Утверждение либеральной конституционной модели
Радикальная перестройка социального и идеологического пространства индустриального общества в первой половине XX в. сопровождалась реформированием государственно-правовой системы. В ведущих странах Запада этот процесс был сопряжен с формированием либеральной конституционной модели.
Первый опыт конституционного строительства относится к рубежу XVIII–XIX вв. Однако впоследствии в развитии конституционализма наступил спад. Причина заключалась в том, что создание конституционной системы предполагало не только смену формы правления, но и оформление гражданского общества, политическую эмансипацию личности. Требовалась сложнейшая перестройка всей правовой культуры общества, становление гражданского типа политического поведения, преодоление традиционных представлений о власти как основе неизменного, богоданного порядка вещей. Даже в ведущих странах Запада этот процесс растянулся на все XIX столетие. И чем успешнее он развивался, тем очевиднее становилась противоречивость идеологии конституционализма.
Изначально целью конституционного процесса являлась защита гражданского общества от угрозы тирании, а его основным субъектом неизменно провозглашался народ – как суверенное сообщество, учреждающее основы общественного строя и формирующее институты власти. Принцип народного суверенитета стал универсальным для любых конституционных моделей, придавая им демократический характер. Однако демократическая направленность конституционализма вступала в противоречие с его либеральной идеологической основой.
Либеральная конституционная доктрина опиралась на представление о естественном, т. е. прирожденном и неотчуждаемом праве человека на сохранение собственного «Я», независимого от чьих-либо мнений и суждений. Подразумевалось, что люди совершенно равны в своей естественной свободе и ограничены в правовом поведении лишь свободой других людей. Поэтому вся система общественных отношений рассматривалась не в качестве предустановленного социального порядка, а как результат компромисса различных интересов. Конституционное строительство представлялось фактом народного волеизъявления, но не солидарного участия народных масс в политическом процессе, а лишь необходимой основой самоопределения гражданского (т. е. договорного) сообщества.
Именно такой либеральный подход лег в основу конституционной системы США. Примечательно, что, несмотря на всю демократичность американского общества, американская конституционная модель оказалась очень элитарной. Провозглашая народ источником власти, «отцы-основатели» США полагали носителем власти лишь корпус избирателей – граждан, обладающих активным избирательным правом. Настороженное отношение к идее всеобщего избирательного права и длительное сохранение цензовых ограничений диктовались уверенностью в том, что эффективно участвовать в общественной жизни может лишь человек, способный принимать ответственные решения, обладающий в силу своей образованности необходимой политической грамотностью, в силу оседлости – интегрированный в реальные социальные структуры, в силу достаточного материального достатка – имеющий конкретные личные интересы и не склонный к опасному для общества радикализму. Тем самым в качестве полноправного гражданина рассматривался социально успешный индивид, доказавший достигнутым статусом свое умение распоряжаться свободой и заинтересованность в защите соответствующих принципов общественного устройства.
Основным объектом либерального конституционного регулирования оказывалась система государственной власти. Закрепление правового статуса личности ограничивалось провозглашением естественных прав и формированием института гражданства. В остальном действовал принцип «можно делать все, что не запрещено законом». Что касается государственной власти, то здесь, напротив, предполагалось использовать самое жесткое регулирование. Создавалось «государство – ночной сторож», т. е. система властных институтов с предельно ограниченными возможностями политического насилия по отношению к индивиду, предназначенная для активных действий лишь в экстремальных, чрезвычайных обстоятельствах. Политическое «ослабление» государства обеспечивалось ролевой автономией отдельных звеньев властной системы – разделением ветвей власти по принципу «сдержек и противовесов», закреплением независимости правосудия, созданием системы федерализма и регионального самоуправления.
В Европе идеи либерального конституционализма распространялись с трудом. С одной стороны, во многих странах сохранялись прочные монархические традиции, подкрепленные католической и лютеранской конфессиональной культурой. С другой, сам европейский либерализм носил доктринерский характер и не имел прочной социальной опоры. Поэтому первые республиканские режимы, создававшиеся в Европе, оказывались политически очень неустойчивыми – периодические всплески протестных выступлений народных масс сменялись периодами олигархической стагнации. Ситуация стала меняться лишь в начале XX в., когда с образованием «нового среднего класса» возникла основа для прочного демократического конституционного строительства. Первая мировая война сыграла в этом процессе ключевую роль – мобилизация всех материальных и политических ресурсов воюющих наций привела к росту гражданской активности населения, к появлению чувства взаимной ответственности у государственной элиты и масс. И если в странах, потерпевших поражение в войне, волна демократизации была лишь прелюдией к становлению авторитарной государственности, то в ведущих странах Запада впервые сложились условия для устойчивого гражданского консенсуса.
Формирование новой модели конституционализма происходило постепенно, без радикальной ломки сложившихся государственных систем. Опыт Великобритании, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии показал, что демократизация возможна и при монархическом строе. Основой для привнесения принципов конституционализма в традиционную для Европы политическую систему стало обеспечение эффективного общественного контроля за властными структурами, избираемость ключевых лиц в государственной властной иерархии, гласность в деятельности государственных органов, признание гражданского равноправия и принципа верховенства права над политической волей властных институтов.
По мере введения всеобщего избирательного права большую роль приобретало оформление многопартийной системы, способной придать парламентскому процессу стабильный и демократический характер. При этом первоначально становление многопартийности носило либеральный характер. Свободный порядок формирования партий, не требующий санкции со стороны властей, их открытое участие в избирательном и законотворческом процессе, гласность взаимоотношений партий с электоратом и открытая состязательность в межпартийной борьбе придали партийному строительству предельно неформальный характер. Либеральная модель конституционализма вообще не предполагала закрепление какого-либо особого статуса партий, поскольку их создание рассматривалось лишь как результат реализации основных гражданских и политических прав личности. Не случайно, что в странах с либеральными традициями конституционализма закрепилась двухпартийная система, а сами партии не имели массового членства и четких преемственных программных установок.
Эволюция многопартийной демократии в Европе в первой половине XX в. значительно изменила само представление о партийности. Решающим шагом стал выход на политическую арену рабочих партий, имевших массовое членство и ставящих перед собой стратегические цели в политической борьбе. Переход социал-демократии на реформистскую платформу и активное включение левых партий в парламентский процесс создали принципиально новую ситуацию и для остальных политических сил. Уже после окончания Первой мировой войны практически во всех странах Европы началась консолидация правых и центристских партий, формировались многопартийные коалиции, участники которых солидарно выступали как в ходе избирательных кампаний, так и в законотворческом процессе.
Несмотря на введение всеобщего избирательного права и заметную демократизацию общественной жизни, большинство партий сохранили так называемую электоральную организационную модель. Она предполагала состязательную борьбу за избирателя, а не обеспечение массового партийного членства и наличие большого числа партийных функционеров. Это резко повысило общественную значимость избирательных кампаний. Публичная предвыборная полемика постепенно превращалась в эпицентр политической жизни, тогда как законотворческий процесс все больше приобретал «технический» характер и оказывался полностью зависимым от действий крупнейших партий или правящих парламентских коалиций.
