История XX века: Россия – Запад – Восток

Особенности системы социализации в индустриальном обществе

Становление индустриальной экономической системы сопровождалось радикальной перестройкой социальной структуры западного общества. Традиционная «закрытая» система социализации личности, основанная на жесткой иерархии сословных групп и нормативной корпоративной этике, сменилась состязательным стилем жизни, растущим многообразием ценностных установок и поведенческих стереотипов. Человек получил возможность свободного или, по крайней мере, не регламентированного извне выбора образа жизни. Однако социальная идентичность, т. е. соотнесение собственного «Я» с определенными социальными сообществами и присущими им нормами поведения, так и не приобрела «открытого» характера. В обществе возобладали классовые формы социализации, связанные с антагонистическим противостоянием «труда» и «капитала».

Естественно, что социальное пространство индустриального общества не могло приобрести строгую биполярную структуру. Помимо классов предпринимателей и наемных работников, важную роль в нем по-прежнему играли традиционные социальные слои, в том числе аристократия, крестьянство, ремесленники, корпоративные категории городского населения (офицерство, чиновничество, учителя, врачи, адвокаты и пр.). Однако в общественном сознании безусловно преобладающими становились только два социальных типажа – буржуа и пролетарий.

Характерную эволюцию претерпел институт семейных отношений, играющий ключевую роль в системе социализации. Уже в конце XIX в. доминирующими культурно-демографическими моделями стали так называемые буржуазная семья и пролетарская семья.

Буржуазная семья как малая социальная группа была ориентирована на воспроизводство предпринимательской мотивации и психологии, аккумулирование «семейного капитала», обеспечение высокого образовательного уровня, укрепление привилегированного социального статуса с помощью брачных союзов. Образ жизни пролетарской семьи определялся полной зависимостью от положения главы семьи как наемного работника, ориентацией семьи на поддержание биологически необходимого уровня потребления, стрессовой психологической и физической нагрузкой на производстве и потребностью в специфических формах досуга, способных уравновесить ее. Характерно, что как в буржуазной, так и в пролетарской семье к концу XIX в. значительно снизилась роль этнических и конфессиональных факторов социализации.

В начале XX в. влияние классовых факторов на формирование социальной идентичности стало еще более заметным. Процесс монополизации, и в особенности централизации банковского сектора, привел к ослаблению средней и мелкой предпринимательской буржуазии, стиранию отраслевых отличий буржуазных групп, формированию внутриклассовой олигополической элиты. Одновременно шел процесс сближения буржуазных слоев со старой родовой аристократией, унификации жизненных стандартов и поведенческих стереотипов элитарных социальных групп, их идеологических ориентиров и духовной культуры. Все это создавало предпосылки для консолидации всех имущих слоев как единого класса, обладающего общими экономическими интересами и претендующего на политическое главенство в обществе.

Значительные перемены произошли к началу XX в. и в структуре рабочего класса. Из люмпенизированного аморфного слоя городской «трудовой бедноты» с низкой квалификацией и минимальной заработной платой рабочий класс превратился в мощную социальную группу, обладающую собственными мировоззренческими ценностями и способную организованно бороться за свои права. Технологическое обновление производства привело к оптимизации труда рабочих и повысило требования к их квалификации. Расширение фабрично-заводского законодательства и практики коллективных договоров, рост профсоюзного движения (только за полтора десятилетия перед Первой мировой войной – в 3–7 раз) привели к повышению общего уровня заработной платы и сокращению рабочего времени. Так, например, только в 1890–1910 гг. средняя продолжительность рабочей недели в ведущих странах Запада сократилась на 10–15 %. После Первой мировой войны начался постепенный переход к 8-часовому рабочему дню и 48-часовой рабочей неделе, появилась практика оплачиваемых отпусков для некоторых категорий рабочих. В итоге прежний революционно настроенный пролетариат, отличавшийся крайне негативным отношением к собственному социальному статусу, превратился в востребованный обществом класс наемных работников физического труда, заинтересованных в сохранении и улучшении своего социального и экономического положения.

На фоне консолидации двух основных классов индустриального общества численность традиционных средних слоев быстро уменьшалась. Но все большую общественную роль приобретали «новые средние слои», состоявшие из лиц наемного нефизического труда. Эта категория включала немало профессиональных групп, которые и прежде занимали в обществе достаточно заметное положение, – юристов, врачей, учителей, банковских клерков, инженеров. Но если ранее все эти категории отличались ярко выраженной корпоративной идентичностью, то к началу XX в. они постепенно слились в единый социальный слой служащих, интегрированный в индустриальную производственную и социокультурную систему.

По сравнению с рабочими служащие обладали рядом преимуществ: более устойчивым спросом на рынке труда (в силу высокой квалификации и образовательного уровня), меньшей продолжительностью рабочего времени, системой льгот, в том числе оплачиваемых отпусков, пенсий, пособий, относительной свободой в организации труда. Однако их организованность в защите своих интересов была значительно ниже, чем у рабочих. Постепенно сокращался и разрыв в уровне оплаты труда. Так, например, в США в начале XX в. заработная плата рабочих была в 2,5 раза меньше, чем у служащих, а к концу 1920-х гг. – только в 1,8 раза. Невысока еще была и внутренняя дифференциация служащих по уровню доходов и социально-производственному статусу.

Значительную эволюцию претерпели в этот период сельские слои населения. На смену традиционному крестьянству постепенно приходит фермерство. От крестьянского фермерское хозяйство отличалось более современной технической и технологической базой, а главное, связями с системой ипотечного кредитования и крупными сбытовыми компаниями. Рост производительности сельскохозяйственного труда разительно менял и демографическую модель сельского населения – на смену патриархальным многодетным крестьянским семьям, состоящим из нескольких поколений, приходили «малые» фермерские семьи, включавшие только супружескую пару и несовершеннолетних детей. Значительная часть выходцев из фермерских семей, а также разорившиеся крестьяне устремлялись в города. Благодаря этому в начале XX в. начался один из самых мощных витков урбанизации. В то же время фермерские семьи успешно усваивали многие черты городского образа жизни.

Итак, система социализации личности, сложившаяся в индустриальном обществе, носила ярко выраженный биполярный характер. Она впитала дух противостояния «имущих» и «неимущих» слоев, отражала несовместимость их мировоззренческих ориентиров, образа жизни, стиля мышления. Классовая конфликтность стала на рубеже XIX–XX вв. характерной чертой общественного сознания. Однако в действительности социальная структура населения в ведущих странах Запада так и не приобрела жестко поляризованного характера. По мере уменьшения численности и общественной роли традиционных социальных групп их нишу между предпринимательской элитой и рабочим классом заполняли «новые средние слои» и фермерство. Одновременно верхние слои в этой социальной пирамиде становились все более унифицированными по образу жизни и источникам доходов, а пролетарская масса сменялась квалифицированным рабочим классом.