позициях, и туда были бы доставлены их крупнокалиберные пушки и цилиндры с газом, приготовленные для следующего броска вперед… А для проведения контратак британские и канадские генералы располагали только пехотой. Трудно объяснить поведение французов, которые раз за разом оказывались не в состоянии выполнить свои обещания, и не следовало фельдмаршалу Френчу поддаваться на уговоры генерала Фоша. И все-таки, ведь ему же было приказано воевать во взаимодействии с французскими войсками. И, более того, если бы англичане и канадцы не стали удерживать рубежи на выступе до тех пор, пока французы не будут готовы отвоевать потерянные ими позиции, кто бы тогда сделал это?

Даже теперь, оборачиваясь назад, невозможно найти однозначный ответ на вопрос, стоило ли оборонять Ипр. Здесь есть повод для критики и даже для обвинений, но к виновным нужно отнести и правительство, и народ, которые не смогли обеспечить свою сухопутную армию вооружением и боепитанием, необходимым, чтобы вести современную войну. Но, с другой стороны, за девять месяцев до Второго сражения при Ипре кто в Европе мог представить себе такие битвы и такое кровопролитие?